— Так бандит или нет?
— Да не знаю я, не знаю! Пистолета не видала.
— Ну и на хрен ты нам все это рассказываешь, не пойму!
— Сбежала я от него, понимаешь ты?! Вот в чем дело. Об этом и рассказываю. Сбежала от него… в Ла-Пальму.
— Сбежала? Натурально? — удивился Михаил.
— Да.
Леха, едва сдерживаясь:
— Деньги, бумаги, вещи его не брала?
Люба:
— За кого ты меня принимаешь?!
Леха, все еще сдерживаясь:
— За труп. В который скоро превратишься. И мы вместе с тобой. Отвечай, овца, брала или нет?
Люба, не вполне твердо:
— Ничего не брала.
Леха, взревев:
— Говори, коза!
Люба, чуть не плача:
— Только деньги, которые он мне дал. Когда я приехала, он пачку выдал. На, говорит, трать, развлекайся. Их и взяла.
— Сколько?
— Там оставалось пятьсот. Долларов.
— Ха! — воскликнул Михаил и с улыбкой оглядел стоящих рядом. — Пробили, из-за чего разборки-то начались!
— Ты его не знаешь. — Люба повернулась к Мише. — На деньги ему начхать. Из ревности мог свою мафию поднять.
— Так, мне все ясно. — Леша отошел от своей ночной возлюбленной и нервно заходил по камере, засунув руки в карманы обвислых тренировочных штанов.
— Зачем от него срыла-то? — поинтересовался Миша.
— Надоел, — то ли объяснила, то ли отмахнулась женщина.
— Не о том мы говорим, — снова взял слово Борисыч. — Если их интересует один из нас, а других они собираются пустить в расход, то какая нам, в сущности, разница, кто этот один? Допустим, Михаил. Или пускай некий перевозчик наркотиков. А что делать пятерым непричастным? Умереть? Я, как человек из этой пятерки, обеспокоен своей судьбой, а не какого-то избранника мафии.
— Миха, да разбуди ты его наконец! — вдруг прекратил расхаживать Алексей и вытянул руку по направлению к Вовику.
— Сам буди, — огрызнулся Миха. — Будильник нашел.
— Я вот подумала сейчас, — сказала Татьяна, — те, за дверью, — люди из низшего звена. Они слышали звон, но поняли его по-своему. Может быть, дела обстоят не так. И мы обыкновенные заложники обыкновенных террористов. Как в фильмах. Чем нас больше, тем террористам лучше. Будут держать нас взаперти и что-то у кого-то требовать.
— Ты же сама говорила. — развел руки Михаил.
— Я ничего не утверждала, я передала то, что слышала.
Опять вступил Борисыч:
— Хорошо бы так. Хотя тоже ничего хорошего. Но мы, мне сдается, должны исходить из худшего. Иначе может быть поздно что-либо поправить.
— Что ты предлагаешь? Бежать? — оказался рядом со стариком Алексей, бросив заниматься Вовой. Бросил, впрочем, уже добившись успеха. Леха поднимал его, тряс, ставил к стене, отпускал, опять ставил, и — Вова проснулся. А проснувшись, тут же заявил о себе:
— Мужики, у меня в черепе туман, растолкуйте.
— Во, ты хотел его разбудить! — обрадованно вскричал Миша. — Вот он!
— Всем тихо! — скомандовал Леха. — Сбежать было бы неплохо, отец, но как?
— Мужики, — снова затянул Вова, — а, мужики…
— Слушай, иди. — Леша подумал. — Иди посмотри в пакете, может, курево найдешь. Ты соображаешь, отец, у них у каждого по стволу! Как бежать?
Миша хотел было взбрыкнуть по поводу того, что кого-то откомандировывают копаться в его пакете, но потом махнул рукой.
— А если взаправду им нужен один? Других перестреляют, — сказала Люба, и в ее глазах опять заблестели слезы.
— Народ, гля, че я надыбал! — страшным голосом вдруг заорал Вовик.
Агент «Неваляшка»Мне виделось, что морская прогулка — чуть ли не счастливая случайность, дававшая отсрочку неизбежной развязке или даже снимавшая ее неизбежность, что на катере я уведу «персону» из плотного, сужающегося кольца… Колумбия-то рядом, точка изъятия — в двух шагах. Оказалось, все не так. Оказалось, что прогулка была умело сконструирована. Очень умело. И финал ее застал меня врасплох. Времени не хватило отправить донесение, и это самое скверное в создавшейся ситуации. Хотя одно положительное обстоятельство все же имеет место быть: «персона» подконтрольна, я рядом с ней. Отпускать ее от себя никак нельзя. А надо изо всех сил играть залегендированную личину. И носа из-под нее не казать. Быть именно тем человеком, за кого я себя выдаю. Поступать как этот человек. Говорить как этот человек. Даже думать. Чтоб ни у кого не возникло и тени сомнения. И вот почему.
