Роберт Крейс - Шанс быть убитым

Дженнифер Шеридан стояла в дверях моего офиса, словно она была Фей Рей, я — Кинг-Конг, а банда черных парней в юбочках из травы собирались ее связать, чтобы я смог по полной программе воспользоваться ее беспомощностью. Я уже видел такой взгляд, и не только у женщин.

— Мисс Шеридан, я детектив. В мои планы не входит вас обидеть. Может даже так получиться, что я вам понравлюсь.

Я наградил ее своей самой ослепительной улыбкой и подмигнул.

— А наш разговор останется между нами, мистер Коул? — спросила Дженнифер Шеридан.

— В смысле адвокат-клиент?

Я придержал для нее дверь, но Дженнифер Шеридан, похоже, не могла решить, входить или нет.

— Да.

Я покачал головой:

— Нет. Суд может затребовать мои показания и записи, и по закону Калифорнии я обязан их предоставить.

— О!

Мой ответ ей не понравился.

— Но я придерживаюсь довольно широких взглядов и склонен иногда забывать некоторые вещи.

— О!

Это ей понравилось больше, но мне по-прежнему не удалось ее убедить. Наверное, ослепительной улыбки оказалось недостаточно.

— Все это очень не просто для меня, мистер Коул, — сказала Дженнифер Шеридан. — Не уверена, что мне вообще следовало сюда приходить, и у меня мало времени. Сейчас у нас на работе перерыв на ланч.

— Мы можем поговорить внизу и заодно съесть по паре бутербродов.

На первом этаже в лавке деликатесов меня дожидались индейка и швейцарский сыр с французским багетом. И я думал о них уже с самого утра.

— Нет, спасибо. Я помолвлена.

— Это не приглашение на свидание, мисс Шеридан. Я всего лишь предложил вам вместе перекусить, чтобы не тратить попусту ваше и мое время.

— О!

Мисс Шеридан стала пунцовой, как помидор.

— Кроме того, мисс Шеридан, я уже устал держать для вас дверь.

Дженнифер Шеридан приняла решение, быстро прошла мимо меня в офис и сразу направилась к одному из кресел, стоящих у стола. У меня имеется еще диван, но она даже не взглянула в его сторону.

По телефону голос Дженнифер Шеридан показался мне очень молодым, но в жизни она выглядела совсем юной, с чистым лицом, здоровой кожей и темно-каштановыми волосами. Хорошенькая. Из разряда счастливой, не ведающей о проблемах мира красоты, зарождающейся где-то глубоко внутри и легко всплывающей на поверхность. Что-то вроде этого. Она была в светло-голубой хлопчатобумажной юбке, таком же голубом коротеньком пиджачке и туфлях без каблука. Отличный, стильный костюм, хотя и не очень дорогой. Ей пришлось потратить время, чтобы найти выгодные распродажи, и она их нашла. Мне понравилось. В руках она держала черную сумку из кожзаменителя размером с «бьюик», а когда села, плотно сдвинула колени, вцепившись руками в сумку. Сама пристойность. Это мне тоже понравилось. Я решил, что ей двадцать три, но выглядела она на восемнадцать, и, скорее всего, в барах у нее будут спрашивать документы еще лет до тридцати. Мне стало интересно, показался ли я ей старым. Вряд ли. Ведь тридцать девять — еще не старость.

Я закрыл дверь, подошел к своему столу, сел и улыбнулся:

— Чем вы занимаетесь, мисс Шеридан?

— Работаю секретарем в юридической фирме «Уоткинс, Оукам и Биль». В Беверли-Хиллз.

— Теперь понятно, как вы меня нашли.

Время от времени я кое-что делаю для Марти Биля. Ищу пропавших людей или тех, кто пытается уйти от ответственности. Что-то вроде того.

— Я заглянула в картотеку мистера Биля. Он очень высокого о вас мнения.

— Неужели?

— Они не знают, что я здесь, и я была бы вам очень признательна, если бы вы не стали рассказывать про мой визит.

Я кивнул.

— По телефону вы упомянули своего приятеля.

— Жениха. Мне кажется, он замешан в какой-то преступной деятельности. Я его спрашивала, но он все отрицает, только я чувствую: что-то здесь не так. Мне кажется, он боится, и это меня беспокоит. Мой жених не из пугливых.

Я снова кивнул и запомнил эту информацию.

«Бесстрашный Жених».

— Хорошо. О преступной деятельности какого рода идет речь?

— Не знаю.

— Он ворует машины?

— Не думаю.

— Присваивает деньги незаконным путем?

— Нет. Мне представляется, что дело не в этом.

