Вера в вечный прогресс заметно пошатнулась в 2008 году. Уже тогда участь многих стратегов оказалась печальной. В 2010 году затеплилась надежда на то, что обвал экономики – лишь временное мировое помрачение и что добрая, разумная, вечная предсказуемость скоро вернется на нашу землю; в прогнозах замаячил рост до 2018 года (к 2018-му, отдавая дань свежей моде, футурологи предрекали новый кризис). Однако 2014 год обрушил и веру в прекрасное будущее, и стратегические планы. Стало понятно, что кризис и неопределенность не закончатся ни через год, ни через десять лет. В январе 2015 года Аркадий Дворкович сказал: «Есть ощущение вероятности повышения цен, но до какого уровня и насколько быстро, это пока не ясно». Вот на таких «ощущениях» нам и предстоит теперь строить стратегию и развивать бизнес. Если же к макроэкономической и политической неопределенности добавить геологическую неопределенность для нефтяников, технологическую неопределенность для хайтека, климатическую неопределенность для пищевиков и т. д., то только сумасшедший стратег останется в убеждении, что будущее может быть спрогнозировано. На моих глазах многие бизнесмены-стратеги погрузились в депрессию. Видение, над воплощением которого они усердно трудились, вновь – теперь уже окончательно – оказалось несбыточным. Жизнь утратила смысл, ибо выживать – глупейшее занятие, недостойное настоящего стратега. Осталось уехать в Швейцарию и предаться унынию.
Пока мы формулировали свою «вертикаль неопределенности», на Западе стали говорить о том, что мы живем в VUCA-мире – мире, где тон задают изменчивость (Volatility), неопределенность (Uncertainty), сложность (Complexity) и неоднозначность (Ambiguity). Идея здесь, как легко увидеть, та же: мы должны навсегда расстаться с иллюзией предсказуемости будущего.
Можно ли быть эффективным в таком мире, и если можно, то как? Сегодня мой ответ еще более однозначен, чем во времена, когда я писал книгу: успеха будут добиваться эффективные управленцы, способные в любой момент отбросить все наработанное и создать стратегию с чистого листа, в полной мере используя открывшиеся возможности. Для оппортунистов такой подход привычен: сколько раз они начинали бизнес с нуля, закрывали одни эксперименты, начинали другие, теряли здесь – зато находили там!.. Поэтому наступившие времена станут эпохой оппортунистов. Фанатики стратегической идеи останутся – но успешными среди них будут единицы.
При этом важно ясно понимать, что оппортунизм – это не синоним хаотичности и легкомысленности. Оппортунист – не тот, кто гонится за всеми зайцами сразу с закономерным итогом, а тот, кто сначала догнал одного зайца, потом второго – и каждого поймал (а вот за гепардом гоняться не стал). Другими словами, хороший оппортунизм предполагает доведение большей части экспериментов до результата. Он вовсе не отрицает наличие видения и перспективы: оппортунист может определить для себя «поляну», на которой хочет работать, однако его видение не будет содержать в себе ни цифровых целей, ни сколь-либо жесткого маршрута их достижения.
Оппортунизм нисколько не ухудшит наш мир. Некоторое время назад я осознал один феномен, который, как мне кажется, все время ускользает от внимания стратегов и футурологов: совокупность всех стратегий современных компаний за счет их высочайшей амбициозности является принципиально нереализуемой – человечеству просто не нужно столько нефти, металла, машин, телефонов, услуг, сколько запланировали произвести все компании вместе. Если все же упорно пытаться реализовать все стратегии одновременно, то – с учетом длины инвестиционных циклов – это ведет к тотальному перепроизводству (что мы время от времени и наблюдаем). Однако именно этому учат управленцев бизнес-школы и консультанты: запланируйте масштабные финансовые бизнес-цели, декомпозируйте их, поймите, какие услуги вам нужны для достижения этих финансовых целей, и упорно идите вперед. Но это же чистое безумие: вам, господа бизнесмены, не нужно столько денег, а миру не нужно столько продукции!
Оппортунист тоже может поставить перед собой амбициозные цели, но они будут носить принципиально иной характер, относиться не к масштабам деятельности, а к ее качеству: «я делаю свое дело все лучше, а уж к каким финансовым результатам это приведет – как будет, так будет…» Это принципиально иная парадигма: определите свою «поляну», наметьте качественные цели в области совершенствования своих продуктов и услуг, а дальше наблюдайте за рынком, гибко реагируйте на открывающиеся возможности, экспериментируйте. И вам, бизнесменам, будет лучше: вы добьетесь успеха, – и мир станет счастливее и устойчивее.
Эпилог
От бизнеса к человеку: Служение и Путешествие
Через призму стратегичности и оппортунизма можно взглянуть не только на ведение бизнеса, но и на стиль жизни отдельного человека. Представленное ниже психологическое эссе завершает тему подходов к бизнесу и открывает новую тему: личный жизненный сценарий человека. Здесь вы снова встретитесь со стратегами и оппортунистами, но под другими именами: теперь это – люди Служения и люди Путешествия.
Доводилось ли вам замечать, что одни люди находятся в вечном поиске, в то время как другие определяются раз и навсегда? Одни без конца ищут свое предназначение, свою компанию, свою вторую половину, свою религию, свою страну – и почти никогда не находят надолго, а другие с какого-то момента точно знают, кто они, где и с кем. За этим различием стоят две макромодели жизни, первая называется «Путешествие», вторая – «Служение».
Человек, склонный к Служению, глубоко привязывается к объекту своего выбора, верит в идеи и цели, жертвует всем ради воплощения этих идей, причем ход времени и масштаб жертвы лишь укрепляют его привязанности. Этот человек действительно служит – служит компании, женщине, семье, религии, стране.
Человек Путешествия, напротив, ни к чему не привязывается, он любознателен, ценит впечатления (особенно новые), а каждый день, проведенный с кем-то и где-то, повышает его неудовлетворенность и желание двинуться вперед. Такие люди меняют страны и нигде не чувствуют себя дома (впрочем, у них нет никакой потребности в доме), меняют семьи, осваивают новые профессии, опробуют все религии и практики мира.
В прошлые века человек Служения выбирал себе объекты служения еще в детстве: уже со школьных лет он точно знал страну, профессию, а нередко и свою суженую, которым будет служить до самой смерти. Современная жизнь сложнее, а потому основное служение довольно часто оказывается посвящено второму, а не первому объекту выбора. В школе хотел быть ученым, уже начал было вкладываться в освоение профессии, но жизнь изменилась, пришлось стать бизнесменом – и вот именно этому бизнесу посвящается вся взрослая жизнь. Ключевой признак, позволяющий распознать модель Служения, – реакция человека на такие изменения: человек Служения воспринимает их очень тяжело, как трагедию. Необходимость сойти с Пути науки и перейти в бизнес становится для него тяжелой личной драмой. Так же драматично человек Служения переживает разрыв с семьей – и вторая семья у него, как правило, остается на всю жизнь. Если он вынужден покинуть свою страну, это оборачивается для него глубоким кризисом – но ко второй стране он, скорее всего, со временем привяжется всерьез и будет считать ее своей настоящей родиной. Человек, живущий в модели Путешествия, напротив, проходит через изменения легко («люблю тебя я до поворота, а дальше – как получится»). Для него тяжелы периоды стабильности – они портят настроение и подталкивают к депрессии.
