Когда им принесли бокалы, старший Хилтон пригласил Эрика подняться к ним. Эрик Хилтон, которому было уже тридцать три года, успешно руководил отелем «Шэмрок-Хилтон» в Хьюстоне, чей доход увеличился на 10 процентов, отчасти, как объяснял Эрик заинтересованным гостям, благодаря открытию год назад аэропорта Хьюстон. Они с Пэт по-прежнему жили в Техасе; Конрад вызвал их ради торжества.
Когда перед гостями предстали все четверо Хилтонов – и, конечно, Мэрилин, – Конрад поднял свой бокал в сторону Ники и Баррона.
– За Уильяма Баррона Хилтона и Конрада Николсона Хилтона-младшего! – провозгласил он. – Хочу, чтобы вы знали, что все вы вызываете у нас гордость. Желаем вам огромного успеха на новом поприще!
И все торжественно выпили за Баррона и Ники.
Ники было явно неловко рядом с Мэрилин в великолепном туалете. Очевидно, он и не подумал появиться на сцене вместе с Триш. Теперь же он почувствовал себя в тени не только из-за блестящей речи младшего брата, но и его идеи пригласить Мэрилин участвовать в торжественном моменте его успеха и почета. Быстро сообразив, как поправить дело, Ники подошел к микрофону.
– Говорят, что за каждым мужчиной стоит сильная женщина, – нерешительно начал он. – И мне повезло иметь за своей спиной самую сильную женщину в мире, и, думаю, она тоже может к нам присоединиться в этот момент. Триш, иди к нам, – уже уверенно закончил он.
Стройная изящная фигурка Триш грациозно двинулась к сцене. На ней был простой, но изящный наряд – белая юбка и шитая блестками черная блузка, он составлял резкий контраст с шикарным туалетом Мэрилин. Поднявшись на сцену, она поцеловала Ники, затем обняла Баррона, Эрика и Конрада. Когда очередь дошла до Мэрилин, та весело потянулась к ней и слегка коснулась ее щек губами, как это принято у светских дам, после чего взяла ее за руку. Теперь, восстановив равновесие на арене действий, Ники снова обрел уверенность в себе. Он подошел к жене и поцеловал ее в губы. Гости разразились бурными аплодисментами.
Ники решил не сдаваться в соперничестве с младшим братом. В данном случае он определенно выиграл борьбу – благодаря благородному изяществу своей прелестной жены.
– Ну, довольно этой старомодной музыки, – сказал Ники, снимая черный галстук и расстегивая верхнюю пуговку рубашки. – Ребята, – обратился он к музыкантам, – вы знаете твист?
Еще бы! Это был самый новый и модный танец. Как только они заиграли, Ники потянул Триш на танцпол, чтобы показать остальным, как его танцевать. Вскоре его примеру последовали остальные. Отбросив накидки, сумочки и пиджаки, а вместе с ними всю формальность обстановки, свойственную традициям особняка Хилтона, все увлеченно исполняли темпераментный танец, а в центре под веселый смех гостей танцевали Конрад с Жа-Жа. Это был незабываемый вечер.
Глава 6
Огорчения Франчески
Дочь Конрада Франческа Хилтон вместе со своей матерью Жа-Жа Габор тоже присутствовала на торжестве по поводу повышения по службе Баррона и Ники. Гости вспоминают, что она была замкнутой и даже немного мрачной. У девятнадцатилетней Франчески по-прежнему были проблемы с матерью.
Жа-Жа по-своему любила дочь, и та отвечала ей взаимностью. Но по мере взросления Франчески между ними возникали ссоры из-за эгоизма Жа-Жа, из-за ее нежелания уделять дочери больше внимания. Жа-Жа была полностью поглощена своей карьерой в шоу-бизнесе и тщательно оберегала свой публичный образ. В частности, она буквально выходила из себя, когда ее по ошибке принимали за сестру Эву, которая стала одной из звезд модного телешоу «Зеленые просторы». Все сразу перестали считать Жа-Жа «оригинальной». Зрители находили, что сестры вполне взаимозаменяемы: у них одинаковый венгерский акцент, одинаковые шутки, одинаково эффектные фигуры и одинаково уложенные волосы, крашенные в платиновый цвет. По мнению Жа-Жа, сестра переняла у нее этот цвет. Даже их мать Джоли, которая всегда отдавала предпочтение Жа-Жа и не скрывала этого, писала в своих мемуарах: «Они одинаково выглядели, говорили и вели себя. Их часто путали друг с другом, и обеим это страшно не нравилось. Порой даже я не могла их различить».
Жа-Жа стоило больших усилий, чтобы продолжать участвовать в 1960-х и в 1970-х в различных ток-шоу, например в шоу Мэри Гриффин и Майка Дугласа, и каждый раз вести себя более ярко и дерзко. Ведь именно телевидение позволило ей стать популярной после того, как начатая ею в 1950-х яркая карьера в кино не получила продолжения. Правда, она продолжала сниматься, но главных ролей ей уже не предлагали. Она все чаще появлялась в качестве приглашенной звезды на комических программах вроде «Бонанзы» или «Остров Гиллигана» и даже в комической криминальной программе «Бэтмен!».
