6.2. Политика и экономика региональной интеграции
Несмотря на то что исследования политических и экономических процессов регионального уровня начались более 50 лет назад, единого определения региона ни экономисты, ни политики так и не выработали. Сегодня по-прежнему остается актуальной констатация американского политолога Я. Вайнера: «Хотя экономисты утверждают, что находят пользу в концепции “экономического региона”», нельзя сказать, что им удалось подобрать функциональную формулу для определения того, входят ли две или более территории в единый экономический регион» [86] .
Основное различие, которое имеется в литературе по поводу определения региона, – это необходимость наличия географической близости стран-участниц. Некоторые авторы полагают, что в основе регионализма лежат «естественные силы близости, общность политики и источников получения дохода, интенсивная внутрифирменная торговля» [87] . Существенным подспорьем в понимании природы региона являются и другие негеографические его определения. Так, известный американский политолог Б. Коен считает, что использование группой стран единой валюты также формирует особый тип региона [88] , а его коллега Ч. Купчан добавляет, что регион составляют страны, ощущающие некую общность, которая может быть основана на разных факторах – религии, языке, культуре [89] . Признавая ценность данных концепций для некоторых специфических ситуаций, мы все же берем за основу традиционное географическое определение региона, которое подразумевает непропорционально высокую концентрацию экономических связей и/или координацию внешнеэкономической политики группой стран, находящихся в непосредственной близости друг от друга.
Такое определение также включает концентрацию военно-политических связей между соседствующими странами, поскольку данные государства «являются или ощущают себя политически взаимозависимыми» [90] . Экономические связи и политическая взаимозависимость региона формируют единую систему, где взаимосвязи разной природы «демонстрируют высокую степень регулярности и интенсивности, так что изменения, произошедшие в одной части системы, влияют на состояние других частей системы» [91] .
Существенный вопрос, стоящий как перед исследователями, так и перед политиками-практиками, состоит в следующем: является ли регион некой объективной данностью или регионы формируются, в том числе и целенаправленной политикой государств? Во многом ответ на этот вопрос будет зависеть от используемого определения региона. Вместе с тем мы исходим из того, что регионы, и особенно формируемые на их основе региональные организации, в большой степени являются продуктом целенаправленной политики входящих в них государств. Данный вывод касается как экономических, так и военно-политических проектов интеграции. Более того, разделять формы интеграции на экономические и политические можно лишь условно. Очевидно, что заключение военно-политических союзов создает между государствами тесную систему связей и атмосферу доверия, которые способствуют наращиванию торгово-экономических связей и сотрудничества в валютно-финансовой сфере. Торгово-экономические связи, в свою очередь, формируют общность политических интересов стран-участниц, в том числе и в сфере национальной безопасности.
Отталкиваясь от очерченного выше понимания процессов региональной интеграции, можно перейти к обсуждению следующей группы вопросов, имеющих непосредственное отношение к выявлению интересов России и ее партнеров в региональных интеграционных проектах. В центре нашего внимания находятся два вопроса: какие интересы преследуются государствами своим участием в интеграционных проектах? Какие преимущества и обязательства выпадают на долю государств – центров интеграционных проектов?
6.3. С какой целью государства создают интеграционные схемы?
Обычно, говоря о целях экономической интеграции, на первый план ставят экономические выигрыши, которые страны-участницы предполагают получить от данного процесса. Однако это далеко не всегда так. Например, такие региональные организации, как Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) или латиноамериканская АЛБА, объединились в первую очередь на основе политических интересов и лишь во вторую – стали решать экономические задачи. Вместе с тем аргументы экономического выигрыша весьма важны, поэтому рассмотрим их подробнее.
Работы, посвященные экономической эффективности интеграционных схем для участников, появились уже давно, еще в 1950-х годах. Среди классических работ на эту тему можно вспомнить книги и статьи Я. Вайнера, Дж. Миде и Р. Липси, где показано, что создание региональных интеграционных схем создает между их участниками более интенсивные торговые потоки, чем с внешними странами, и поэтому способствует более быстрому росту их благосостояния [92] . Данные выводы исходят из классических теорем политэкономии о выгодности торговли – модели Рикардо и неоклассической модели. В 1970-х годах доказано, что можно формировать такие региональные интеграционные схемы, которые, с одной стороны, отвечают экономическим интересам всех их участников, а с другой – не подрывают благосостояние стран, оставшихся вне схемы [93] . Подчеркивалось также, что создание региональной экономической организации расширяет объем внутреннего рынка стран-участниц и дает объединению бо́льшую рыночную силу ( market power ), чем странам-участницам по отдельности. Это, в свою очередь, позволяет участникам сформировать оптимальный тариф по отношению к третьим странам. Кроме того, существуют работы, доказывающие экономическую эффективность создания таких форм региональной интеграции, как валютные зоны [94] .
Общим для всех концепций экономической эффективности создания региональных экономических объединений является идея о том, что подобного рода региональные договоренности снижают «потери на трение» во взаимной торговле и взаиморасчетах стран-участниц, а также ведут к повышению их благосостояния. Однако следует отметить, что при этом остаются открытыми несколько вопросов, весьма важных для принимающих решения политиков, а именно: об относительной полезности таких объединений для разных участников (кто выиграет относительно больше, а кто – относительно меньше) и как в результате внутри объединения изменится баланс богатства и влияния между его участниками. Важна и другая проблема: какие группы интересов в том или ином государстве от таких схем выигрывают, а какие – проигрывают. И, наконец, не последним является и вопрос об относительном перераспределении выгоды от государства (таможенные сборы) к бизнесу. В практической политике такие последствия создания региональных схем интеграции могут иметь большее значение, чем соображения об общей выгоде подобных проектов.
