Перед Новым годом меры ВЧК дали примерно следующие результаты. Омский НПЗ заплатил к 25 декабря причитавшиеся с него налоги, включая декабрьские, в сумме 640 млрд «старых» рублей, из которых 420 млрд были погашены путем зачетов. Проценты и штрафы в размере 420 млрд рублей он платить не стал. Достоверной информации о платежах Ангарской НХК не было. ВЧК больше никаких заседаний не проводила (и вроде бы даже не планировала) и действий против других крупных должников не предпринимала. В то же время Починок с удовлетворением отмечал возросшие в декабре поступления от РАО «ЕЭС», «Газпрома», ЛУКОЙЛа и ряда других крупных плательщиков. Премьер-министр также ссылался на этот факт как на доказательство того, что налоговая дисциплина заметно укрепилась.
На последующих встречах эта ситуация неоднократно обсуждалась, но так и осталось неясным, что же на самом деле произошло. С российской стороны ощущалась явная неловкость при этих обсуждениях. Я тогда пришел к выводу, что на начальном этапе Чубайс, Минфин и ГНС поверили в свою силу и сочли возможным начать решительные действия против крупных должников. Затем, даже после принятия нового решения ВЧК от 17 декабря, они еще надеялись, что сумеют все-таки наказать самых злостных неплательщиков, как и предусматривалось в договоренностях об исполнении программы. Но потом в дело вмешался премьер-министр, очень весомо дали о себе знать политические реалии, и все в конце концов было спущено на тормозах.
Починок признавал, что сигнал налогоплательщикам подали слабый, ведь получилось так, что в конечном итоге должники могут отделаться только суммой налога, а те из них, кто покрупнее и обладает политическим весом, и вовсе могут не платить, пока на них не надавят совсем уж сильно. Так что в результате остался вопрос, ради чего была затеяна вся эта история с ВЧК и как вообще добиваться налоговой дисциплины, если существующую юридическую систему ради политических интересов можно вполне эффективно использовать для сведения на нет любых усилий.
Было решено отложить на несколько дней заседание Совета директоров МВФ и перенести его на 8 января, чтобы разобраться как следует, как обстоит дело с исполнением предварительных мер, включая решения ВЧК. Заручившись обещанием российских властей настойчиво продолжать изыскивать все возможные юридические средства для решения проблемы, руководство фонда согласилось, что в остальном против должников было предпринято все, что только позволял закон.
Сегодня очевидно, что 1997 год не стал успешным ни для России, ни для МВФ. В налогово-бюджетном плане ситуация была откровенно удручающей. Федеральное правительство получило доход в размере менее 12% ВВП, то есть примерно на 30% меньше, чем планировалось, да к тому же до 20% от общей суммы доходов составили неденежные поступления.
Из-за нехватки поступлений федеральное правительство вынуждено было сокращать расходы, но дефицит все равно оставался высоким и на конец года превысил 7% ВВП. При том, что процентные ставки росли, непроцентные расходы сократились с примерно 21% ВВП в 1994 году до 14% в 1997-м (а если считать только наличные платежи, то и вовсе до 11,5%). В первую очередь были затронуты субсидии, трансфертные платежи регионам и капитальные затраты; выплаты зарплат бюджетникам и социальных пособий пострадали в меньшей степени. Корректировки (частичные) расходов осуществлялись в основном наспех и несистематично, помощи от недееспособных госучреждений, ответственных за подготовку, исполнение и оценку бюджета, было очень мало. Попытки строго следовать исполнению расходной части в отсутствие доходов влекли за собой необходимость секвестра, использование неденежных средств для исполнения обязательств бюджета и рост задолженностей.
Политическая ситуация в течение всего года постепенно дестабилизировалась, а влияние команды «младореформаторов» на выработку экономической политики постоянно уменьшалось. Одним из последних серьезных достижений в фискальной области в 1997 году стало принятие в июле в первом чтении Бюджетного кодекса и общей части Налогового кодекса [150] . В остальном во второй половине года в правительстве все больше разгорались внутренние противоречия, и оно все меньше уделяло внимания собственно реформам. В силу всего перечисленного, во второй половине года никаких существенных улучшений в бюджетной сфере достигнуто не было: в 1997 году налоговые поступления в бюджет составили 9,1% ВВП.
К концу года удалось ликвидировать задолженность по зарплате бюджетникам, но зато значительно возросли долги перед поставщиками государства. Ухудшилось также финансовое положение региональных и местных органов власти, внебюджетных фондов и других входящих в госаппарат образований. У субъектов Федерации накопились долги по зарплатам и расчетам с поставщиками.
Очевидно, что между недобором поступлений и трудностями с контролем за расходами существовала прямая связь. Даже когда Петров и Вавилов ушли из Минфина, подобрать ключик к оставленному ими в наследство «черному ящику» никак не получалось. Из-за отсутствия контроля за платежами и неспособности правительства платить по своим счетам в сочетании с повсеместным использованием взаимозачетов и других неденежных механизмов погашения долгов перед бюджетом стимула платить налоги деньгами у налогоплательщиков практически не было. А неденежные налоговые зачеты затрудняли исполнение обязательств по зарплатам и социальным пособиям, которые требуют в обязательном порядке наличных платежей.
В других областях показатели за год оказались тоже невысокими. Хотя в 1997 году и был впервые в постсоветский период зафиксирован экономический рост, составил он всего 0,9% ВВП против 3%, которые еще в апреле предсказывал МВФ. К концу лета надежды на реальное улучшение не оправдались, доверие инвесторов оказалось слишком слабым, и его было явно недостаточно для поддержания положительного роста.
Глава 9 Как избежать кризиса
Даже в начале 1998 года сохранялась возможность предпринять действия, которые позволили бы избежать грядущего кризиса. Но политическая борьба внутри страны в очередной раз обострилась и опять спутала все карты.
Я уверен, что случившийся 17 августа финансовый крах не был неизбежной развязкой фатального стечения обстоятельств, как в какой-нибудь греческой трагедии или драме Стриндберга. Его можно было избежать, и, кстати, до самой последней минуты многие непосредственные участники событий не понимали, к чему все шло. А когда наконец поняли, то в большинстве своем решили, что дальше случится полная катастрофа. Но и тут ошиблись: худшего удалось избежать.
