— Человек, который нарушает свое слово, подобен ветру с песком: люди от него морщатся и отворачиваются. Я сделаю так, чтобы весь мир узнал, что русский подполковник, командир 113-го полка, продал три танка фанатикам Кара-Огая и тем самым нарушил нейтралитет. Сегодня же я сделаю заявление перед прессой.
— Нам больше не о чем говорить, — вежливо напомнил Лаврентьев.
…Пропал майор Штукин. Эту новость кисло и как бы извиняясь за шефа сообщил начальник разведки Козлов. Он еще с утра выехал во второй караул, должен был вернуться к обеду, но часы истекли, старший караула сообщил, что майор убыл полтора часа назад.
А еще через час из дежурки выскочил, будто ошпаренный, капитан Коростылев и сбивающимся голосом сообщил, что звонил неизвестный, который сказал, что Штукина взяли в заложники.
— Они не представились. Сказали, что через сутки пришлют голову и погоны, если не передадут им три танка.
— Сабатин… Ну, сукин сын, интеллигент паршивый, будут тебе танки! — Лаврентьев резко повернулся. — Найти срочно командира танковой роты Михайлова. Готовить к выезду три машины!
Появился неторопливый капитан Михайлов, весь промасленный, как прошлогодняя ветошь. Он вяло доложил о прибытии, замедленно приложив грязную руку к форменному кепи. В покрасневших глазах его читались скука и смертельная усталость.
— Готовь три танка к выезду. Бегом!
Дежурный покосился на Лаврентьева с еще большим удивлением.
— А механиков где я возьму? — мрачно спросил Михайлов.
— Ты — первый. Я — второй. Коростылев, будешь третьим механиком. Оставишь за себя помощника… Хотя двух танков им хватит. Я буду на командирском месте. Все ясно?
Михайлов расцвел, рысцой потрусил в парк. А Коростылев, чеканя каждое слово, будто зачитывая присягу, произнес:
— Товарищ подполковник, я, как ответственное лицо, заявляю, что вы не имеете права передавать бронетехнику бандформированиям. Вы нарушаете… Вы превышаете свои полномочия!
— Заткнись, капитан! Не время болтать. Подполковник Лаврентьев ни одного патрона не отдал бандитам… Бегом в парк! Не рассуждать! Танк еще не разучился водить?
— Никак нет… — Старый служака, кажется, стал что-то понимать.
— Давненько не разминались на «главной ударной силе сухопутных войск», — произнес Лаврентьев, когда запыленные танки остановились у штаба. — Механики-водители, ко мне!
Оба капитана шустро выскочили из машин, встали перед командиром.
— Первое. Нейтралитет пока не отменяю. При встрече с нашими угнанными танками на таран идти не будем. Второе. Наша задача — вырвать у фундаменталов начальника штаба майора Штукина, который сегодня захвачен в заложники.
Появился начальник разведки. На его красном помятом лице читался газетный шрифт — отсыпался после дежурства.
— Твоего шефа Сабатин-Шах взял в заложники. Требуют выкуп — три танка. Ситуация ясна? Штаб у них по северной дороге и влево перед самым выездом из города, так?
— Да, в здании общежития ПТУ, — подтвердил Козлов. — Там у них, где столовая, есть подвал. В нем пыточную камеру устроили.
— Давай три свое ухо, — не выдержал Лаврентьев. — Думай, черт бы тебя побрал, где его могут прятать? Ты начальник разведки или нет?
Козлов собрал морщины на лбу, снова пожевал губами, будто произносил известную только ему молитву.
— У него здесь живет двоюродный брат Рама, ярый фундик, он один из его ближайших помощников… У него большой дом за высоким каменным забором. Есть и подвалы — с вином. Очень любит это дело…
— Знаю этого живодера, — перебил Лаврентьев. — Метров двести или триста от общаги. Но с чего ты решил, что его будут прятать именно там?
— Чтобы никто не знал и не проговорился. А брату он доверяет как себе.
— Ладно. Мосты сожжены. Козлов, ты во втором танке — за командира. Начнем со штаба. Стрелять по моей команде. Осколочно-фугасным… — И про себя добавил: «Я вам устрою нейтралитет!»
Они выехали на шоссе, прогрохотали мимо сожженного гастронома, повернули на центральную улицу. Вид несущихся куда-то на огромной скорости танков внушал ужас случайным прохожим.
Лаврентьев включил переговорное устройство, проверил связь с Коростылевым:
— Как самочувствие? Хорошо? Восторг? Тогда гони прямо!
Потом он соединился с начальником разведки, приказал подготовиться к стрельбе.
— Я уже подготовился, — доложил Козлов.
