Выяснилось, что все почтовые сообщения подвергались анализу и парсингу для извлечения смысла; имена соотносились с реальными лицами и адресами, для этого в том числе задействовались сторонние базы данных и информация из адресной книги пользователя Gmail; извлекались демографические и психографические данные, включая социальный класс, тип личности, возраст, пол, доход, семейное положение; информация также извлекалась из вложений; устанавливался даже гражданский статус пользователя в США. Все эти сведения снабжались перекрестными ссылками и объединялись с информацией, собранной в логах Google с просмотрами и поисковыми запросами, и данными третьих сторон, а затем добавлялись в профиль. Из патентов становится ясно, что последние составлялись не только для зарегистрированных пользователей Gmail, но и для всех, кто отправлял письма на этот сервис.
Технические документы вкупе дают понять, что компания разрабатывала платформу, которая пыталась отследить и составить профиль любого человека, соприкоснувшегося с продуктом Google. По сути это была искусная система наблюдения за частной жизнью.
И еще одна деталь. Язык этих патентных документов – с такими понятиями, как «психографическая информация», «личные характеристики» и «уровни образования» для составления профилей и предугадывания интересов пользователей – пугающим образом напоминал первые программы борьбы с государственными переворотами, которые финансировались ARPA в 1960-х и 1970-х. Тогда агентство экспериментировало с построением систем ценностей и социальных связей повстанческих племен и политических групп в надежде выявить факторы, вынуждающие их бунтовать, и затем использовать эту информацию для составления моделей-прогнозов и предотвращения восстаний. Один из примеров – заброшенный проект «Камелот». Еще можно вспомнить проект «Кембридж», над которым для ARPA в 1969 году работали Ликлайдер и Итиэль де Сола Пул: они пытались создать компьютерные инструменты, которые бы позволили военным делать прогнозы на основе комплексных данных, включая такие факторы, как «политическое участие различных стран», «членство в ассоциациях», «молодежные движения» и «крестьянские ценности и поведение».
Проект «Кембридж» был одной из первых попыток разработать скрытую технологию, позволяющую анализировать данные и строить прогнозы. Естественно, что система прогнозирования Google, появившаяся 30 лет спустя, была гораздо сложнее и совершеннее, чем первые примитивные инструменты обработки данных ARPA. Тем не менее между ними было сходство. Компания хотела получать данные по поисковым запросам, историю просмотров и извлекать информацию из электронной почты для составления профилей, по которым можно было бы прогнозировать будущие интересы и поведение пользователей. Разница была в одном: Google собиралась не предотвращать восстания, а продавать продукцию и услуги людям при помощи таргетированной рекламы. Одна система была военной, другая – коммерческой. Но по своей сути обе они направлены на составление профилей и прогнозирование. И неважно, какие данные были для них релевантными.
Крис Хуфнагл, преподаватель права в Калифорнийском университете в Беркли и эксперт по закону о конфиденциальности личной информации, в выступлении перед сенатом штата Калифорния утверждал, что разница между составлением профилей в военных и коммерческих целях иллюзорна. Он сравнил систему сканирования электронной почты Google с действовавшим тогда проектом по слежению и прогнозированию DARPA – Total Information Awareness (TIA), который сначала финансировался DARPA, а после террористических актов 11 сентября был передан Агентству национальной безопасности {415}.
Через год после запуска Gmail Хуфнагл давал показания на слушаниях юридического комитета калифорнийского сената по вопросу конфиденциальности и электронной почты: «Возможность с помощью компьютера массово просматривать информацию по транзакциям и контенту и делать на их основании заключения – это план программы Джона Пойндекстера Total Information Awareness, – говорил он со ссылкой на советника по национальной безопасности Рональда Рейгана, который в правление президента Буша отвечал за помощь DARPA в борьбе с терроризмом. – Проект TIA предполагал изучение широкого спектра личной информации и составление заключений с целью предотвращения террористических актов и других преступлений. Конгресс отклонил план Пойндекстера. TIA и система извлечения информации Google отличаются лишь тем, что одно необходимо для ловли преступников, а другое – для настройки рекламы» {416}. Для Хуфнагла действия Google напоминали действия правительства не только технически; это была приватизированная версия того же явления. Он предсказал, что информация, собранная Gmail, окажется впоследствии в распоряжении американского правительства: «Разрешение на извлечение контента из сообщений электронной почты, вероятно, будет иметь серьезные последствия для конфиденциальности личной информации. Во-первых, если компании смогут читать частную переписку для выдачи контекстной рекламы, то использование правоохранительными органами этих данных для отслеживания преступных сговоров – это лишь вопрос времени. В Вашингтоне эксперты-аналитики постоянно задают вопрос: „Если кредитные компании могут анализировать ваши личные данные, чтобы продать вам мюсли, почему же ФБР не может их использовать для борьбы с терроризмом?“» {417}
Язык патентов особенно заставляет вспомнить критику Хуфнагла, который указывал на отсутствие разницы между коммерческими и военными технологиями. Он напомнил и о страхах из 1970-х, когда компьютеры и сетевые технологии только начали распространяться. Тогда бытовало мнение, что компьютеры – это машины для шпионажа, сбора данных о пользователях для обработки и анализа. И неважно, какие именно это данные: биржевые сводки, погода, ситуация на дорогах или история личных покупок {418}.
Для Центра конфиденциальности электронной информации (Electronic Privacy Information Center, EPIC) Gmail представлял проблему как этического, так и юридического характера {419}. Там посчитали, что перехват Google частной электронной коммуникации был потенциальным нарушением законов Калифорнии о прослушивании телефонных линий, и сотрудники центра призвали прокурора провести расследование.
Первым политическим вызовом Google была обязана весьма неожиданному человеку: калифорнийскому сенатору Лиз Фигероа – ее район включал добрую часть Кремниевой долины, в том числе и штаб-квартиру Google в Маунтин-Вью. Сенатора встревожило сканирование электронной почты, и она выступила с законопроектом, который запрещал почтовым сервисам собирать личную информацию о пользователях до получения выраженного согласия всех сторон, участвующих в переписке. В офисе сенатора эту инициативу назвали первым законом о конфиденциальности эпохи интернета: «Впервые закон потребует от Google получать согласие каждого отдельного пользователя на сканирование его электронных сообщений в целях получения данных для таргетинга рекламы».
«Говорить людям, что их самые интимные и приватные мысли, адресованные врачам, друзьям, любимым и родственникам, – очередной товар, – это не лучший способ продвижения сетевой коммерции, – пояснила сенатор Фигероа 21 апреля 2004 года, представляя свой законопроект. – Но по крайней мере, прежде чем чьи-то глубоко личные мысли обратятся в рыночное преимущество Google, компания должна получить на это осознанное согласие каждого» {420}.
Предложенный законопроект вызвал панику у Пейджа и Брина. Едва они приготовились вывести компанию на открытый рынок, как столкнулись с угрозой всей их бизнес-модели. Получать согласие пользователей, прямо сообщать им об агрессивной практике слежения за каждым их шагом – все это было кошмаром Пейджа, который больше всего
