— Я этого не говорил.
— Говорил, Алик, говорил. Вспомни получше. И не вздумай исчезнуть.
— Я и не думаю…
— Это я вижу. Вижу, что в последнее время ты не думаешь. Отложим пока, — Пименов вернулся к гаражу, постучал: — Барракуда, проводи.
В приоткрытую дверь видел, как заворачивали в пленку тело.
Дом обходили с тыла, не спеша, чтобы продлить разговор.
— Что с ним решили?
— Спрячем, не волнуйтесь.
— Ты меня не успокаивай.
— В цистерну с полиэтиленимином опустим на товарной.
— Еще чего!
— Пока до получателя дойдет, от него ничего не останется.
— Ладно, дело твое. Оставь мне хорошего парня. Сам поедешь за ней через полчасика. Глаз не спускать, но без меня ничего не предпринимать. Машину смени, возьми мою на всякий случай.
— Понял.
Язон остановился, посмотрел на телохранителя в упор.
— Никто из ваших не мог этого сделать?
— Все были на виду.
— Есть смысл послать людей в погоню?
Барракуда вскинул руку, посмотрел на светящийся циферблат.
— Теперь нет, — ответил он категорично. — Ищи ветра!
— Ищи. Ищи, Андрюша, — похлопал его по плечу Язон, впервые за все время назвав по имени. Знал, что сработает. — От этого и твоя судьба зависит, а я уж за ценой не постою, ты меня знаешь.
— Когда вы домой, Валентин Иванович?
— От гостей отделаюсь и законсервирую это имение. До лучших времен.
Подошли к двери дома. Расстались молча. В последних словах хозяина Барракуда уловил предчувствие скорых перемен.
Не такого разговора с Медеей ожидал Язон. И совсем не так рассчитывал провести эту ночь. Злой, как затравленный волк, он из последних сил старался не наломать дров. Но и откладывать дальше — себя дурить, обоим же хуже будет.
Свету он нашел в спальне. Она сидела перед трюмо и расчесывала берилловые пушистые волосы. Взгляды их встретились в зеркальном стекле.
— Валя, что-то случилось? — повернулась она к вошедшему вполоборота.
Он запер дверь, придвинул к ней стул. Лукавства в ее глазах не увидел — лишь неподдельное участие и тревогу.
— Случилось, — он помолчал, подбирая тон для предстоящего разговора. На притворство недоставало сил. — Кто-то лезет в мои дела. Я этого не люблю.
Улыбка чуть тронула ее губы, глаза залучились. Она села к нему на колени, обвила шею.
— Брось. Отойди душой хоть на вечер, Валя. Выходной ведь, мы и так видимся редко.
Он хотел было что-то сказать, но poт надолго закрыл поцелуй.
— Тебе хотелось бы чаше видеться со мной?
— Зачем ты спрашиваешь? Хочешь, чтобы я повторила?
— Хочу.
— Да.
После второго поцелуя он осторожно высвободился, усадил ее на кровать. Заметил расстегнутую пуговицу на груди, но лишь придвинул стул и взял ее теплые ладони в свои руки.
— Света, ты хочешь yeхать со мной?
— Скажи когда.
— Скоро. И насовсем.
— Насовсем?
— Тебя это удивляет?
— Что ты, что ты, что ты! Скажи только, о чем ты думаешь все время, я пойму.
— Ты не ответила.
— Да, да, да, я хочу уехать с тобой, скоро, насовсем, я хочу того, чего хочешь ты.
— Кто-то, кого я не знаю, в курсе наших отношений?
Она насторожилась, бровь поползла вверх:
— Почему вдруг…
— Потому что кто-то лезет в мои дела, — повторил Язон настойчиво, не опуская глаз.
Повисла пауза.
— Ты подозреваешь, что…
— Я — нет. Но вокруг нас стали сгущаться тучи. И это, поверь, более чем серьезно, иначе я не стал бы портить нашу ночь.
— Вокруг нас?
— Я не хочу давать тебя в обиду, и наше будущее мне не безразлично. Мы должны уехать чистыми, жить без забот там, где положено жить цивилизованным людям, а не доживать с оглядкой на быдло, озабоченное поисками средств на пропитание. Но кто-то, похоже, собирается этому помешать.
— Кто?
— Это я спрашиваю, откуда ждать очередного удара. Я должен упредить этот удар, в противном случае все наши планы, все мои усилия окажутся напрасными.
— Ты спрашиваешь об этом у меня? — кажется, она не на шутку испугалась.
Дальнейшей дипломатии было не место, теперь Язон заговорил жестко:
— Где, когда, кому и при каких обстоятельствах ты могла проболтаться о том, что я тебе доверил, Света?
— Нет!..
— Только что мои люди пытались задержать человека, который следил за домом. Один из них убит. Теперь ты понимаешь, что это серьезно?
