– Мерси за комплиман, – сказал Гринчук, выпрямляясь.
– Так, значит, я буду в девять, – напомнила Инга.
Из кабинета Владимира Родионыча вышел Полковник и осторожно прикрыл дверь. Даже несколько демонстративно.
– Я не помешал? – спросил Полковник.
– Ни в одном глазу, – сказал Гринчук. – Нам с Ингой помешать невозможно.
– Тогда я приглашаю вас, Юрий Иванович, отобедать со мной в «Клубе» у Графа. Сегодня он обещал нечто особенное.
– Тогда ужин можешь не готовить, – сказал Гринчук Инге. – Простирнешь, помоешь посуду и будешь меня ждать. Не забудь перебрать фасоль, посадить кусты роз и познать самое себя.
– Непременно, – язвительно улыбнулась Инга. – Особенно – самое себя. В этом случае вы рискуете опоздать к празднику.
Прикрыв дверь приемной, Полковник посмотрел в глаза Гринчуку и постучал себя пальцами по лбу.
Гринчук молча кивнул и развел руками.
– Теперь, когда мы преодолели эмоциональную часть нашего разговора, – в лифте сказал Полковник, – перейдем к прозе жизни. Как там Михаил?
– Михаил? – переспросил Гринчук.
– Именно. И не нужно мне сейчас устраивать театр одного актера.
– Не имел ни малейшего…
– Вот именно это вас и выдает, – сказал Полковник. – Вы сегодня, как актер, явно не в ударе.
– Не мой сегодня день, – кивнул Гринчук. – То есть – абсолютно. Все меня видят насквозь, и каждый при этом норовит уколоть побольнее. Опера каждый обидеть может. А понять его…
– Оценить по достоинству, – подхватил Полковник. – Что там с Михаилом. Он, как я понял, сегодня убил двоих.
– А что Михаил… – вздохнул Гринчук. – Михаил говорит, что у него все нормально. Немного пожелтел после стрельбы, но в пределах нормы. Сами понимаете, как оно – убить.
– Не понимаю, – тихо сказал Полковник. – Представить – могу. Понять… К счастью, не имею подобного опыта.
Лифт открылся, и они вышли в холл.
Охранник открыл перед ними дверь.
– Черт, – спохватился Гринчук, – нужно предупредить Братка, где меня искать, если что. И машину чтобы подогнал.
– По дороге и позвоните, – Полковник жестом пригласил Гринчука в свою машину.
Подождал, пока Гринчук давал по телефону указания Братку. Потом продолжил разговор:
– Михаил говорит – все нормально. А что говорите вы?
Гринчук задумчиво покрутил в руке телефон.
– Не знаю, – наконец сказал Гринчук. – Не знаю. Похоже – он не сорвался, хотя я и не знаю, как бы это выглядело. Но…
Гринчук спрятал в карман телефон и зачем-то отряхнул руки.
– Но? – напомнил Полковник.
– Он сегодня стрелял в безоружного, – Гринчук отвернулся к окну.
Полковник поправил галстук. Кашлянул, словно прочищая голос перед репликой, но промолчал.
– Нет, все правильно, – продолжая смотреть в окно, сказал Гринчук. – Пристрелил он водилу тех залетных уродов. Ствол у него был, но в кобуре, под курткой. Я вовремя заметил и совершил преступление.
Гринчук обернулся к Полковнику.
– Представляете? Я достал у покойника ствол и вложил его ему в руку. Иначе Миша уже сегодня вполне мог…
Гринчук оборвал фразу и посмотрел в глаза Полковнику.
– Что вы на меня уставились? – грубовато спросил Полковник. – Ждете, что я вам стану сопли вытирать? Вы это сделали?
– Сделал.
– Посчитали это правильным?
– Да.
– И еще раз сделали бы?
– Да, – после секундной паузы ответил Гринчук.
– Если бы Михаил не пристрелил того водителя, тот за оружие взялся бы или нет?
– Однозначно, – кивнул Гринчук.
– Ну, и пошли вы к чертовой бабушке со своими нежными нервами. Сами бы, небось, тоже вначале стрельнули бы, а потом…
– Нет, – сказал Гринчук. – не стрельнул бы. И дело тут не в моих нежных нервах. Михаил после всего даже не подошел к машине, чтобы проверить. Если бы не я… Он просто стоял и… И приходил в себя.
Машина свернула к «Клубу».
– Что вы собираетесь делать в связи со всем этим?
– Не знаю, – пожал плечами Гринчук. – Пока вот поговорю с Доктором и Ириной, что они скажут. А там… Мне нужно найти хоть кого-то из тех, кто Мишку уродовал в той программе.
Машина остановилась возле дубовой двери «Клуба», но Полковник продолжал сидеть, словно этого не заметил.
– Я ищу, Юрий Иванович. Честное слово. Я поднял все свои связи. Тогдашние и нынешние. И пока… Слишком тщательно чистили – вот в чем беда. Но я найду.
