Мария Воронцова и ее сын сидели в дальнем углу зала. У противоположной стены – Баренцев и директор Казанского музея. Но в темноте мужчин почти не было видно.
– Не бойся, мама, я тебя в обиду не дам! – вдруг продрогшим от холода голосом произнес мальчик и тут же спросил: – Мама, а я умру, если замерзну?
– Нет, что ты… Ты двигайся.
Женщина чуть не расплакалась, но все же смогла взять себя в руки, чтобы ее паника и страх не передались ребенку. Она понимала, что сына нужно обязательно согреть. Но как, если она связана по рукам и ногам, а кроме легкой летней майки да тонких штанов, на ней ничего нет.
Воронцова бросала испытующие взгляды на двух талибов, стоявших всего в паре шагов от нее. Мариам надеялась, что охранники пожалеют ее сына и дадут ему что-нибудь из теплой одежды. Ведь наверняка у них тоже были дети.
Тот, что был левее и ближе к Марии, наконец посмотрел в ее сторону.
– Чего тебе? – пробасил худощавый афганец.
– Ребенок замерзает. Принесите ему, пожалуйста, одеяло или накидку!
Террорист лишь ухмыльнулся.
– Еще чего. Это тебе не отель! Сиди тихо и жди, пока тебя не выкупят твои русские или мы тебе голову не отрежем. Второе я сделаю без особого удовольствия. Можешь мне поверить. Но не ты первая, не ты последняя.
Худощавый оскалился. Мария поняла, что уговаривать охранников бесполезно. На что можно надеяться, если даже замерзающий ребенок не вызвал в их сердцах сострадания? Но Воронцова не собиралась сдаваться и была готова на все, чтобы добиться своего.
– Я думаю, ваш командир не обрадуется, если один из заложников умрет. Верно? – цинично спросила Мария.
Улыбка тут же сошла с лица худощавого. Одно упоминание о полевом командире уже вызвало в талибе тревогу и трепет. Охранники переглянулись.
– Ты это к чему?
– А вы хорошенько подумайте. Разве русские станут выполнять ваши требования, если вы не сдержите свое слово? Ведь за мертвых выкупа никто не платит. Случись что-нибудь с моим мальчиком, и ваш командир останется без денег. И как вы думаете, кто будет в этом виноват?
Талиб нахмурился и, положив руку на плечо напарника, отвел его в сторонку. Послышался шепот. Охранники говорили очень тихо, но Мариам догадывалась, о чем идет разговор.
– Вы думаете, они действительно сжалятся? – донесся из темноты голос Баренцева.
– Не знаю, Петр Владимирович, но попытаться стоит, – ответила ему Мариам.
– Бог вам в помощь, – тяжело вздохнул советник.
Посовещавшись, талибы подошли к Воронцовой.
– Наше дело – охранять, другого нам не дано. Так что мы отведем тебя к нашему командиру, пускай он и решает. Скажет убить – убьем. Скажет выдать одеяло – выдадим, – заключил талиб.
– Хорошо, я согласна, – не колеблясь, ответила Мариам.
– Сейчас мы развяжем твои ноги, и ты пойдешь за нами. Только не вздумай ничего выкинуть!
– Дайте мне, пожалуйста, еще одну минуту, чтобы поговорить с сыном.
– Валяй! Только быстрее, а то мы можем и передумать.
Воронцова посмотрела в полузакрытые глаза сына. От холода мальчика клонило в сон.
– Не спи. Ты меня слышишь? Двигайся и не спи.
– Да, мама.
На глазах Мариам проступили слезы. Она была готова расплакаться, так как знала, что ей придется оставить сына. К тому же она не была уверена в том, что охранники действительно решили отвести ее к командиру.
– Мне нужно отойти.
– Ты куда, мам?
– Не волнуйся, я скоро. – Воронцова бросила в темноту: – Присмотрите за ним.
– Хорошо, – ответил Баренцев.
– Будьте осторожны, Мария, – охрипшим голосом предостерег директор Казанского музея так, будто что-то могло от нее зависеть.
Единственный факел, который нес в руках охранник, освещал узкий коридор, зловещий и мрачный. Ледяной холод каменного пола буквально прожигал голые ступни Марии насквозь.
«А может, он мне соврал и сейчас изнасилует, а потом…» – от этой мысли Воронцовой сделалось не по себе.
Молодая женщина пыталась успокоиться, однако ее невольно трясло от страха. Ею овладевала паника, мысли лихорадочно кружились в голове. Казалось, что стены сужаются, а потолок начинает давить на нее, хотя на самом деле коридор оставался прежним.
Сейчас ее ноги были свободны, только руки все еще оставались связаны. Даже если бы предоставился шанс, она не попыталась бы убежать. Хотя в кромешной темноте коридора, от которого ответвлялось множество проходов, она бы точно сумела улизнуть от преследования, даже на заледеневших от холода ногах. Нашла бы для этого силы. Вопрос заключался в другом: куда бежать? К тому же там, за ее спиной, остались сын и двое товарищей, бросить которых она не могла.
