– Не совершал? Оружия при себе не имел, границу незаконно не пересекал, в банде не состоял.
– Но я не переносил через границу взрывчатку, сопротивление сотрудникам правоохранительных органов не оказывал.
– Возможно, вот только доказать это будет сложно. Но облегчить свое положение ты можешь искренним раскаянием и сотрудничеством с нами.
– Я готов рассказать вам все, что знаю.
– Это похвально. Тем более сейчас, пока сюда не прибыл один очень строгий старший офицер антитеррористического управления, ненавидящий таких людей, как ты. Он беседовать с тобой, как я, не станет. Прикажет вколоть спецпрепарат, сыворотку правды. Если же твой мозг окажется заблокированным, то он, не задумываясь, отдаст команду пробить блокаду. А это значит, что твой мозг будет подвержен такому воздействию, что после нормально функционировать не сможет. Другими словами, ты превратишься в растение. Таких на суд не выводят. В дурдоме тебя держать за счет российского налогоплательщика тоже не имеет смысла. Проще пристрелить к чертовой матери и отписаться, что оружие было применено в целях самообороны, так как ты во время допроса неожиданно набросился на следователя.
Поляк побледнел.
– И вы сделаете это?
– Я нет, а вот полковник? Понимаешь, у него сын погиб здесь, на Кавказе. Раненым попал в плен к такому, как Дабиров, отморозку. Тот издевался над офицером изощренно и долго, а затем устроил публичную казнь. С живого сына полковника содрали кожу и видео казни отправили отцу. После этого у полковника с боевиками разговор короткий.
– Но я же никому не принес вреда.
– Уже того, что ты был в банде, ему хватит, чтобы отыграться на тебе.
– А вы могли бы как-то защитить меня?
– Я уже назвал условия, при которых ты можешь облегчить свое положение.
– И вы?..
– Все, Корник, мы не на базаре. Есть что сказать, говори.
Поляк задумался, затем произнес:
– К сожалению, я очень мало знаю.
– Отвечай на вопросы.
– Да, пан майор.
– Где банда перешла границу?
Корник всполошился.
– Езус Мария, клянусь, точное место мне неизвестно. Знаю лишь, что шли ущельем и пограничников не встретили.
– Тебя с подельниками Дабиров отправил в лес у Веджи, так?
– Да. Там меня и пленили.
Королев усмехнулся:
– Это мне известно. Куда Дабиров повел основной отряд?
– Не знаю.
– Вот видишь. То ты не знаешь, это не ведаешь. Я не смогу помочь тебе.
– Подождите! Как-то, еще в Грузии, перед самым выездом, я слышал часть разговора Дабирова, его инструктора или советника Гуадзе и еще одного человека, англичанина или американца.
– Почему ты решил, что третьим был англичанин или американец? Разговор велся на английском языке?
– На русском, но тот, третий, говорил с акцентом, который я слышал у американцев, когда они приезжали в лагерь.
– Зачем приезжали?
– Их приезд не касался дел группировки Дабирова. Они смотрели местность, что-то заносили на карту, делали съемку. В Варшаве я слышал, как говорят американцы и англичане. Их сейчас в Польше много.
– Ладно. Так что ты слышал?
– Дабиров говорил, что особенно весело будет в каком-то то ли Тамлаке, то ли Амлаке. А третий, скорей всего, американец, сказал, мол, ты идешь в Россию не веселиться. Потом они упомянули какое-то ущелье, где оборудована запасная база. Название не запомнил, но оканчивается оно на «ран». А после я отошел от их палатки, так как появился мой сменщик.
– Ты был в карауле?
– Да, тогда я еще служил в охране. Нас в тот же день заменили на турок. Почему это было сделано, не знаю. Но думаю, не без участия того же американца.
– Вы от лагеря к границе шли пешком или ехали на машинах?
– Минут двадцать на машинах по серпантину, но что-либо увидеть оказалось невозможно. Кузова были плотно закрыты тентами. Затем, когда вышли на небольшое плато, спешились. Машины ушли обратно. Весь отряд двинулся дальше пешком. После отдыха в лесу у Большого перевала Дабиров вызвал Али, Омана и меня. Кстати, все мы раньше служили в его охране. Он приказал нам следовать в район, где вы нас уже ждали. Интересно, что мы получили задачу, а отряд не готовился к маршу. По крайней мере, ближайшее окружение Дабирова и первая боевая группа.
Королев посмотрел на поляка.
– Ждали технику?
– Очень может быть.
– Сколько вы шли до зеленки, где был устроен фальшивый лагерь?
– Часов пять.
– Как преодолели Большой перевал?
– Мы его не преодолевали, там был проход, по нему перешли.
– Трое? Или кто-то сопровождал вас?
– Трое. Со мной были Али и Оман. Я даже их фамилий не знаю.
