Надо сказать откровенно: прежде чем заработать свои миллионы, я потерял кучу денег на участии во всех биржевых площадках. Ведь они разорялись. Но вместе с тем, я приобрел ценнейший опыт, благодаря которому смог выстроить Группу Компаний «АЛОР», а также структуру работы рынка FORTS, в создании которого участвовал еще двадцать лет назад. Важно было принять во внимание все риски, которым мы подвергались, когда начинала работать Московская центральная фондовая биржа, учел печальный опыт разорения Российской биржи. Все это подсказало, как надо действовать, когда мы приступили к созданию срочного рынка – площадки, которая достигла впечатляющих успехов, и где за одиннадцать лет не пострадал ни один участник. А надо понимать, что в России на тот момент отсутствовала надлежащая правовая культура. Имелась скопированная с западных стандартов торговля без стопроцентного покрытия, торговля с отсроченной до трех недель поставкой. Это не внушало людям полного доверия – трейдеры не были до конца уверены, поставят им акции или нет. И они начинали страховаться: выставлять лимиты компания на компанию. А это сразу сужало круг потребителей. Я был свидетелем нескольких скандалов, когда люди, не имея на руках ни бумаг, ни денег, совершали сделки. Рынок растет, а трейдер думает за терминалом: «Оплаты с меня не просят, акций тоже, а через три недели я как-нибудь договорюсь». И ведь договаривались! Покупали, тут же через полчаса продавали, договаривались об отсрочках, платили штрафы, но сумма гонорара их покрывала. Проблемы возникали, когда котировки начинали падать. И каждый раз получался эффект домино. Когда же речь шла о миллионах долларов, многие посылали репутацию к черту и просто сбегали.
– Насколько я понимаю, у Вас изначально не было ориентации на западный рынок и советы западных специалистов. С самого начала в Вашем подходе, если угодно, чувствовался некоторый «квасной патриотизм». Вы считали, что надо работать с нашим инвестором, на нашем рынке – и в Москве, и в регионах.
– Я искренне считаю, что наш рынок намного интереснее любого западного рынка в длительной перспективе. И все иностранные компании, которые приходят в Россию, приходят исключительно за нашим рынком. А я уже здесь! Мне в этом отношении нравится ответ Никиты Михалкова, которого спросили, почему он не снимает в Голливуде фильмы про Америку. Он ответил, что там голливудских режиссеров, снимающих об Америке, огромное количество. Но вряд ли из них кто-нибудь снимет такой фильм, какой он может снять о России. Я могу сказать о себе что-то подобное. Вряд ли найдется какой-нибудь иностранный игрок фондового рынка, который сможет со мной соперничать в России по пониманию клиента, его психологии, запросам, по готовности и умению с ним разговаривать.
– Вместе с тем, это резко отличалось от подхода других компаний – таких как «Атон», «Тройка Диалог», «Ренессанс». Тех, кто старался приблизиться к западному рынку. И западного инвестора сюда заманить.
– Не столько его заманить, сколько убедить вложиться в российский актив. Видите ли, не очень желательно было, чтобы этот инвестор приезжал к нам и выбирал сам активы для инвестиций. Предпочтительнее ему было бы оставаться там, где он и находился, в своем уютном американском или европейском офисе. Ведь существовала огромная разница между ценой актива здесь и той, какая этому инвестору предлагалась на переговорах там. На мой взгляд, эта цена могла отличаться в разы.
– И инвесторы такие находились?
– Конечно! До дефолта 1998 года в отношении России царила эйфория в зарубежном деловом сообществе. На Западе прекрасно понимали, что мы много должны, что мы неэффективно управляем экономикой. Но одновременно они видели, что у нас средства массовой информации пишут что хотят, рыночные институты цветут, Ельцин никого не зажимает, происходят свободные выборы. Тогдашние демократы, конечно, были подчас обычными болтунами. Но Западу гораздо ближе, понятнее и безопаснее была та клоунская демократия. Они понимали – этот период надо просто пережить, после чего наступит нормальная демократия, и придут уже взрослые, серьезные люди – во власть и в бизнес. И, на самом деле, к этому шло. Этих клоунов-демократов выгоняли из Верховного совета, принимали законы, по которым воры не могли баллотироваться в мэры. Западу эта эволюция была понятна, приемлема. И на этой волне Запад достаточно эйфорично вкладывался в наш рынок. Делал это с большой долей иллюзий. Первый этап иллюзий закончился в 1998 году, когда государство всех послало и перестало рассчитываться по своим обязательствам в ГКО. Второй этап иллюзий закончилась в 2000 году, когда к власти пришел Путин, и резко начали меняться правила игры. И третий этап смерти иллюзий пришелся, наверное, на момент ареста Ходорковского. После этого мы безуспешно боремся за создание инвестиционной привлекательности в стране. Раньше не надо было бороться – Запад просто нам верил. Поэтому бизнесмены приезжали, открывали здесь магазины, офисы, строили производства. Они полагали, что у нас все пойдет ровно по тому же пути, как и в любой другой развивающейся стране.