Охранник неожиданно остановился, повернулся к Мариам и вскинул автомат. Мариам невольно вздрогнула:
«Вот и все».
– Дальше пойдешь сама. Прямо до стены, а потом повернешь направо, там увидишь свет!
Мариам послушно сделала шаг в темноту. Как только она свернула в другой туннель, тусклый свет факела за ее спиной исчез, поглощенный непроглядной тьмой, подступавшей со всех сторон. Она была такой густой и страшной, что почти ощущалась физически. Воронцова вытянула вперед связанные руки, чтобы не наткнуться на преграду.
Но вскоре показался свет. Перед девушкой был небольших размеров зал, в центре которого горел костер. На большом ковре с восточным узором сидел старик с белой бородой. Рядом с ним стоял тот самый молодой талиб, который представился ей на выставке преподавателем истории.
Мужчины оживленно общались, даже не замечая, что за их спинами стоит женщина. Мариам поняла, что охранник не соврал, а действительно отвел к главному и убивать ее не собираются. Поэтому она смело ступила босыми ногами на ковер и негромко кашлянула, чтобы обозначить свое присутствие.
– Что она тут делает? – занервничал Ахмуд.
– Погоди! – Старик небрежным жестом руки остудил пыл своего заместителя: – Присаживайся к огню.
Мариам опустилась на ковер, тот был очень мягким, словно под ним был еще точно такой же. Жар от костра приятно обжег ее замерзшее тело.
– Я знал, что ты придешь… Хочешь помочь своему сыну?
– Я всего лишь хотела попросить для него одеяло. Он замерзает, – подвинувшись поближе к огню, ответила Мариам.
Старик запустил пятерню в бороду и некоторое время накручивал волосинки на указательный палец, словно пытался связать из них косички.
– Как мать ты мне нравишься… Но вот как мусульманская женщина может ходить с непокрытой головой, без чадры… За это тебя следует наказать.
Мариам уже начала жалеть, что пришла сюда. Но дороги назад не было. Оставалось только ждать, что скажет благообразный полевой командир талибов. От его решения зависела не только ее жизнь, но и жизнь других заложников.
– Приведи сюда советника, – неожиданно приказал Ахмуду Абу Джи Зарак. – И пусть заложников переведут в сухую пещеру да разведут там костер.
* * *
На Баренцеве не было лица. Казалось, он вот-вот упадет в обморок. Наверное, если бы не Ахмуд, который поддерживал его под локоть, так бы оно и произошло.
– Ну что, Петр Владимирович, будете с нами сотрудничать?
Советник испуганно посмотрел на блестящее лезвие ножа, а потом перевел взгляд на старика.
– Вы же понимаете, что сделать это я не могу.
– А лишить женщину жизни ты можешь?
Баренцев сглотнул. Он хорошо понимал, что, если не согласится на сотрудничество с талибами, смерть Воронцовой будет на его совести и он никогда в жизни не простит себе этого. Конечно, если потом он и сам останется в живых.
– Если ты все еще сомневаешься, то я прикажу своим людям изнасиловать Мариам на глазах ее сына. Затем на глазах этой презренной женщины, – старик кивнул на Воронцову, – именующей себя мусульманкой, будем долго мучить ее ребенка. Сперва отрежем уши, потом пальцы на руках и ногах. А виноват будешь ты. Как потом с этим жить?
Советник был загнан в тупик. Выбора у него не оставалось.
– Хорошо, я согласен.
Абу Джи Зарак поднял руку, и Ахмуд усадил Петра Владимировича на ковер, взял в руки небольшую цифровую видеокамеру.
– Говори убедительно, – произнес он и протянул листок советнику.
Трясущимися руками Баренцев взял в руки исписанный лист бумаги и пробежался глазами по тексту. То, что он должен был произнести перед камерой, не лезло ни в какие ворота. Но, впрочем, советник хорошо понимал, что его «откровение» перед камерой окажется настолько невероятным, что в цивилизованном мире ему никто не поверит. Будет сразу понятно, что его вынудили оклеветать себя и свою страну.
Ахмуд нажал кнопку на корпусе камеры – загорелся красный огонек. Запись пошла.
– Мне, советнику российского посла в Кабуле, Петру Владимировичу Баренцеву, стало известно…
* * *
В предрассветном небе меркла последняя звезда. Растворялся в светлеющей синеве полумесяц. Показался яркий диск солнца, взошедший над вершинами гор.
Над плоскими крышами домов пронеслась стая ворон. Покружив некоторое время над площадью, обогнув минарет, птицы резко взмыли ввысь. Их карканье многократным эхом отозвалось в горах. На улицах поселка Аль-Молааман уже начинали появляться люди.