– Вместе охраняли тело Дабира, и не знаешь?
– Нет. Мы обращались друг к другу только по именам.
Королев поднялся, достал карту, развернул ее на столе.
– Подойди!
Поляк подчинился.
– Читать карту, надеюсь, тебя научили?
– Да.
– Узнаешь местность?
– Вот роща, где мы несли службу, перевал.
– Большой перевал.
– А вот проход, по которому мы вышли в рощу.
– Лисий проход. Как шли к нему?
Арестант наклонился над картой, что-то пробормотал по-польски, затем ткнул пальцем и сказал:
– По-моему, мы выходили вот с этого плато.
– Так. А шли к нему по этому ущелью? – Королев провел по карте извилистую линию.
– Не знаю. На карте в этом ущелье отмечено селение Дагели. Мы проходили мимо каких-то развалин. Но там не было людей.
– Дагели – разрушенный аул. Но если вы шли этим ущельем и выбрались на указанное тобой плато, то Дабиру неоткуда было ждать машин. Они не прошли бы через перевал.
В коридоре послышался шум, и в камеру вошел полковник Бирюков.
Расстегнув китель, он кивнул Королеву, присел на прикрепленный стул и спросил:
– Ну и что тут у тебя, Слава?
– Здравия желаю, товарищ полковник!
– Оставь это. Что пленный?
Поляк понял, что прибыл тот самый безжалостный полковник, и заверещал:
– Пан полковник, я согласился на сотрудничество. Пан майор обещал снисхождение. Я рассказываю все, что знаю.
Бирюков взглянул на Королева:
– Что это он в штаны наложил?
– Выйдем, Александр Тимофеевич.
– А надо?
– Надо.
Старшие офицеры прошли в коридор. Королев объяснил полковнику, в чем дело.
Бирюков улыбнулся:
– Запугал, значит, мною поляка?
– Пришлось.
– Что-нибудь уже он сообщил?
Майор доложил о том, что рассказал Корник.
– Выходит, банда прошла границу на стыке двух застав. Место подобрано грамотно. Склоны ущелья – скалы, там выставить пост сложно, а электроники, охраняющей кордон, еще нет. К плато машины подойти не могли. Значит, отряд Дабирова преодолел перевал. А вот внизу, с севера, его могли подобрать машины и вывезти куда угодно.
– Но не думаю, что далеко. Если в каком-то ущелье с окончанием на «ран» – а таких в нашем районе три: Амиран, Кабран и Дубран – находится запасная база, то где-то должна быть и основная.
Полковник усмехнулся:
– Сам догадался или кто-то подсказал?
– Александр Тимофеевич, мне не до шуток.
– Ладно. Конечно, основная база подготовлена. Вопрос в том, где именно?
– К сожалению, Корник об этом не знает.
– Уверен?
– Да.
– А ну-ка я наеду на него. Ты же создал мне образ страшного мстителя, которому законы пустое место.
– Попробуйте.
– А ты чего ему пообещал?
– Ничего особенного. Всего лишь облегчить положение. Ему действительно можно предъявить только незаконное хранение оружия, переход границы и участие в вооруженном формировании. При том, что Корник ничего сделать не успел, это максимум лет десять. Да и то вряд ли, учитывая его раскаяние.
– Меньше, Слава, лет пять от силы. При хорошем адвокате. Но пошли, будем, как говорится, ковать железо, пока горячо.
Бирюков вошел в камеру и заполнил ее собой. Он застыл посреди помещения, широко расставив ноги, и устремил жесткий взгляд на поляка, который сел на кровать, сжался и боялся поднять голову.
– Мне майор доложил о том, что ты рассказал, ублюдок! Он поверил тебе, я же сомневаюсь, что ты сказал все, что знаешь. В таких случаях я прибегаю к проверенным средствам, помогающим развязывать языки. Майор наверняка уже поведал тебе, к каким именно.
– Пан полковник, прошу, не надо никаких средств. Клянусь, я сказал все, что знал.
– Не верю! Но благодари майора. Он уговорил меня дать тебе подумать до вечера. В половине девятого мы встретимся вновь. Если ты и тогда не убедишь меня в искренности, то я гарантирую тебе не самую лучшую ночь в твоей паскудной жизни. Все, думай, вспоминай. Майор, за мной!
Старшие офицеры антитеррористического управления вышли из караульного помещения.
Бирюков спросил:
– Ну и как я его, майор?
– Честно?
– Что-то не так?
– Если честно, Александр Тимофеевич, я бы на месте поляка сразу понял, что вы играете.
– Ты на месте поляка никогда и не оказался бы. А для него и такого спектакля достаточно.
– Вы приехали раньше времени. Вас ожидали в полдень, а сейчас одиннадцать двадцать.