— Как насчет мошенничества?

Она покачала головой.

— У нас кончаются варианты, мисс Шеридан.

Она заглянула в свою огромную сумку, словно внутри находилось нечто такое, чего она не хотела мне показывать, словно сумка — это своего рода черта, из-за которой нет возврата. Если она ее откроет и выпустит на волю то, что там прячется, то больше никогда не сможет ее закрыть или вернуть свою жизнь к прежнему привычному и приятному порядку. Сумка Пандоры. Может, если бы у меня была такая, я бы тоже обращался с ней с осторожностью.

— Понимаю, что вам очень непросто, мисс Шеридан, — заявил я. — Если бы было иначе, вам бы не потребовались мои услуги. Но если вы мне не расскажете о своем женихе или о том, что происходит, я не смогу вам помочь. Вы меня понимаете?

Она кивнула и еще крепче вцепилась в сумку.

Я достал желтый полицейский блокнот, черный карандаш и, предварительно проверив его, сделал вид, что готов записывать информацию, которую она мне сообщит. Я пытался ее подтолкнуть.

— Итак, я готов. Рассказывайте.

Она судорожно сглотнула.

— Давайте.

Дженнифер Шеридан уставилась в пол.

Я положил блокнот на стол, а поверх него пристроил карандаш. Затем соединил ладони, посмотрел на Дженнифер Шеридан сквозь окошечко в получившемся сооружении, бросил взгляд на часы с Пиноккио, висящие на стене. У него бегают глаза в такт минутам, и он всегда улыбается. Счастье заразно. Часы показывали двенадцать двадцать две, и я подумал, что если поспешу в лавку деликатесов внизу, индейка еще будет сочной, а булка съедобной.

— Может быть, вам следует обратиться в полицию, мисс Шеридан, — предложил я. — Не думаю, что смогу вам помочь.

Она еще сильнее вцепилась в сумку и жалобно пролепетала:

— Не могу.

Я развел руками и встал.

— Если вашему жениху угрожает опасность, лучше смириться с неприятностями, которые неминуемо возникают, когда имеешь дело с полицией, чем пострадать или быть убитым. — «Двенадцать двадцать три». — Попробуйте обратиться в полицию, мисс Шеридан. Возможно, они вам помогут.

— Я не могу это сделать, мистер Коул. — В жалобном голосе прозвучали нотки страха. — Мой жених служит в полиции.

— О! — в свою очередь проговорил я и сел.

Дженнифер Шеридан открыла сумку и достала цветную фотографию 3х5, на которой была изображена она сама и симпатичный паренек в голубой летней форме Полицейского управления Лос-Анджелеса. Он стоял, прислонившись к патрульной машине. Оба улыбались.

— Его зовут Марк Турман. Он больше не патрульный. В прошлом году его перевели в семьдесят седьмой участок Южно-Центрального округа Лос-Анджелеса. Он работает в штатском.

— И чем занимается его подразделение?

— Его называют КБР — команда быстрого реагирования. Занимается профессиональными преступниками и пытается остановить их прежде, чем те успеют причинить вред другим людям. Это элитное подразделение, и Марк самый молодой в нем. Он очень гордился своим новым назначением. — Мне показалась, что она тоже гордится женихом. — Первые несколько месяцев все было хорошо, а потом он изменился. Это случилось практически за один день.

— В каком смысле изменился?

Мне почему-то вспомнился Кевин Маккарти и «Вторжение похитителей тел».

— Стал беспокойным. Мне кажется, будто он чего-то боится и что-то от меня скрывает. У нас никогда не было секретов друг от друга, а теперь появились какие-то вещи, которые он отказывается со мной обсуждать.

Я внимательнее взглянул на фотографию. У Турмана были длинные руки, жилистая шея и улыбка деревенского паренька. Я решил, что он на четырнадцать дюймов выше Дженнифер Шеридан.

— Я неплохо знаю копов, мисс Шеридан. С некоторыми даже дружу. Это тяжелая работа, иногда в самые неожиданные и неурочные часы, а еще на ней видишь много плохого. Далеко не всем хочется болтать о ней, вернувшись домой.

Она покачала головой, показывая, что я ее не понял.

— Дело не в том, что Марк не хочет рассказывать о своей работе. Он прослужил патрульным три года, и я к этому привыкла. Просто он стал как-то странно себя вести. Раньше мы много говорили о том, как поженимся и заведем детей. Сейчас — нет. Спрашиваю, что случилось, а он отвечает, что ничего. Спрашиваю, как прошел день, а он говорит, что нормально. Он никогда не был таким раньше. А еще он стал раздражительным и резким.