Если с политэкономической точки зрения оценить главное, против чего выступали и идейно воевали славянофилы и патриоты, народники всех мастей, то этим главным окажется городское промышленное производство. Всё безмерное словопрение о непримиримом противостоянии “русской идеи” и западноевропейской цивилизации, самобытного духа русской общинности и западноевропейского капитализма лишь прикрыло дымовой завесой изощрённой схоластической метафизики суть вопроса, – что земледельческая патриотическая “русская идея” была направлена против городского промышленного развития России. Она узколобо отстаивала народно-феодальное мировосприятие, а под коммуно-патриотическим флагом или флагом языческо-патриотическим, тоже земледельческим по своей сути, продолжает заниматься этим до сих пор.
Именно городское промышленное производство требовало решительной буржуазно-капиталистической рационализации общественных отношений, юридических отношений в вопросах частной собственности. Оно требовало жестокой и бездушной, – с позиций всех народников, – дисциплины поведения от пролетарских масс и от народной интеллигенции (чего та не могла стерпеть), ухода от столь любимого патриотами метафизического словоблудия к выучке рациональной дисциплине мысли, то есть оно требовало Духа развитого западноевропейского капитализма. Вне городского капитализма и вне юридически жёсткой защиты интересов собственности эффективное промышленное производство невозможно, что доказала и доказывает мировая историческая практика. Капитализм же немыслим вне соответствующей этики производственных и интеллектуальных отношений. И именно неприспособленность исторически сложившегося, обработанного ортодоксальным земледельческим православием умозрения русского народа к требуемым в промышленном производстве городским социальным и юридическим отношениям стало основной причиной возникновения со времени Петра Великого противостояния государства в его отношении к русским народным традициям, а позже причиной появления политического большевизма и прихода его к власти.
Ортодоксальное православие, как и всякое монотеистическое мировоззрение вообще, поощряло любовь к человеку как таковому, в известном смысле вырывая его из мира реального бытия и устанавливая между ним и некоей мистической Сущностью прямую душевную связь, выступая при этом в качестве посвящённого медиума между этой Сущностью и человеком. Но тем самым в конечном итоге способствуя укоренению в массовом сознании тех или иных форм солипсизма и индивидуализма, – причём индивидуализма безвольного и бесхарактерного, покорного окружающему естественному миру, как неглавному и временному, являющемуся лишь трамплином перед вечной встречей с божественной метафизической Сущностью. Такое сознание принципиально антагонистично городской рациональной морали как таковой, тем более антагонистично городскому корпоративному и общественному сознанию, его не трогают идеалы личной предприимчивости, ответственности за принятые рациональные обязательства, оно чуждо идеалам городской социальной организации общества, то есть оно оказывается непримиримо враждебным промышленному производству как таковому.
Нельзя понять, почему стали возможными политические цели революционных Преобразований Петра Великого и позже большевизма, направленные против традиционного мировосприятия огромного, подавляющего большинства русского населения, если не видеть причины в средневековом земледельческом умозрении русского народа. Преобразования эти стали возможными вследствие острейших общегосударственных кризисов, выход из которых был только на пути постановки недвусмысленной государственной задачи осуществить проведение Реформации православного умозрения русского народа. Если смотреть в корень вопроса, то так или иначе приходится признать: и Пётр Великий и большевизм боролись за революционное создание в России необходимых условий для городского промышленного развития, как единственного средства предотвращения краха государственности. Поэтому они и получали доступ к рычагам управления государством. И они вынуждались обстоятельствами посредством государственной власти насильственно утверждать в России социально-политические, культурные достижения западноевропейской цивилизации, а при необходимости беспощадно подавлять сопротивление земледельческого народно-православного сознания населения страны. Различия лишь в том, что Пётр Великий смог обозначить и начать стратегию Реформации православного мировоззрения Верхов, и его Преобразованиями удалось добиться реформирования традиций мировосприятия только боярской аристократии и дворянства, отчасти разночинцев, – но к началу ХХ века этого уже было недостаточно для выживания государства. А большевизм идеологически подготовил и провёл революционную городскую Реформацию земледельческого мировоззрения Низов, то есть насильственную рационализацию умозрения собственно огромных масс русского народа, тем самым обеспечивая ускорение индустриализации России за счёт быстрого вовлечения в индустриальное производство огромного притока крестьян из русской деревни.
“Русская идея” до сих пор проигрывала все идеологические и политические сражения западникам именно потому, что она ни единожды в трудах главных своих мыслителей не поднялась до осознания причинно-следственной зависимости выживания Государства в мире постоянного роста могущества промышленных держав от накопления промышленного могущества в России. Славянофилы ни разу не поставили вопроса о зависимости выживания Государства от динамизма промышленного развития России, о средствах преобразования земледельческого, почвеннического умозрения русских в городское.
Не одна только Россия державной волей государственной власти изменяет земледельческое умозрение своего народа ради ускоренного промышленного развития. И Китай, и Индия, - древнейшие цивилизации напряжённо и мучительно реформируют своё мировоззрение, меняют сами себя. Не говоря уже о других странах. Но удаётся это лишь там, где сложились исторические традиции сильного государственного сознания государствообразующего этноса. Только такие этносы, насилуемые Государством ради выживания в качественно новых исторических условиях существования, только они доказали, что, подстраиваясь под европейский капитализм, способны сохранить свою существенную, архетипическую идентичность в объективно складывающемся мире полного господства западноевропейской цивилизации, не поглощаясь ею в качестве колоний или полуколоний.
