вдвоем. Я ни разу не позволила себе смягчиться, проявить сочувствие, даже посмотреть неосторожно – понимала, что с такой страстью играть нельзя. Единственный раз мне захотелось воспользоваться им, чтобы освежить наши чувства, вызвать ревность, но я этого не сделала. Сработал инстинкт самосохранения.
А за попытки попасть скорее к тебе – прости.
* * *
Когда Кристина и Степан вернулись домой, у них ушло несколько месяцев на поиск нового жилья.
Вынужденная близость соседей только усилила недопонимание. Он не мог простить и понять, чем заслужил предательство.
Ее бесила однобокость Степана, нежелание поставить себя на ее место. Он знал, что подбирал, когда женился. Открытую рану, неспокойную душу, остро больную, отверженную. Пусть пеняет на себя! Ей теперь все равно. Она все чаще думала о Саше, о том, что надо было раствориться в нем, отдать себя, сбежать.
Степана жена выводила из себя. Он видел, что, несмотря на все его старания, она даже не пытается делать вид, что забыла Сашу. Если бы она только попросила прощения, раскаялась, постаралась быть с ним как можно более ласковой… Сложно простить того, кто не пытается извиниться.
Как-то ночью она назвала Степана во сне Сашей, и эти слова стали мышкой, которая помогла вытянуть репку гнева. Внутри него жил дикий зверь – Кристина обладала удивительной способностью будить его в мужчинах, – и он неистовствовал. Муж кричал на нее первый раз в жизни, обзывался, был жесток. И она его услышала.
Кристина испугалась. Не мужа, а своей жизни. Его крик, как укол с сильнодействующим лекарством, возбудил ее, она побежала рвать надежно припрятанные Сашины фотографии, зашуршала бумажками, завертелась, но очень скоро инъекция выветрилась, и Кристина опять стала апатична. Она хотела только рисовать и мечтать о Саше.
Степан часто видел, как жена много раз прочерчивала одну и ту же линию или часами закрашивала простые фигуры. В эти моменты на ее лице дергалась неясная улыбка: она вспоминала, как Саша сорвался на прощальном пикнике и до чего чертовски приятно это было.
Кристина наблюдала за соседями, но ни разу с той самой вечеринки не разговаривала с ними. Она ждала и боялась встречи. Ей не терпелось увидеть, что Саша до сих пор мечтает о ней, и было страшно убедиться в обратном. Она желала, чтобы Лиза не простила его, но понимала, насколько бесплодны ее надежды. Все глубже ныряла в океан фантазий и теряла связь с реальностью.
Иногда Кристина позволяла себе заезжать в гостиницу на шоссе, брать отвратительный кофе и воображать, будто Саша сейчас приедет, они поднимутся в их номер и счастье опять станет чем-то доступным.
Однажды она намеренно пробралась к ним. Увидела, что Петя играет во дворе, а родители уехали. Словно гвоздь к магниту, ее потянуло к мальчику. Они мило болтали, и Кристина преодолевала невероятное сопротивление, чтобы не спросить: дружны ли твои родители? Часто ли смеются шуткам друг друга? Обнимает ли папа маму? А мама? Не обижается на папу по пустякам?
Но они говорили о школе, девчонках и машинах. Тогда Кристина попросила стакан воды. На кухне она восторгалась обстановкой, и мальчишка вызвался показать свою комнату. Кристина чувствовала, что нравится ему, и подсознательно пользовалась этим. Ей лишь хотелось подольше побыть там, где живет Саша, где он ест, спит, где отдыхает. Она искала подсказки, улики, но ей удалось лишь краешком взгляда зацепить смятую супружескую постель.
Уже дома она вспоминала о рисунках на стене в комнате мальчика. Особенно ей запомнился плачущий кит, и гигантские волны грусти захлестывали ее, и не было никакой возможности отделаться от чувства ненужности.
* * *
Несмотря на хандру, Кристина выпустила книгу. Только работа спасала ее от безумия. Презентацию было решено провести в боулинге. Все шло прекрасно. Пришли журналисты и первые поклонники, ей задавали интересные вопросы, и все восхищались ее талантом. Кристина немного расцвела, отвлеклась от мрачных и бесполезных мыслей.
А потом случился «сломанный ноготь». Безделица, немного огорчающая счастливых и способная сломить лишь притворяющихся таковыми. Муж отдалился, дети не слушаются, мама болеет, денег нет, но мы стараемся улыбаться каждое утро. Но стоит сломаться ногтю, как мы начинаем оплакивать свою судьбу, оказавшуюся разрушенной в образе самой непрочной части тела.
Кристину «сломанный ноготь» настиг по пути в уборную. Она невольно услышала разговор незнакомых мужчин.
– Как там Миша?
– А ты не слышал? Он завел роман с соседкой, сексапильной блондинкой. Все шло хорошо до поры до времени. После расставания она караулила его у дверей, донимала всячески. Ему даже пришлось переехать!
– Вечно Миша попадает в истории.
– Говорю тебе, не заводи роман с соседкой!
Что-то щелкнуло внутри. Ее щеки стали красными, как помада Мэрилин Монро, возникло чувство, будто только что ее жестоко и прилюдно унизили. Кристина выбежала на улицу. Наступила золотая осень, и она зарылась в цветную кучу листьев, ревя и размазывая грязь по гладким щекам. Степан хватился жены через десять минут, и вскоре все гости стали разыскивать ее и, найдя, пришли в ужас.
* * *
– Это было угнетающее зрелище. Мне стало безумно жаль яркую и талантливую женщину, буквально похоронившую себя под сухими листьями напрасных надежд. – Мария Петровна потушила пятую сигарету. – После истерики Кристина оказалась в психушке, деликатно именуемой частной и, конечно же, элитной клиникой. У Степана были связи, и ему удалось устроить ее к толковому врачу.
Кристина не хотела жить, не видела смысла. Ей поставили диагноз депрессия. Степану он показался несерьезным, но врач убедил его, что не стоит относиться к нему легкомысленно. Она отказывалась делать все, что было связано с жизнедеятельностью организма: есть, пить, двигаться, общаться, спать. Повторяла, что недостойна, неблагодарна, никчемна. То орала «я шлюха» и рвала одежду, то смиренно просила дать ей умереть.
Я часто навещала ее, но помочь прийти в себя ей мог только один человек. Ты знаешь, не в моих правилах лезть в чужие проблемы, но меня разрывало от того, что Кристине нужна такая малость, а она не может получить ее. Я попросила Сашу прийти, однако он разозлился: «Я знаю Кристину очень давно. Она умеет манипулировать людьми. Специально притворяется!» Дурачок. И все же я не могла не попытаться.
Позже они все-таки увиделись. Это был очень тяжелый день для Степана, ведь ему надо было просить помощи у врага. Врач ему честно сказал, что главная проблема – нежелание выздороветь самой пациентки. В тот период мы часто откровенничали за чашкой кофе в боулинге – он заезжал пить кофе перед работой именно ко мне, а
