Димочка вообще не пьёт, алкоголь на дух не переносит.
— Да? Странно. Ну ладно, с анализами не затягивайте.
— Мама, что случилось? Кто это?
— Ты упал Димочка, в ванной. Скорую помощь пришлось вызывать. Слава богу, всё обошлось. А мы испугались. Ты не волнуйся, отдыхай. Вот, хорошо, спи, спи маленький. Анжелика с тобой посидит.
На работу я не пошёл. А вот к Таньке я не пойти не мог. Вечером, с деньгами, я постучал в дверь. Открыв на цепочку, Танька через щель спросила,
— Деньги принёс?
— Принёс.
— Давай.
Я просунул деньки в щель. Дверь сразу захлопнулась. Подождал, за дверями тишина. Я снова постучал. Потом ещё раз.
— Кто там? — спросила мать.
— Таню, позовите пожалуйста.
— А, Танечки дома нет. Зайдите другой раз. Лучше позвоните заранее.
— Позовите, пожалуйста. Я только что с ней разговаривал.
В ответ тишина. Что делать? Уйти? А что дальше? Подождав, я снова постучал…. Тишина, я громче постучал.
— Что надо? — через дверь отозвалась Танька?
— Копирка где, я жду.
— Деньги неси.
— Я же только что, отдал тебе.
— Мало, ещё неси! — шипела за дверями Танька.
— Хорошо, принесу. Отдай копирку. Сейчас отдай.
— Ничего я тебе не отдам. Вали отсюда, урод! Будешь в дверь стучать, вызову милицию.
— Хорошо, хорошо, когда прийти?
— Придёшь, когда позвоню. И ничего там не придумывай, ничего не выйдет. Всё, пошёл вон!
Я плёлся по улице, пытаясь успокоиться и сообразить, что происходит. Танька с мамашей вымогают деньги, это понятно. Сколько они хотят? Я уже не мало отдал. А что если они не успокоятся, и захотят дальше тянуть? О чём она говорила, что я должен придумать? Она боится. Боится, что я слечу с катушек. Боится перегнуть палку. Это хорошо, или плохо? Что значит, «позвоню»? Когда? Неужели, пользоваться мной хочет, чтобы я по свистку бежал? Похотливая дрянь! Но как же копирки забрать? Так вляпаться, как же я не подумал? Голова другим была занята. Кто знал, что она такая стерва. Самое умное, что можно придумать, это ждать и тянуть резину. Будет звонить, а я заболею. Буду обещать, чтобы время выиграть. Время работает на меня. Нет, вы меня так без хрена не сожрёте.
Проходя мимо витрины магазина Канцлерских Товаров, глаз зацепился за что-то очень знакомое. Невольно остановившись, я увидел выставленную в витрине, точно такую же, оранжевую печатную машинку, что брал у Таньки. Ещё несколько минут, я, глотая воздух, с трудом переваривал увиденное. Там, в витрине, под машинкой, была указана её цена — 130 рублей!
Димка работу забросил. Говорили, что его без конца допрашивали, и свои, и чужие. Он всё время где-то мотался, явно не по делам Худ фонда. А Худ фонд гудел как улей, уже два месяца. Все заботы отошли на второй план, клерки сплетничали, художники пили. Такая жизнь была куда веселее, чем повседневная рутина. Распространялись самые невероятные сплетни, и никто толком ничего не понимал. Появились недовольные заказчики, а вслед за ними и партийные работники. И те и другие заглядывали в глаза, пытаясь понять, почему никто ничего не делает, и все сроки исполнения, все клятвенные обещания, срываются. Никто не сомневался, что после такого шума Димку непременно снимут. Меня разбирало любопытство, что там происходит. Но Димка ходил опустив нос, и ни на кого не смотрел. Это означало, что разговаривать он не будет. Нужно ждать подходящего момента. И вот он наступил. В окне его кабинета свет погас последним, остальные ушли раньше. Но из здания никто не выходил. Это означало, что Димка сидит один, сидит в темноте. Он так делает, когда с кем-то болтает по телефону. Интересно с кем? Впрочем, неинтересно. Наверное, с какой-нибудь девкой, с кем же ещё. С мамой он может и дома поговорить. Неужели с девкой? Нервы железные? Меня разбирало любопытство. А, может просто сидит, и смотрит в потолок, думает, чем дальше будет заниматься, когда его снимут.
За дверями ни звука. Может, я не заметил, как он вышел? Я постучал в дверь. Ответа нет. Наверное, таки ушёл. Уже уходя, на всякий случай постучал ещё раз.
— Войдите, — голос был Димкин.
— Привет, — я вошёл, Димка уже успел включить настольную лампу.
— А, это ты. А я думаю, кто это такой настырный?
— Я увидел, что свет в кабинете погас, а ты не выходишь. Подумал, может, случилось что, решил проверить. Как ты? Давно не общались. Ты всё носишься, в мыле, страшно подходить.
— Волнуешься за меня, да? Веришь ли, первый раз за неделю присел. Гоняли, как собаку. Тут такие чудеса, не соскучишься.
— Неужели тебя снимут? Весь Худ фонд гудит.
— Да чёрт их знает, может и снимут. Скорей бы уже. Надоело. Я бы и сам ушёл, но подумают, что сбежать хочу. Так что, в любом случае досижу, досмотрю кино до конца. Пусть лучше снимут, все поймут, что ни за что. А если уйду сам, скажут испугался, слухи поползут. Ведь самое главное, это — репутация. Подмочишь, здороваться перестанут. А работу я найду.
Ишь, хорохориться гад. Щёки надувает. Ну, ну, посмотрим….
— Дима, народ говорит, что если эти шакалы вцепились, то уже не выпустят.
— Да, плевать. Я сегодня последний ребус закрыл, самое неприятное. А теперь мне наплевать, пусть болтают что хотят.
— А что случилось-то?
— В том-то и дело, что ничего. Ничего они не нарыли. Правда, были неприятные моменты, очень неприятные. Не думал я, что в дерьмо влезу.
Вызывают меня повесткой в МВД, прямо в их главное здание, туда, где сидит тот самый старший лейтенант. Почему туда понадобилось, непонятно. Комната общая, кроме него ещё три мужика сидят, своими делами занимаются, на меня внимания не обращают. А он меня допрашивает, вроде. Понимаете, — говорит, — дело мы расследовали. Признаков преступления не усматриваем. Однако, осталось два непонятных момента. Не могли бы Вы помочь нам их прояснить? Если бы не эти моменты, мы бы уже вопрос закрыли, а Вы бы спокойно продолжили работать. Помогите, пожалуйста, закрыть тему. Ну, я обрадовался, ничего не нашли. Уши развесил, а он продолжает. В анонимном сигнале, говорит, указано, что Вы за взятки распределяете заказы. Что Вы можете пояснить по этому поводу? Мне бы его на три буквы послать, тебе поручили, вот и разбирайся. А я, дурак, думаю, нужно же помочь «тему закрыть». Поэтому объясняю, что ничего подобного никогда не было. Я наличные деньги получал или давал кому-то только тогда, когда сам художником работал. Ничего не было организовано тогда, приходилось за свои деньги материалы,
