Шмель оторвался от прицела и посмотрел на часы. Пять минут.
* * *
Бордовая «четверка» медленно въехала на стоянку, подкатилась к самому вокзалу и остановилась у тротуара. Тонколицый повернулся к Молчаливому и улыбнулся:
— Ну что, мы готовы?
— Готовы, — ответил тот.
— Как только я встану на эскалатор, поезжайте прямо и припаркуйтесь у выезда со стоянки. Если заметите что-нибудь подозрительное, немедленно уезжайте. Понятно?
— Понятно, понятно. — Киноактёр кивнул и указал через стекло: — Вон то — не его тачка стоит?
— Может быть, его, — согласился Тонколицый, открывая дверь. — Ничего страшного. Он захочет убедиться, что акции на месте, и будет ждать, пока мы выйдем с его сумками. Ему ведь неизвестно, как мы выглядим. Может быть, я скромный южный торговец анашой? — Тонколицый засмеялся. — Всё. Тронулся.
— Давай. — Молчаливый перебрался за руль.
Тонколицый вышел из машины, открыл заднюю дверь, вытащил две объёмистые сумки и зашагал к вокзалу.
* * *
«Я подался вперёд, кивнул:
— Это они. Пётр на переднем сиденье. Я его узнал.
— Погоди, не суетись. — Сергей Борисович внимательно поглядывал вокруг. — Так, наши друзья зашевелились. — Он посмотрел в зеркальце заднего вида. — Ты, помнится, говорил, что акции сперла другая группа?
— Говорил, — согласился я.
— Тогда что, по-твоему, у него в сумках?
— Ума не приложу.
— Твоя версия ошибочна.
Ошибочна ли? Не знаю. Мусоровозку я видел собственными глазами и четко заметил, что она уехала сразу после первого взрыва. Если же „взломщики“ проникли в квартиру раньше, то зачем им вообще понадобилось взрывать стену? Чтобы милиция побыстрее подъехала? И потом… Еще неизвестно, что у них в сумках. Может быть, белье из прачечной или старые газеты… Чёрт побери!
— Я знаю, что у него там! — вырвалось у меня.
— Что?
— Резаная бумага! Вот что! Газеты, тряпки. Они просто морочат заказчику голову, понимаешь? У них ничего нет. Но заказчик не знает о второй группе и считает, что бумаги у них. Этот банкир привёз им деньги, а они ему — липу.
— Нет, — покачал головой Сергей Борисович. — Фролов не такой „лох“, как ты думаешь. Его на туфту не купишь. Он ни за что не привез бы деньги, не убедившись, что акции у похитителей. Эти парни сперва должны были что-то ему предъявить. Ну, может быть, не все акции, но хотя бы часть. Фролов даже десятку бумаг не поверит. Ему надо показать штук сто, а лучше двести. Тогда да, он привезет деньги. Ты ошибся.
— Нет. Тут что-то не так. Они его провели.
Сергей Борисович посмотрел на меня внимательно, ткнул пальцем в сторону удаляющегося Тонколицего.
— Ты его видишь?
— Вижу.
— Что у него в руках?
— Сумки.
— Терпеть не могу людей, которым не хватает мужества признать, что они ошибаются.
Что на это можно ответить? Когда такой человек, как Сергей Борисович, уверен, убежден в своей правоте, не стоит утруждать себя поисками аргументов. Я вздохнул и отвернулся».
* * *
Фотограф щёлкал камерой. Ему было не слишком удобно. «Жигули»-пикап перекрывались алюминиевыми стойками рам. Вот мимо, держа в руках две увесистые сумки, прошел Тонколицый. Фотограф щёлкал затвором не переставая. Тонколицый идёт через зал. Тонколицый подходит к эскалатору.
— Я его взял, старик, — бормотал фотограф. Чистейшие эмоции без всяких примесей. — Кадр просто классный! Ракурс, перспектива! Этого парня сегодня по телевизору показывали, да? Точно, старик? Показывали?
— Показывали, показывали, — торопливо кивнул Андрей. — Ты снимай давай.
— Побежали вниз, старик! Он ведь в камеру хранения пошёл.
— Стой тут. Следи за машиной Фролова. Ты понял?
— Понял, конечно. Хорошо, старик. Ты прав. Ты прав. Буду смотреть за «Линкольном».
Андрей спокойно, стараясь не слишком торопиться, зашагал к эскалатору. Он заметил, как вишневый пикап медленно покатился вдоль вокзала и свернул к выезду со стоянки.
