– У мамы не было врагов, – тихо прошептал Слава. – Она была совершенно неконфликтным человеком. Да и завидовать нам не в чем. Вы сами знаете, как мы живем. Жили…
– Не скажи, – мотнула головой дворничиха. – Всякое бывает. В общем, сам думай.
Помолчав, Клавдия спросила:
– Что делать–то теперь станешь? Здесь ведь житья тебе уже не будет, милый.
– Мне завтра утром на допрос, – глухо сообщил Корсак. – Если не посадят… наверное, уеду из Ленинграда.
– Ну… может, оно так и лучше, – хмуро кивнула Клавдия и смахнула сбежавшую из глаза слезу. И – застыла, молча уставившись на стакан с остатками водки и целиком погрузившись в себя.
– Я пойду, тетя Клава. – Ярослав встал. – Спасибо вам. Добрая вы.
Дворничиха даже не шелохнулась. Он отодвинул ящик обратно к стенке, развернулся и вышел из сарая. Подхватил мешок с мусором, донес его до переполненных мусорных баков и направился домой. Проходя по двору, Корсак почти физически ощущал, как, опасливо прячась за шторами, из окон их дома смотрят, провожая его любопытными, сочувствующими или откровенно злорадными взглядами, сразу несколько пар человеческих глаз.
Глава 4
Когда первая волна перенесенного Славой потрясения схлынула, навалилась тягучая апатия. Тело было вялым, словно набитая лоскутками тряпичная кукла. Не хотелось ни есть, ни пить, ни думать о безрадостном будущем, которое, если уж быть до конца объективным, фактически наступило. Слава просто лег на диван, заложил руки за голову и долго смотрел в открытое окно на проплывающие по оранжево–синему вечереющему небу мягкие кучевые облака. Он умышленно гнал от себя всякие мысли. Знал, всецело веря просветленному разуму великого Лао Дзы, – когда придет время, постоянно включенное на протяжении всей человеческой жизни подсознание подскажет самый разумный выход. Самый правильный шаг к единственно верной дороге. А менять ему предстоит многое. Если не сказать – все.
Старинные часы на комоде пробили десять вечера.
Слава незаметно погрузился в сон, оказавшийся совершенно не похожим на все виденные им до сих пор. Ему снилось, что он замурован в темном, тесном и лишенном воздуха могильном склепе и отчаянно пытается вырваться оттуда. И даже, странным образом безошибочно ориентируясь в этом непроглядном мраке, знает, как это сделать, но ничего не выходит. Единственная дверь оказывается запертой. Он не может больше дышать, силы покидают его. Становится очень холодно. Отовсюду веет смертью. Слава уже понимает, что обречен. Собрав остаток сил, он в последний раз толкает запертую дверь, но тщетно. Он проваливается в безвременье, в забытье, и тут происходит чудо – сначала он слышит чьи–то голоса, затем одна из стен темницы раздвигается, впуская в склеп яркий поток света. Чьи–то невероятно огромные, теплые и ласковые даже на вид руки бережно подхватывают его, уже совсем неподвижного, свернувшегося в комочек, и вытаскивают наружу. А там, на свободе, идет дождь. Ливень. И прежде чем сверху над ним стремительно развернулся гигантский купол, несколько огромных, как мяч, холодных капель попадают Славе на лицо и почему–то обнаженное, выпачканное в чем–то липком, но не неприятном тело. Его, крохотного, торопливо укутывают в шерстяную ткань, рывком поднимают ввысь, прижимают к гулко стучащему сердцу и куда–то несут, кажется, даже бегом. А он все понимает. Он хочет разлепить губы, сказать – но не может. Силы покидают его. В следующую секунду cверху снова мягко опускается уже не кажущийся окончательным бархатный черный саван…
Корсак проснулся, открыл глаза и рывком сел на кровати. За окном совсем стемнело. В небе висела голубая луна. Медленно раздулась от ветра штора. Или от сквозняка? Сердце бешено колотилось, пульс отдавался в каждой клеточке тела. Слава провел ладонью по лицу – оно было совершенно мокрым и холодным от пота. Он был готов поклясться, что проснулся не сам по себе – его что–то разбудило. Но что? Испытывая странные чувства, Корсак на некоторое время даже перестал дышать, вслушиваясь в окружающую тишину, и после короткого ожидания уловил–таки донесшийся из прихожей явственный щелчок замка на входной двери.
Кто–то пытался проникнуть в квартиру при помощи отмычки!!! И, судя по характерному звуку капитулировавшего замка, знал толк в подобных грязных делах.
Ну уж нет! Второй ворюга за день – это слишком.
Ярослав бесшумно соскользнул с дивана, на цыпочках пробежал через гостиную и спрятался за стенкой, вжавшись в нее затылком и приготовившись одним точным ударом нокаутировать взломщика, как только тот перешагнет порог комнаты.