Она задохнулась. Прижала к побледневшему лицу сжатые кулачки.
— Да, но при чем здесь…
— Есть основания думать, что он ехал за тобой.
— За мной?!.
— Мы работали семь лет, и за семь лет ни у кого не было никаких проколов. Мы повязаны кровью.
— Валя! Валечка! Неужели ты…
— Без истерик! Я просто хочу знать обо всех твоих связях. Я хочу уверенности — и только. Сейчас ты уедешь. Если тот, кто следил, окажется из органов, тут будет жарко.
Она зарыдала. Не вдруг и не истерично, а горько и искренне, от обиды за испорченную ночь и чье-то постороннее вмешательство в мир ее чувств.
Слез Язон не выносил, но идти на попятную было поздно.
— Перестань. И собирайся, — он дошел до двери. — Мне не звони, я сам.
Она упала на подушку лицом вниз и не отвечала. Оба понимали, что отныне в их отношениях образовалась трещина, которая либо зарастет, либо начнет увеличиваться, но пусть лучше так, чем внезапный и неизбежно трагический конец.
Насилу успокоившись, Светлана пересела на пуф. Из зеркала на нее смотрела красивая женщина с первыми признаками житейской усталости на лице — большие карие, светящиеся молодым блеском глаза сегодня источали тревогу. Рушился последний бастион, за которым была безвестность.
Впервые ей стало страшно.
Полжизни тому назад начался ее самостоятельный путь. Впрочем, она отдавала себе отчет в том, что самостоятельным он никогда не был. Работа в райкоме комсомола быстро меняла представления о чести, достоинстве и жизни в целом. Легкий флирт, как правило, перераставший в ничего не значившую близость, ежевечерние пирушки, превращавшиеся в оргии. — все сулило скорое увядание. Но еще жива была душа, она требовала большего. Добрый десяток предложений рук и сердца был отвергнут. Сватались все, от коллег-инструкторов до секретарей ЦК, — такова была среда обитания. Тем скорее хотелось вырваться из нее.
Стройный черноволосый лейтенант госбезопасности Эдик Аракелов был первым, на чье предложение Светлана готова была ответить согласием. Но именно от него такого предложения и не поступало. Уверенный в себе, всегда приветливый, не бросавший слов на ветер, но расчетливый Эдик пришел, как ей тогда казалось, из другой жизни — серьезной, по-настоящему взрослой, основательной. В первые месяцы их знакомство не обещало перейти в близкие отношения, о взаимной симпатии не было сказано ни слова. Случилось это однажды ночью у него на квартире, куда он тайком от всех увез захмелевшую инструкторшу с затянувшейся пирушки.
Назавтра он появился таким, как всегда, — невозмутимым и официальным: поприветствовал ее слегка покровительственно, но ни взглядом, ни жестом не обнаружил какого-то особого расположения, не напомнил о проведенной ночи. А потом исчез. Исчез надолго, недели на две, быть может, на месяц, чтобы появиться, когда страсть ее уже улеглась и жизнь стала входить в привычную колею.
Встречи наедине стали регулярными. Слова о любви по-прежнему не произносились, словно на них было наложено табу; то же касалось разговоров о будущем. И опять он появлялся как ни в чем не бывало, и опять исчезал на время, необходимое ей, чтобы остыть и вернуться в себя — обыденную, расхожую, надоевшую. Обмана не было. Была банальная интимная близость, постепенно становившаяся привычкой.
В часы откровений Эдик исподволь расспрашивал ее о райкомовсккх делах, нравах, о поведении и разговорах высоких московских гостей, советовал и советовался иногда, и, ослепленная влечением, Светлана делилась выводами и наблюдениями, вполне понимая, что Аракелов направляет ее жизнь по нужному ему руслу. Ей не предлагали сотрудничества, не подсовывали на подпись обязательств, не сулили гонораров — ничем не сковывали свободы выбора и действий. И хотя она сознавала мнимость предоставленных свобод, такая жизнь ее вполне устраивала — обеспечивала надежное прикрытие и вносила разнообразие в серую череду провинциальных будней. Многочисленные поклонники, становившиеся или не становившиеся любовниками по ее выбору, неизменно отличались щедростью. Она же всегда могла утешиться тем, что выполняет ответственное задание, и потому не испытывала никаких угрызений так называемой совести.
В 1983-м Эдика перевели в Ростов. Он был уже капитаном областного УКГБ, имел довольно широкую сеть агентуры во всех сферах. Не забыл он и о Светлане — теперь она трудилась в идеологическом секторе обкома комсомола. Вихрь новых знакомств закружил, увлек ее — одни из них позволяли извлекать материальную выгоду, от других по желанию можно было избавиться с помощью Эдика.