– Я найду, – поправил Гринчук. – Мне для этого нужно будет просто все бросить и заняться этим вопросом.
– Не думаю, что вам кто-то позволит…
– А мне плевать! – отрезал Гринчук. – Я просто все брошу и уйду. И мне…
– Давайте на этой высокой ноте прервемся, – сказал Полковник, – и все-таки пообедаем. Граф, наверное, уже ждет и волнуется. Я его предупреждал.
Граф действительно ждал.
Волновался ли он при этом, знал только Граф. По внешнему виду этого определить было нельзя. Как всегда – безукоризненный костюм, безукоризненная прическа и безукоризненная улыбка.
– Прошу, – сказал Граф, широким жестом приглашая войти.
Полковник вошел первым. За ним двинулся Гринчук. Граф закрыл за ним дверь на засов.
– Проходите в кабинет, – сказал Граф.
Полковник пошел, не оборачиваясь. Гринчук тоже. Он не обернулся даже когда Граф без взмаха, коротко ударил его кулаком в спину. Гринчук чуть качнулся в сторону, пропуская удар, потом зажал руку Графа у себя подмышкой. И продолжил свое движение к кабинету.
– Руку отдай, – попросил Граф.
Гринчук не ответил.
– Не позорь перед посетителями, – снова попросил Граф.
– Бутылка коньяку, – сказал Гринчук, не останавливаясь.
– Прошлый раз была бутылка водки.
– Две бутылки коньяку, – сказал Гринчук и что-то там сделал с рукой Графа.
Граф зашипел от боли.
– Ручка бо-бо? – спросил Гринчук.
– Сволочь ты все-таки, – простонал Граф. – Хорошо, две бутылки.
– Армянского, из того самого ящика… – продолжил выдвигать требования Гринчук.
– Хорошо, – сказал Граф и стал растирать отпущенную на свободу руку.
В кабинете было прохладно и очень респектабельно. Кожаные кресла, дубовые панели на стенах, медные канделябры и тяжелые темно-красные шторы на окне. Хотя окна-то как раз и не было. «Клуб» сообщался с окружающим миром только через входную дверь, вход на кухню и через заднюю дверь, о существовании которой знали далеко не все.
Вместо окон в клубе были светильники, спрятанные за матовыми стеклами ложных рам.
– Вам не надоело еще играться с Графом в эти детские игры? – осведомился Полковник, усевшись за стол.
Голос его прозвучал как-то особенно респектабельно, под стать кабинету, и Гринчук поймал себя на том, что хочет ответить таким же аккуратным джентльменским тоном.
– Это традиция, Полковник, – сказал Гринчук. – И заодно – тест. В тот день, когда Граф меня подловит, я подам в отставку. И уйду на пенсию. Буду разводить клубнику и продавать ее на базаре.
– На Канарских островах, – закончил Полковник.
Гринчук подождал, не напомнит ли Полковник о нежданном богатстве Гринчука, но Полковник напоминать не стал. Только тонко улыбнулся.
Открылась дверь, и в кабинет вошел Граф.
– Что у нас сегодня на обед? – спросил Гринчук.
– Полковник заказал на мое усмотрение. Поэтому он сейчас будет ждать первого блюда, а ты прогуляешься со мной в соседний кабинет, – сказал Граф.
– Как я хочу быть полковником, – сказал, вставая из-за стола Гринчук, – он может носить папаху и может оставаться на стуле, когда подполковника гоняют с места на место.
– Что случилось? – спросил Гринчук, когда дверь кабинета закрылась.
– Понимаешь, – немного растеряно сказал Граф. – Полковник меня предупредил еще два часа назад, что будет с тобой…
– Ну?
– А час назад ко мне обратился один… э-э… мой знакомый. И попросил его проконсультировать. И я решил… – Граф отвел взгляд. – Я решил пригласить его сюда…
– В «Клуб»? – изумился Гринчук. – Тут же везде написано «Посторонним В.» Или это очень большой человек?
– Большой, – кивнул Граф. – В своем роде.
Граф открыл дверь соседнего кабинета.
– Знакомьтесь, – сказал Граф, – это Левчик.
Левчик действительно был большим человеком. В свои пятьдесят пять лет при росте метр шестьдесят он имел вес сто двадцать килограммов и привычку вкусно есть. Иногда он оказывал Графу консультационные услуги и за это получил право вкушать от изысков «Клуба». А еще он иногда умудрялся обменять свою информацию на информацию Графа.
Получив задание Мастера, Левчик решил позвонить Графу. Тот пригласил Левчика на обед, одновременно пообещав, что познакомит с очень информированным по затронутому вопросу человеком.
Увидев Гринчука, Левчик побледнел, выронил вилку и, нашарив галстук, стащил его с шеи.
Пока Граф коротко объяснял Гринчуку, что именно интересует уважаемого Левчика, уважаемый Левчик пытался восстановить дыхание и вытереть с лица и лысины пот.