ОМОН должен был засуетиться, подумал Андрей. Ничего подобного они не предусматривали. Наверняка их начальство полагало, что двое обязательно дождутся третьего. Да и то, куда ему деваться с полными сумками денег? Андрей спустился в подземный этаж, направился к камерам хранения. На ходу поймал встревоженный взгляд Макса. Кивнул едва заметно: «Все в порядке». Оба «книголюба» по-прежнему стояли у лотка с книгами и искоса поглядывали на проход между стойками. Андрей прикрыл лицо ладонью, как будто отирая лоб, и проскочил мимо. Внутренне он собрался, ожидая, что вот сейчас ему на плечо ляжет тяжелая рука и негромкий, но уверенный голос скажет: «Гражданин, пройдёмте с нами. И без шума, пожалуйста».
Андрей прошел между высокими стойками, поглядывая направо-налево.
Тонколицый обнаружился у самой стены. Он сидел на корточках перед открытой сумкой-баулом и озадаченно разглядывал содержимое. При появлении Андрея Тонколицый вскочил. В руке его словно из ниоткуда появился пистолет.
— Спокойно, спокойно. — Андрей поднял рукираскрытыми ладонями вверх. — Я друг.
Тонколицый несколько секунд смотрел на него, затем поинтересовался холодно, не опуская оружия:
— Какого хрена тебе тут надо, друг?
— Вокзал оцеплен силами ФСБ, ОМОНа и РУОПа. Вам не дадут уйти.
— Когда это они успели оцепить весь вокзал?
— Им стало известно о передаче акций ещё вчера вечером.
— Откуда?
— Не знаю.
— Будет мне баки забивать. ФСБ нечего нам предъявить. Я просто клал вещи в ячейку. Личные вещи. Понял? Никто ничего не докажет.
— У них есть любительская видеозапись, на которой вы покидаете место ограбления. Ваши лица сняты очень чётко. Эту запись уже успели прокрутить по всем каналам.
— Твою мать!
Тонколицый поджал губы. Андрей попытался заглянуть в сумку, но собеседник ловко запахнул её.
— Ладно. Допустим, ты не врёшь. Ну и зачем ты пришёл, друг?
— Я хочу тебе помочь.
— Понимаю. — Тонколицый язвительно усмехнулся. — Сдайся без шума — и тебе зачтётся при вынесении приговора. Так?
— Нет. Никакого приговора не будет. Скорее всего вас убьют при задержании. Им не нужны свидетели.
— Свидетели чего?
— Свидетели, видевшие акции. Знающие, из-за чего вся эта заваруха.
— Да. Это похоже на методы родной «конторы». — Тонколицый заметно побледнел, однако не потерял присутствия духа. — Ну и что же ты мне хочешь предложить, друг?
— Бежать. Здесь, на нижнем этаже, в оцеплении мой знакомый. Возможно, удастся вырваться. Не гарантированно, но возможно. А вот если ты поднимешься наверх — считай, что тебя уже убили.
— А тебе-то что за толк помогать, не пойму?
— Ты должен будешь пойти со мной в газету и подтвердить, что вы украли акции. Расскажешь всё с самого начала. Как, что, когда.
Тонколицый усмехнулся:
— И умру героем, да?
— Если все получится, им будет не до тебя.
— А зачем ты все это делаешь? Что тебе нужно? Борец за правда'? Робин Гуд?
— Нет. Я в такой же ситуации, как и ты. Мне известно, с чего все началось. И меня так же хотят убить, как и тебя. Если не больше. Думай быстрее. ФСБ уже, наверное, нервничает, почему это тебя долго нет.
— Это они забрали деньги?
— Какие деньги?
— Из ячейки! Заказчик должен был положить в ячейку деньги. Двадцать миллионов долларов.
— Фролов клал их, я видел.
— В этих сумках? — Тонколицый пнул ногой баул.
— Нет, в других.
— В ячейке нет других сумок. — Тонколицый распахнул дверцу пошире. — Хочешь убедиться? Смотри. Здесь нет ни одного ср…го доллара.
— А что в сумках?
— Да акции, мать их! Две сумки, битком набитые акциями!
* * *
Шмель снова посмотрел на часы. Пять минут лишних. И каждая минута увеличивает риск быть застигнутым здесь, в этом чертовом кабинете. Он заметил «клиента» и теоретически мог выстрелить через лобовое стекло. Но на излёте — и глушитель, отсекающий пороховые газы, играет в этом не последнюю роль — пуля потеряет скорость, станет слишком подвержена влиянию посторонних факторов. Если бы не глушитель, Шмель, возможно, рискнул бы выстрелить, но не сейчас. На дистанции полторы тысячи метров лобовое стекло превращается практически в непроницаемую преграду. Трудно предсказать, как поведет себя пуля после столкновения. Тем более что попадание придется по касательной, хоть и на снижающейся траектории. Он не может рисковать. Один-единственный промах может испортить с таким трудом наработанную репутацию. Остается только ждать удобного момента.
Шмель еще раз посмотрел на часы. Десять. Без десяти секунд.
В этот момент в дверь постучали.
* * *
«Вишнёвый пикап медленно прополз по стоянке и свернул на выездную дорогу. Он остановился метрах в ста пятидесяти от нас.
