Сержант всегда был далек от внутренних разборок в российском криминальном мире, и ему по большому счету было наплевать на расстановку сил в воровской иерархии. А в истории с поимкой и гибелью Варяга его больше всего удручало то, что Шрам преступил, как говорится, корпоративные законы. Ведь что ни говори, а уголовный мир, или, как принято сейчас писать в газетах, мир организованной преступности, – такая же артель, как артель старателей или лесорубов, все члены которой должны свято соблюдать правила общежития и ремесла.
Иначе она просто развалится изнутри!
Приняв непростое решение, Сержант как-то внутренне успокоился. Его тайное пребывание в Петербурге словно обрело смысл: он твердо пообещал уничтожить всю эту кодлу, окружающую Шрама, и его самого. А что потом?
Потом можно было возвращаться в Америку. За последнюю неделю Сержант ухлопал двоих людей Шрама – Сударика, его «кладовщика» из Колпина, и Шпилю, «контролера», снимавшего для Шрама данные питерских казино и ночных клубов. На обоих Сержант вышел через Хитрю – давнишнего своего приятеля, который когда-то помогал ему в подготовке убийства Колуна.
Хитря после знаменитой разборки на Васильевском три года назад потерял три пальца на правой руке и утратил квалификацию киллера, теперь он торговал газетами в подземном переходе перед Гостиным двором. На самом же деле Хитря, отошедший от крупных дел, держал под контролем здешних попрошаек и аккуратно сдавал их выручку шрамовой братве. Хитря знал все связи Шрама и держал в голове все городские происшествия за последние три года. Словом, он был бесценным кладезем нужной информации. Хитря, целыми днями сидящий в самом центре питерской паутины слухов и сплетен, мог выведать едва ли не любые сведения о прошедших и готовящихся разборках, о конфликтах между группировками или ведущихся важных переговорах.
От него Сержант узнал и о последних неприятностях Шрама – об объявленной ему войне беспредельщиком Придановым, о налете на колпинский склад и о перестрелке у обменного пункта на проспекте Металлистов. Недолго думая, Сержант решил воспользоваться полученной информацией как прикрытием. Он не сомневался в том, что Шрам воспримет убийство Сударика и Шпили как новый наезд Придана.
Сегодня ему предстояла самая важная акция из всех им задуманных. Он собрался за город, чтобы понаблюдать за дачей Шрама. Подстерегать его на городской квартире Сержант не счел возможным – слишком велик был риск: после всех последних разборок с Приданом, а тем более после убийства Сударика и Шпили, смотрящий усилил охрану в городе. За глухим же забором дачи он, понятное дело, будет чувствовать себя куда надежнее.
Сержант уже установил, что Шрам до семи-восьми вечера сидит в своем офисе в гостинице «Прибалтийская», а на выходные почти всегда сваливает куда-нибудь за город – причем, как сообщил всезнайка Хитря, необязательно к себе на дачу. Хитря добавил, что и туда вот уже добрых полгода он не особенно наведывается, предпочитая отдыхать после праведных дел либо в Колпине, либо в Петергофе.
Может, на даче кто гостюет. Вот они и прояснят ситуацию.
Сержант решил для начала найти дачу Шрама и обследовать прилегающую к ней местность, чтобы там устроить себе лежку. Он хотел замочить Шрама именно там, в его берлоге, чтобы в случае непредвиденного поворота событий ему под горячую руку не попалась какая-нибудь случайная жертва. Воспоминание об убитом им мальчике до сих пор пудовыми гирями висело на его душе.
По дороге Сержант заехал на почтамт. Там в окошке корреспонденции до востребования он справлялся через них о письмах для Виктора Синцова. Писем он особенно ни от кого не ждал, но совершал эти регулярные ходки по привычке: педантичный Сержант не любил получать информацию с опозданием.
К его удивлению, ему пришел факс. Расписавшись в книге и отойдя от окошка, он бросил взгляд на шапку факса. Сообщение пришло из Канады от Роберта Шиэра.
Это был вызов.
Требуется киллер Шрам заперся в офисе и никого не принимал. Секретарше приказал ни с кем не соединять – кроме Мони. На прошлой неделе он позвонил в Псков и вызвал бригаду бандитов, посулив им сто штук «зеленью» за устранении Приданова и его шайки. Но вот уже пять дней псковские стрелки находились в Питере, а все без толку.
Придана не накрыли.
Более того, Шрам, попытавшийся установить местоположение своего врага и дать координаты псковским, так и не смог вычислить его хазу. Придан как в воду канул.