Входная дверь квартиры между тем чуть слышно скрипнула, открываясь. На несколько секунд повисла тишина – вор явно прислушивался, – и лишь затем в прихожей послышались сначала осторожные шаги, а после едва различимый шепоток. Услышав смутно знакомый хрипловатый голос, Слава ощутил, как по спине пробежала холодная волна, а внутри, напротив, все буквально заклокотало от злости. Вот оно, значит, как!!! Ночных визитеров оказалось двое. И более того – личность одного из них уже не представляла из себя загадку. Соседушка с бритой башкой!!!
Не угомонился, стало быть, тварь. Решил, призвав на подмогу специалиста, вернуться под покровом ночи и поквитаться за зело оскорбительное для блатного хулиганья прикосновение ботиночной подошвы к заднице. Как пить дать – кроваво поквитаться. Раз и навсегда.
Шаги приближались. В дверном проеме показался осторожно крадущийся, опасливо озирающийся в поисках беспомощной спящей жертвы темный силуэт. В проникающем из окна лунном свете отчетливо блеснула сталь готового напиться крови ножа. Следом, сторожко вжимая голову в сутулые плечи, в гостиную выглянул второй. Пора!
Корсак резко отделился от стены, метнулся, схватил за запястье вытянутую вперед, сжимающую нож руку бритоголового, одновременно подбив ему ногой коленный сгиб и «уронив» на колено. Рванув руку вверх и назад, до хруста, заставил пальцы разжаться. Перо глухо стукнулось о паркет, отлетело в сторону. Звук падения финки потонул в громком крике боли. На все про все ушло не больше секунды. Быстро закончив с более не представляющим опасности бритоголовым, Слава тут же переключился на успевшего отпрянуть назад в прихожую подельника и без особого труда достал того ногой в ухо, в прыжке.
Взломщик с грохотом влетел спиной в смягчившую удар вешалку с верхней одеждой и вместе с ней, сорвавшейся с гвоздя, рухнул на пол, накрытый с головой тряпками. Можно было слегка перевести дух. Прежде чем приступить ко второй части незапланированного урока хороших манер.
Что делать с этими подонками дальше, вопроса даже не стояло. Отпускать второй раз, после того как тебе, спящему, едва не перерезали горло, – глупо. Милосердие тоже имеет предел. Убивать или калечить – можно бы, да чревато осложнениями. В его нынешнем положении с властью лучше разойтись краями. Значит, выход один – пусть бандюгами занимается милиция. Ближайший телефон находился у Софьи Лазаревны, желчной сеседки–кошатницы с пятого этажа.
– Браво! Браво! – вдруг неожиданно раздалось совсем близко. Из угла, от двери кладовки, отделилась и уверенно шагнула в центр прихожей еще одна – третья– тень. В прижатой к поясу руке мужчина держал пистолет. – Ба!.. Знакомые лица!.. Сколько лет – сколько зим! Уже, признаться, и не думал, что свидимся, а оно вон как вышло. Ну, что же ты больше не прыгаешь, орел?! Или очко на измену играет?!
Проникающего в прихожую из гостиной голубого лунного света оказалось вполне достаточно, чтобы застывший в дверном проеме Слава смог разглядеть до поры находящегося в арьергарде еще одного визитера, о существовании которого даже не догадывался. И не только разглядеть, но и, услышав более чем странную реплику, узнать…
Этот косой, идущий через все лицо глубокий шрам, оставленный «выкидухой», забыть было невозможно. Корсак оставил его три с лишним года назад на лице метнувшего в него перо уличного грабителя. Вот, значит, как… То–то мурло проникшего в квартиру вслед за НКВД бритоголового соседа на какой–то миг показалось ему смутно знакомым. Выходит, вся троица снова в сборе. И двое первых уже отдыхают, так же как и во время предыдущей, едва не стоившей Ярославу жизни, встречи в арке проходного двора. Эти вне игры. Зато третий, самый хитрый и предусмотрительный, полностью контролирует ситуацию благодаря «стволу».
Хорошенькие игры. Навылет.
О том, что ждало его этой ночью, не проснись он случайно от скрежета открываемого отмычкой замка, Слава старался не думать. Ответ очевиден. Смерть.
– Я вижу, представляться мне не надо. Что ж. Со свиданьицем… Назад, в комнату, живо!!! – скомандовал человек со шрамом и нетерпеливо дернул пистолетом. – Дважды повторять не буду!!!
– Что вам от меня надо? – нехотя повиновавшись, процедил сквозь плотно сжатые губы Ярослав.
– А ты догадайся с трех раз, – хмыкнул, скривив обезображенное лицо, «крестник». Гримаса сделал его страшную физиономию еще более отвратительной. – Так получилось, фраерок…
