У седьмого вагона, куда у всех троих были билеты, обнаружилась розовощекая, молоденькая блондинка. Увидев ее, Сергей плотоядно ухмыльнулся, пробормотал чуть слышно:
– Ох, какая красавица.
Девушка вздрогнула, недоуменно посмотрела на троих мужчин, словно только что их увидела.
– Билеты, – сказал Олег. – Паспорта.
Игорь попытался вспомнить, куда дел синий конверт, но не смог. Оказалось, что документы у Олега.
– Привет, красавица, – сказал Сергей, протягивая проводнице собственный паспорт и глядя ей прямо в лицо.
В синих глазах его читалось восхищение, немного наигранное, но зато явственное.
– Здравствуйте… – ответила девушка и покраснела.
Сергей удовлетворенно заулыбался. Они поднялись в вагон и свернули в первое же купе. Тут было полутемно и уютно, пахло свежим бельем и цветами, окно украшали кружевные занавески, на столике стояла вазочка с небольшим букетом. Игорь убрал сумку вниз, под полку, и сел к окну.
Проводница прошла по коридору, призывая провожающих выйти из вагона, и спустя пять минут поезд тронулся. Поплыли назад огни вокзала, стоявший на соседнем пути состав.
В купе они так и остались втроем.
– Я спать, – сказал Олег после того, как у них проверили билеты.
– А мы, я думаю, посидим, – Сергей глянул на Игоря вопросительно. – Ведь ты не хочешь спать?
Игорь покачал головой. Он вообще ничего не хотел: ни спать, ни есть, ни жить…
Олег стащил джинсы, ловко запрыгнул на верхнюю полку. Сергей исчез на какое-то время, а когда вернулся, на его лице красовалась хитрая, довольная улыбка, а в руках держал два стакана с чаем.
– Я с Машенькой договорился, – сообщил он. – Сейчас нам из вагона-ресторана закуски принесут.
– Машенька – это кто?
– Милый, да ты совсем мертвый. Это наша проводница. Попозже я к ней загляну, а пока можно и поболтать.
Игорь вздохнул, подумал, не отказаться ли от выпивки. Но Сергей уже вытащил бутылку.
– Так, пей чай, – распорядился он. – И побыстрее.
Олег на верхней полке перестал возиться, послышалось его мерное дыхание. Потом в двери купе появился официант в белой рубашке. Принялся снимать с подноса тарелки – два салата, картошка с рыбой, селедочка с луком, графин с персиковым соком и жюльен.
– Спасибо, приятель, – сказал Сергей. – Сколько я должен?
Официант забрал деньги и ушел, а Сергей потянулся к бутылке.
– Ну, давай, – сказал он и подвинул к себе один из салатов. – Что тут у нас? Оливье? Тогда второй – рыбный. Вздрогнули…
Он выпил свою порцию махом, а вот Игорь замялся, долго собирался с духом. Водка колом встала в горле, пришлось просто запихивать ее в себя. Из глаз полились слезы. Зато когда проморгался, почувствовал, что стало много легче. Из мускулов ушло напряжение, из рук и ног – противный холод.
– Закусывай, – предложил Сергей. – А я пока музыку включу…
Он вытащил коммуникатор, положил его на стол. Потыкал в сенсорный экран стилусом, и в купе зазвучал сорванный голос Гарика Сукачева: «Мне осталась одна забава – пальцы в рот да веселый свист…»
Сергей улыбнулся, тепло и отстраненно, словно вспомнил нечто приятное.
– Вот так-то лучше, – сказал он. – Ешь давай. Легче будет, поверь мне. И давай вмажем по второй.
После второй Игорь и вправду захотел есть. Расправившись с салатом и жареным судаком, ощутил желание разговаривать. Некоторое время помялся, вслушиваясь в стук колес, а потом спросил:
– Что вообще происходит? Куда я угодил? Ради чего умерла моя жена?
Сергей ухмыльнулся.
– Сколько вопросов сразу. Этот бородатый тебе, наверное, про добро и зло рассказывал?
– Да. Только я, по-моему, мало чего понял.
– Ладно, попробую объяснить по-своему. – Сергей оперся локтями о стол и сплел пальцы перед лицом. – Пойми, человечество – единый живой организм, люди – его мельчайшие клетки. Каждый народ – это орган, как печень, сердце или легкие, а его синклит – нечто вроде нервной системы. Пока она жива, орган работает, если отмирает, ему тоже не жить.
