Новые глобальные корпорации были именно глобальными. Они не соблюдали национальной принадлежности и создавали новое лицо корпорации как глобальный бренд – вне зависимости от национальности. Решения по поводу расположения заводов, центров‑дистрибьюторов и выпуска акций в национальной валюте основывались на обсуждении стоимости, логистической информации и дохода вне зависимости от страны происхождения.
Глобализация развивалась не с помощью некой новой политики, но с помощью избавления от старых политических курсов. С конца Второй мировой войны до конца холодной войны мир был разделен не только железным занавесом, разграничивающим коммунистов и капиталистов, но также и ограничениями, поставленными самими капиталистами. Эти ограничения включали контроль капитала, что затрудняло свободные инвестиции вне границ государств, и налоги на трансграничные платежи. Биржи ограничивали членство для местных фирм, а большая часть банков была закрыта для иностранных инвесторов. Судьи и политики склоняли счет в пользу местных, а ужесточение прав на интеллектуальную собственность было в лучшем случае неравномерным. Мир был дискриминирован, фрагментирован и дорог для компаний с международными амбициями.
К концу 1990‑х годов эти границы в основном исчезли. Налоги были снижены или устранены международными договорами. Контроль за капиталом был ослаблен, стало проще перемещать фонды на другие рынки. Подвижность рабочей силы улучшилась, а изменение гражданских прав стало более предсказуемым. С фондовых бирж было снято государственное регулирование, и они распространились за границы, чтобы впоследствии создать глобальную систему. Распространение Евросоюза и в политическом, и в экономическом плане создало богатейший мировой рынок, а создание евро уничтожило бесчисленные обмены валют. Россия и Китай стали развиваться как предкапиталистические общества, заимствуя новые глобальные нормы с Запада. Экономические и политические ограничения стали исчезать, в то время как благодаря технологиям упрощался процесс коммуникации и повышалась производительность. С финансовой точки зрения теперь в мире не существовало границ, и он двигался к тому, что легендарный банкир Уолтер Ристон пророчески назвал «сумерки суверенитета».
Самым большим возможным риском в новом мире без границ было новое состояние финансов. Глобализация увеличила масштабы и взаимосвязь финансов так, как раньше невозможно было представить. Тогда как выпуск долговых обязательств был ограничен самим заемщиком, производные ценные бумаги такого ограничения не имели. Они могли создаваться в бесконечных количествах, ссылаясь на лежащую в основе безопасность, на которой они и базировались. Возможность продавать в Неваде ипотечные кредиты от немецких региональных банков после того, как эти кредиты нарежут ломтиками, упакуют и снабдят бесполезными рейтингами ААА+, была чудом эпохи.
В глобализируемом мире то, что было старым, снова стало новым. Первой эпохой глобализации был период с 1880 до 1914 года – одновременно с золотым стандартом, тогда как период с 1989 до 2007 года стал фактически второй эрой глобализации. Во время первого периода чудесами были не Интернет или реактивные двигатели, но радио, телефон и пароход. Британская империя действовала на международном рынке и в зоне единой валюты – такой же необъятной, как Европейский союз. В 1900 году Китай был открыт торговле и инвестициям, пусть и на вынужденных условиях, Россия уже отбрасывала свой феодальный строй и начинала развивать промышленность и земледелие, а объединенная Германия становилась индустриальным гигантом.
Влияние подобных изменений на финансовую структуру было почти одинаково что в начале XX века, что в начале века XXI. Ценные бумаги могли быть выпущены в Аргентине, подписаны в Лондоне и куплены в Нью-Йорке. Нефть могла быть очищена в Калифорнии и отправлена в Японию за деньги шанхайского банка. Недавно изобретенный биржевой телеграфный аппарат почти в режиме реального времени сообщал информацию с фондовой биржи Нью-Йорка в брокерские конторы в Канзасе и Денвере. Финансовая паника со всемирной отдачей возникала несколько раз, например, паника 1890 года, включавшая дефолты Южной Америки и спасение главного лондонского банка Baring Brothers. Эта первая эпоха глобализации характеризовалась процветанием, нововведениями, расширяющимся рынком и финансовой интеграцией.
В августе 1914 года все пошло под откос. Лондонский банкир, рассматривающий пейзаж из окна своего клуба этой весной и обдумывающий ход прогресса, даже не мог представить себе масштаб трагедии, которая длилась на протяжении последующих 75 лет. Две мировые войны, пара валютных войн, падение империй, Великая депрессия, холокост и холодная война – вот что произошло до начала нового периода глобализации.
В 2011 году финансовая глобализация вездесуща; где она остановится, нам только предстоит увидеть. История показывает, что глобализация и цивилизация, ее порождающая, суть не более чем тонкая оболочка, сдерживающая хаос.
Государственный капитал
Глобализация была не единственным геополитическим феноменом, развивавшимся в конце двадцатого века, – государственный капитализм, вот что шло рука об руку с глобализацией. Государственный капитализм – это модное словосочетание для системы меркантилизма, доминирующей экономической модели XVII–XIX веков. Меркантилизм – это антипод глобализации. Его адепты полагаются на закрытые рынки и закрытые счета движения капитала для того, чтобы достичь своей цели – накопления богатства за счет других.
Классический меркантилизм покоится на наборе принципов, которые кажутся странными современному человеку. Основные формы богатства материальны и находятся в земле, товарах и золоте. Приобретение богатства – это игра с нулевым исходом, в которой богатство, приобретенное одной нацией, достигнуто за счет остальных. Международное экономическое руководство сводится к поощрению внутренних индустрий и облаганию пошлиной иностранных товаров. Торговля ведется лишь с дружественными партнерами – для исключения соперников. Денежные ассигнования и фаворитизм становятся законными инструментами для достижения экономических целей. В краткой форме, меркантилизм ассоциирует торговлю с войной. Успех в меркантилизме рассчитывался согласно накопленному золоту.
Хотя меркантилизм исходит из Столетней войны XIV и XV веков, он достиг новых высот во времена Ост-Индских компаний – Британской, учрежденной в 1600 году, и Нидерландской, учрежденной в 1602 году. Хотя эти компании действовали как частные акционерные общества, они, тем не менее, имели достаточно власти, чтобы собирать армии, чеканить монеты и действовать как правительство в сделках с Азией, Африкой и обеими Америками[42]. При исследовании этих компаний все внимание в основном обращалось на их черты частного предпринимательства, такие, как акционерная собственность, дивиденды и правление директоров. Однако при наличии подобной власти эти компании все-таки были приложением к власти официальной. Эти компании вполне выдерживают сравнение с региональными федеральными резервными банками в США, которые, как и они, управляются частными лицами, но действуют как финансовая ветвь правительства.