Но, кроме позитива, от появления западного бизнеса здесь у нас, я ощущал и определенный негатив. Западные инвесторы, к примеру, ни в грош не ставили наши права, пытались с нами обращаться как с аборигенами какого-то небольшого островка. Меня это всегда задевало, и я всегда к этому очень негативно относился. И когда это меня касалось, то всегда давал достаточно резкий отпор. Ставил их на место, поскольку выбирал самую их уязвимую слабость, и по ней бил. Они же привыкли работать с нашими неграмотными чиновниками, с неграмотными бизнесменами, а когда школу «не пропьешь», то ты в состоянии нанести грамотный удар…
Пример: мы в те годы много говорили о кодексе корпоративного управления на наших молодых частных предприятиях. Его тогда уже приняли, правительство рассмотрело, рекомендовало подготовить своих специалистов. Мы уже жили по такому кодексу года три-четыре. Однако к нам регулярно приезжали «спецы» из США, чтобы нам все это растолковать на «Круглом столе бизнеса». Программы этих поездок оплачивались американским государством. И вот на очередном заседании по кодексу управления, где нам в пятый раз все разжевывали, я однажды встал и сказал: «Извините, вот вы рассказываете нам абсолютно все то же, что нам рассказывал в прошлом году мистер такой-то, а в позапрошлом году мистер такой-то, один в один. Это, во-первых. Во-вторых, вы бы лучше нам не рассказывали, как надо себя вести на наших предприятиях, а показали пример – на ваших собственных компаниях здесь, в России. Ведь у нас тут работает несколько иностранных предприятий со 100% участием американского капитала, в которых нет нормальных советов директоров, нет независимых директоров. Вот, например, сидит представитель такой компании, скажите, сколько у вас независимых директоров? И этот субъект отвечает: «No comment,» – мол, закрытая информация. Я говорю: «Вы слышали?» Весь зал дружно грохнул. Докладчик покраснел. А я продолжаю: «Мы же понимаем, что вы приезжаете сюда на деньги американских налогоплательщиков, и сегодня при вашем бюджетном дефиците это тянет на серьезное злоупотребление доверием. Тратить деньги на такие бесполезные поездки – это подрыв экономики США». Практически, издеваюсь над ним. Половина зала смеется, половина хмурится. Но никому не скучно. После этого моего выступления нашелся сенатор, который написал гневное письмо, и больше таких «спецов» к нам не посылали.
Или, например, приглашают меня на совещание по этике бизнеса. Снова нас приехала учить иностранная компания. Сидит президиум, люди из рейтинговых агентств, наши министры. Я сел на задний ряд, слушаю внимательно. А перед этим прошу материалы совещания. Есть? Да. А какие? А вот, на английском языке. А на русском? Нет, на русском нет. Я слушаю дифирамбы с нашей стороны в адрес этой жутко этичной компании, которая, наверняка, все проплатила, с уверенностью, что она начнет нам потом продавать все эти этические поучения, а мы будем покупать. И тут я задаю вопрос: «Не правда ли, господа, что этика начинается с уважения?» «Ну, конечно!», радостно отвечают они. «Уважение, это, когда вы приезжаете в другую страну и демонстрируете уважение к ее культуре, правильно?» «Да, разумеется». «А уважение культуры, наверное, начинается с уважения языка? Но как можно говорить об уважении и об этике отношений в бизнесе, когда вы начинаете с того, что все документы раздаете на чужом нам языке. Почему нет ни одного документа на русском? Значит, вы не уважаете наш язык, вы не уважаете нашу культуру. Как вы можете говорить об этике?» Точка. На этом конференция закончилась. Директор этой компании краснел, бледнел. Поднял пятерых своих сотрудников, спрашивает, где перевод? Они ему бормочут, что не успели… В общем, после этого конференции не было. Вокруг народ весь обрадовался, аплодирует. Вот так создается авторитет, на таких откровениях.