Колеса вагона постукивали, за окном вспыхивали, уносились в прошлое огоньки, а Игорь сидел и слушал.
– Еще, как и в любом живом организме, есть паразит, не способный к самостоятельному существованию, – тут Сергей прищурился, – которого мы называем злом. Он питается энергией распада, уничтожения. Громадный тысячеротый червь, обитающий в теле человечества. Вряд ли он разумен, скорее инстинктивно делает то, что доставляет ему пищу, – отравляет и разрушает. Поэтому дьяволопоклонники выглядят смешно – как можно поклоняться червяку?
– А вы пытаетесь ему противостоять? – спросил Игорь.
– По большей части мы просто живем, или скорее существуем. Уничтожить паразита нельзя. Какой прок с ним воевать? Но случаются времена, когда он становится слишком большим, чрезмерно сильным. Как сейчас в России.
– Но у нас же все хорошо – экономический рост, восстановление обороноспособности и все такое…
Сергей рассмеялся. Потом зажал себе рот ладонью и глянул вверх, на спавшего Олега.
– Ты говоришь сейчас как диктор новостей, – сказал он. – На самом деле это судороги, предсмертная агония некогда великого народа. Последние попытки сделать живым то, что умирает.
– Но президент, премьер, они говорят… – забормотал Игорь.
– Они политики, а работа политика – говорить народу, что все хорошо, даже если страна в полной заднице.
На это Игорь не нашел что возразить.
– Есть такая штука – бюрократия, – сказал Сергей. – Та самая, что сейчас правит Россией, сосет ее соки. Она – часть народа, но в то же время и симптом болезни. Словно раковая опухоль, она появляется лишь тогда, когда народ болен. У нас возникла после создания Московского государства и с того времени только росла и крепла. Даже большевики не смогли с ней ничего поделать.
– Но чиновники же нужны, – возразил Игорь. – Как без них управлять?
– Да, нужны, но профессиональные и неподкупные. А откуда взять таких в стране, где взятки – древний и славный обычай? До восемнадцатого века большинство чиновников вообще не получало жалованья, а жило только на подношения. Думаешь, сейчас они строят дачи на Рублевке на зарплату? Элита, твою мать. – Сергей потянулся к бутылке. – Паразит на паразите…
Они выпили еще, Игорь почувствовал, что начинает соловеть.
– Но это полбеды, – сказал Сергей. – Пока Русь была сильна, она могла их кормить. Но сейчас русский народ просто вымирает. Спивается, тупеет, вырождается, уменьшается в числе. А ты говоришь, что все хорошо?
– Ну, не я… – Игорь пожал плечами. – Знаешь ли, по-моему, все так говорят…
«Я обманывать себя не стану, – истово завопил из коммуникатора Сукачев, – залегла забота в сердце мглистом! Отчего прослыл я шарлатаном? Отчего прослыл я скандалистом?»
– Врут, – сказал Сергей. – Я не буду давить тебя цифрами, но народу в России каждый год становится меньше на семьсот-восемьсот тысяч. И сокращение идет в основном за счет нас, русских. Всякие там дагестанцы, таджики и прочие жиды успешно размножаются, – его глаза агрессивно сверкнули, – а мы вымираем. Один умный человек подсчитал, что к середине двадцать первого века русских останется двадцать пять миллионов… Плакать хочется!
Сергей разгорячился, яростно жестикулировал, лицо его кривилось, глаза налились кровью.
– И ты веришь, что эта страна без титульной нации сохранит целостность? Лично я не верю!
– Хватит орать… – пробормотал с верхней полки Олег.
Сергей наклонил голову, так что золотые волосы свесились ему на лоб, и заговорил тише:
– Мало того что нас становится меньше, так мы еще и делаемся хуже… Каждый третий – алкоголик, каждый десятый – наркоман… Честно говоря, я не верю, что эту страну еще можно спасти… Даже синклит, если его собрать вместе, мало чего сможет. Эх, продали Россию жиды! Все продали…
Завершение речи оказалось настолько неожиданным, что Игорь вздрогнул.
– Выпьем еще? – предложил Сергей, криво и страшно улыбаясь. – А потом споем. Что-нибудь наше, русское…