Вчера, правда, Моня принес на хвосте хорошую весть: он все-таки дозвонился какому-то чуваку аж в Канаду, и тот пообещал связаться с Сержантом.
– Когда? – крикнул Шрам в мобильник.
– Не знаю, – откликнулась трубка далеким голосом Мони. – Обещал побыстрее.
– Сержант сейчас нужен мне как воздух! Эти драные псковские сидят в городе, а счетчик тикает, и бабки мои уходят в пустоту! Как только Сержант объявится, я псковских обратно отправлю!
Шрам не зря нервничал: по уговору с псковским смотрящим он обязался платить его «быкам» командировочные – каждому по штуке в день. Уже отдав за просто так двадцать штук баксов, Шрам занервничал – по-глупому с бабками расставаться он не любил. Он уже даже стал подозревать, что псковские каким-то образом снюхались с Приданом, предупредили его, а тот залег на дно – и ребята преспокойно делят Шрамовы бабки по-братски.
Беспокоиться Шраму было от чего.
Чего он меньше всего ожидал от Приданова, так это убийства Сударя и Шпили. Эти убийства никак не вписывались в повадки питерского «отморозка», потому что были начисто лишены всякого смысла. Если Придан хотел припугнуть Шрама – что он, собственно, и сделал, совершив наезд на колпинский склад, – то ему не было никакого peзона убивать его ближайших людей. Во всяком случае – Сударика, который был свидетелем «наезда» в Колпине. Хотел бы убрать – замочил бы сразу.
Вот эта загадка и беспокоила Шрама, у которого в глубине души зародилось холодное сомнение: а Придан ли это гадит? Но, кроме Приданова, у Шрама в городе на сегодняшний день открытых врагов не существовало, и никто бы из местной братвы не решился пойти против него, рискуя навлечь на себя его гнев и месть.
Никто – кроме пришлых, чужих.
Но Шрам никому не перебегал дороги, никого не обидел, потому что был полновластным хозяином города после зимней облавы МВД на авторитетных воров, и уже никого не осталось, кто мог бы ему навредить. В Питере он давно со всеми конкурентами разобрался, разберется и с невесть откуда вылезшим Приданом. Но если это не Придан, а чужаки, то кто? И главное – за что?
А может, здесь что-то связано с Варягом? Но о его роли в аресте Варяга знал только Калистратов. И Варягова жена Светка. Но баба сидит под замком в надежном месте. Значит, остается генералишка. Кого этот мудак посвятил в свои питерские дела – неизвестно. Николая? Bряд ли. Не стал бы он кричать об этом направо и налево. Правда, учитывая, что МВД – это банка с тараканами, где идет постоянная борьба между враждующими лагерями, можно не удивляться, если кто-то воспользовался секретной информацией Калистратова в своих целях. И он, Шрам, вполне мог оказаться пешкой в большой игре – как когда-то такой пешкой стал Варяг.
Впрочем, это маловероятно.
Вряд ли московские генералы стали бы в ходе своих политических интриг валить питерскую пирамиду, которую они фактически – через Шрама – контролировали. Тем более что многие имели от этого контроля неплохой навар. Нет, тут чья-то другая рука. Уверенная, расчетливая, умелая.
Без Сержанта не обойтись. Шрам сейчас почему-то уверовал, что только Сержант разберется с его даже самым сильным и изворотливым противником. Как было уже не раз. И теперь, когда ему сообщили из Канады, что Сержант нашелся, Шрам воспрял духом, опять понадеявшись на скорейшее разрешение всех возникших проблем.
Единственный человек, которому Шрам доверял щекотливые вопросы, это был Моня, который обязан был ему не только высоким положением в выстроенной криминальной пирамиде Петербурга, но еще и жизнью.
* * *
Самое страшное для вора – это разборка, или «правилка», где присутствуют только свои и перед перед которой равны все. Поклялся однажды служить воровскому закону, то будь добр топай по нему без колебания, а уж если оступился, так знай, что ожидает тебя строгий воровской суд чести, который не знает снисхождения. Это не судья в черной мантии, которому можно скормить туфту, и уж тем более не присяжные заседатели, столь падкие на жалость. «Правилка» – это прежние твои подельники, соседи по шконке, воровская семья, знающие тебя лучше всякого родителя. Вранья воровская масть не прощает и уж тем более не выносит увиливания – задали вопрос, так будь добр отвечать на него достойно, так как есть.
А уж если грешен, так наказание ожидает самое суровое.