Как неведомый противник сумел так лихо подчинить себе «форс-мажор»? Пьянка — материя капризная, может повернуть в любую сторону. Хорошо, пускай катер и панамец были нам подсунуты. Но ведь вторую половину ночи и до десяти утра Энрике в рубке не было! Катер вели пьяные люди, по своей вроде как прихоти поворачивая штурвал. И выйти точно к месту атаки не могли. Такого не бывает. Значит, напрашивается вывод: все-таки катер оказался там не случайно. Кто-то доложил на берег о курсе «Виктории». Выходит, кто-то из нашей компании? Кто? Вот почему его сразу не отделили от нас, я понимаю. В лицо его знают, как говорили охранники, только двое: дон Мигель, он же Маэстро, и дон Эскобара, он же Падре.
И еще одно. По крайней мере, вопрос о том, из какой хреновины подбили «Викторию», можно считать отпавшим. Подозрительный железный ящик, который солдатня погрузила в грузовик вместе с нами, очень сильно смахивал на родимый ракетный комплекс «Тритон-210», предназначенный для точечного поражения целей любого масштаба. И если у моего противника имеются такие возможности.
Ладно. Назовем определение мистера Икса задачей номер два. Именно поэтому мне сейчас нельзя раскрываться. Пока у меня есть фора: он (или она?) понятия не имеет о моем существовании. А задача номер один — прежняя: «персона», ее сохранность, подконтрольность и спасение.
Кто-то сидел на циновках, кто-то стоял, наклонившись, но все рассматривали находку Вовика. То, что он обнаружил в пакете.
Доллары. Увесистая пачка, завернутая в мокрые Мишкины плавки. Мишка шумно поскреб пятерней бритую голову и смущенно хихикнул:
— Штука там. Точняк. Я и забыл, как сунул. Хе, надо же! Подмокли, зелененькие…
— Ну что вы делаете? — рыдающим голосом спросила Люба. — О чем вы говорите? Надо же что-то делать, мужики вы или тряпки?! Ну придумайте что-нибудь! Нас же убьют! Бежать надо!..
— Может, подкупить охрану? Здесь это большие деньги, — не обращая на ночную подругу внимания, предложила Татьяна.
— Хрена, — отрезал Мишка, — они бабки чисто себе заберут.
— Татьяна, ты бы не отвлекалась, слушала, о чем они там говорят. — всхлипнула Люба.
Татьяна молча отошла от тесной группки соотечественников.
— Правильно, — одобрил Борисыч, — не помешает. Что все-таки делать будем?
— Кормить и выгуливать нас не станут, — задумчиво протянул Алексей. — До приезда ихнего пахана дверь не отопрут. На фига? Значит, надо, чтобы они открыли дверь. Эти двое.
— Нет, я так больше не могу, не могу. — вновь заплакала Люба.
— Ты хочешь сказать — напасть и обезоружить. — Борисыч снова нацепил кепку на голову. В глазах его замерцал непонятный огонек.
— Это что, тюряга? Во засада. Какое сегодня число, а, ребята? — вдруг обеспокоился Вовик.
— Увянь, ботаник, бля! — гавкнул на него Михаил. — Вы че, мужики, в натуре свинитить отсюда собрались?
Алексей ответил:
— А чего гадать — «стрельнут, не стрельнут»? Эх, как бы их дверь заставить открыть.
— Ты занимался чем или на силу надеешься? — спросил Борисыч у Лешки.
— Мордобоем в Мурманске занимался по малолетке. Ну вообще-то на корабле ребята показывали кой-чего. Боцман у нас самбист был. Учил помалу, от не фиг делать. А сила. Чего сила? Не обижен вроде. — И, подумав, добавил: — Двоих вырублю. С виду они тут все хлипковаты.
Вернулась Татьяна.
— Молчат, будто уснули. Побег задумываете, слышу.
— Какое сегодня число? — опять влез Вовик.
Но на Вовика теперь внимания обращали не больше, чем обращают, скажем, на радиоточку, которая гнусаво мямлит что-то в углу на кухне.
— Ребят, вы серьезно? — Теперь этот вопрос поступил от Любы.
Агент «Неваляшка»Другого выхода пока нет: необходимо убедить их бежать, потому что я знаю: боевикам действительно нужен только один из нас. И не сомневаюсь, кто именно: моя обожаемая «персона». Потому что это уже перебор — заваривать такую кашу из-за кого-то еще. Другие — лишь опасные свидетели в игре на большие ставки, и жалость в ее правила не входит. Меня и еще четверых расстреляют (пардон, может, всего лишь троих, так как один (или одна) предположительно из команды соперников). Поэтому если и суждено умереть — впрочем, моя работа предусматривает постоянную готовность к такому исходу, — то прежде надо использовать все шансы выжить. Я вижу на данный момент единственный шанс: побег до прилета Маэстро на базу.