Проблемы были и дома. Например, Жа-Жа имела привычку внушать Франческе, что она неадекватна, требуя от дочери, чтобы та приобрела «загадочный образ Габор». С этой целью она заставляла Франческу делать более модные и эффектные прически, носить вызывающие туалеты и, главное, строго следить за своим весом. Но Франческу не соблазнял образ «раскрашенной куколки». Она была обыкновенной девушкой и пыталась найти свою дорогу в жизни как самостоятельно мыслящий человек. При этом она прекрасно знала свою мать и любила ее, несмотря на все ее недостатки.
Весна 1966-го была для Франчески трудным периодом. Она отдыхала на курорте Хэмптонс со своей теткой Эвой, с которой очень дружила. Между тем у Жа-Жа было много работы, она снималась в фильмах Picture Mommy Dead и Drop Dead Darling, вышедшем под названием «Ариведерчи, беби». К тому же она недавно разошлась со своим четвертым мужем Гербертом Хантером, президентом правления «Струтерс Уэлл корпорейшн» из Нью-Йорка, и сразу вышла замуж в пятый раз за уже упоминавшегося техасского нефтебарона Джошуа Косдена-младшего. Хотя мать и дочь находились далеко от друга, они не переставали ссориться по телефону. Конрад не очень сочувствовал дочери. Его письмо Франческе от 30 апреля 1966-го поражает резким тоном. Он благодарил Франческу за ее последнее письмо и обещал как можно быстрее приехать к ней. Но затем он сразу спрашивал, сколько она сбросила фунтов и каков теперь ее вес. Он закончил письмо фразой «Моя любовь к Жа-Жа и еще больше к тебе», но, прежде чем, как обычно, подписаться «Твой любящий папа», напомнил Франческе, чтобы она обязательно сообщила ему о своем весе.
Легко можно понять, как это письмо уязвило Франческу, которая, как все девушки ее возраста, стеснялась своего веса. Жа-Жа была настолько ею недовольна, что сократила ей деньги на карманные расходы. Франческе не хотелось в конце лета возвращаться в дом матери в Лос-Анджелесе. Узнав об этом, Жа-Жа пригрозила позвонить Конраду. Тогда 5 мая 1966-го Франческа сама позвонила отцу. В это время он находился по делам в Нью-Йорке в своих апартаментах в «Уолдорф-Астории». Туда и позвонила ему Франческа.
Глава 7
Оливия обращается к Жа-Жа
Конрад внимательно выслушал рассказ дочери о своих проблемах, но, видимо, ничем не мог ей помочь. История их отношений показывает, что, как только он чувствовал, что Франческа собирается попросить его вмешаться, он сразу дистанцировался от нее и ее проблем. Почувствовав, что сейчас последует серьезная просьба, он сразу сказал: «Передаю трубку Оливии [Уэйкмен, его помощнице], может, она сумеет тебе помочь».
Франческа объяснила Оливии, что мать сократила ей деньги на расходы, и призналась, что не знает, вернется ли она летом в Лос-Анджелес. Они обсудили несколько идей, но ни к какому результату не пришли. Затем Оливия предложила, что она поговорит с Жа-Жа, с которой поддерживала хорошие отношения, но Франческа не ожидала от этого никакой пользы. После разговора и Франческа, и Оливия ужасно расстроились. Оливия решила, что ей нужно обязательно поговорить с Жа-Жа.
В конце 1940-х именно Жа-Жа убедила Конрада нанять Оливию. В вечер своей свадьбы Жа-Жа потребовала у Конрада, чтобы он уволил свою секретаршу-блондинку и взял вместо нее Оливию. Истая католичка, Оливия одиннадцать лет работала администратором в лос-анджелесском клубе «Джонатан». Отец Лоренцо Малоне из колледжа Лойолы порекомендовал ее Конраду. («Вам важнее, чем клубу, иметь хорошего секретаря», – сказал священник Конраду.) Маленькая современная женщина с каштановыми волосами, затянутыми в узел, она не представляла Жа-Жа угрозы в ее браке с Конрадом, так что женщины всегда ладили друг с другом. Поэтому Оливия надеялась, что ее длительные и добрые отношения с Жа-Жа не пострадают от ее вмешательства в личную жизнь бывшей жены ее патрона. Она сразу села за машинку и на бланке отеля «Уолдорф-Астория» напечатала письмо Жа-Жа.
В этом письме от 5 мая Оливия писала, что не видит другого выхода, как написать ей, Жа-Жа, хотя та может подумать, что «я вмешиваюсь в вашу жизнь, но, думаю, вы знаете, что я люблю вас настолько, чтобы действовать только ради вашей пользы». Затем она рассказала о звонке Франчески Конраду, который, немного поговорив с дочерью, предложил ей поговорить с Оливией. О том, что, по словам Франчески, Жа-Жа «больше не хочет о ней заботиться», что Жа-Жа уже несколько раз сокращала ей содержание. Что Франческа собирается летом ехать в Лондон, но, поскольку ей негде там остановиться, она думает устроиться на работу в отеле «Лондон-Хилтон» и снимать там номер. Оливия объяснила Франческе, что из этого ничего не выйдет, так как сотрудникам компании не разрешается жить в принадлежащих ей отелях. Тогда Франческа сказала, что, если она не может поехать в Лондон, а Жа-Жа не хочет, чтобы она приехала к ней в Лос-Анджелес, может, ей можно будет провести лето в имении отца Каза Энкантадо. Оливия с сожалением объяснила девушке, что «Конраду это не по вкусу, что с тех пор, как сыновья его стали взрослыми, он не позволяет им жить с ним и даже сестрам запрещает приезжать к нему без предупреждения, так как с возрастом все больше предпочитает жить в одиночестве».