За время затворничества Лаврентьев знал лишь одну дорогу — до Кизыл-Атрекского моста, а далее прямо и прямо, до самого второго караула, где даже в самую жару лежали, всегда холодные, груды и штабеля смертельного груза: сотни тысяч тонн боеприпасов. Только он один и Коростылев, как самый старожил, знали точное количество этой огромной, спящей, разрушительной силы, которой хватит, чтобы разнести до молекулярного состояния всю Долину, изменить течение реки, сделать из ойкумены сплошную серую пустыню с вкраплениями красного.
Лаврентьев сначала хотел идти на штаб Сабатин-Шаха, но понял, что лучше захватить его двоюродного брата по имени Рама. На перекрестке он приказал повернуть, чтобы выйти к дому не по северному шоссе, а по переулкам и полям.
Они подъехали к белому каменному забору. Лаврентьев развернул пушку назад и скомандовал Коростылеву «полный вперед». Танк выдавил железные ворота и кусок стены, по развалинам въехал во двор. Здесь был маленький оазис: росли деревья, цветы, в глубоком арыке журчала вода. В доли секунды Лаврентьев оценил это великолепие, снова развернул пушку, нацелив ее в окно, спрыгнул с брони и с автоматом наперевес ворвался в дом. За ним следом бросился Козлов. Где-то в потемках завыла женщина. Хозяин, тучный человек лет тридцати, держал автомат и бледнел на глазах. Командир отобрал у него оружие, коротко скомандовал:
— Выходи!
Рама подчинился, угрюмо попросив:
— Семью только не трогайте!
— Нам нужен ты, — сказал Лаврентьев. — Живо на танк!
Хозяина дома посадили на башню.
— А теперь говори, где майор Штукин? Иначе я разнесу твой дом в щепки.
Рама обильно вспотел, по мясистому лицу потекли капли.
— Козлов, заряжай! — скомандовал Лаврентьев мертвенным голосом, от которого даже у Коростылева пошли мурашки по телу.
Козлов равнодушно кивнул и пошел выполнять команду.
— Не надо, я все скажу, — вырвалось у Рамы. — Его держат в подвале общежития… Там сильная охрана. Вы все равно ничего не сможете сделать!
— Ты нам поможешь, — произнес Лаврентьев. Злая, разрушительная энергия переполняла его, вела, придавая каждому действию уверенность и точность. Воспрянул дух власти, борьбы и воли к победе.
Раме приказали сесть на башню, связали ему ноги. Лаврентьев спустился вниз. С торчащей наверху фигурой они и тронулись.
Серое здание, прыгающее в триплексах, — штаб. Окно третьего этажа — огонь! Вспышка, грохот, пыль. Так вколачивается истина и достигается справедливость.
Рама мешком свалился в башню — деморализованный и бледный.
— Не сдохнешь! — крикнул Лаврентьев, саданул его крепко в челюсть, показал наверх: — Вперед!
Путаясь в веревках, Рама полез обратно…
Козлов остановился позади и длинными очередями крошил стекла окон. Звон бьющегося стекла подавляет врага.
— Рама, — Лаврентьев дернул пленника за штанину, — сейчас ты будешь громко кричать, так, чтоб слышали все, особенно твой брат Сабатин-Шах. Повторяй вслед за мной… «Командир российского полка подполковник Лаврентьев требует немедленно вернуть заложника майора Штукина. В противном случае будет уничтожена моя семья, которая находится в танке…»
Пленник не заставил себя ждать, возопил сипло, с надрывом.
В ответ раздались выстрелы. Пленник пригнул голову. Лаврентьев тут же отреагировал:
— Козлов, а ну-ка засади по второму этажу осколочно-фугасным!
И, прежде чем тот выполнил приказание, дернул Раму за штанину. Пленник послушно юркнул вниз. Облако дыма и пыли на какое-то время закрыло вход.
— Вылазь! — скомандовал Лаврентьев. — Передай, что мы сейчас раздолбим все здание!
Рама стал выкрикивать слова ультиматума, причем голос его изменился, стал обреченным и визгливым, будто у него оборвались голосовые связки.
Вдруг в одном из окон первого этажа что-то блеснуло, грохнуло, и хвостатое пламя буквально ударило в триплексы. Граната задела башню и ушла в сторону. С запозданием в две секунды ответил Козлов. Снаряд попал в окно. Когда рассеялась пыль, появился человек. Он выглядывал из подъезда и отчаянно махал тряпкой. Оглушенный Рама сидел на дне танка и мотал головой. Из ушей у него текла кровь.
— Пусть Рама выходит, а ты получишь майора!
— Скажи им, пусть сначала выведут майора! — распорядился Лаврентьев.
Но пленник не реагировал, вращал выпученными глазами и нечленораздельно мычал. Тогда Козлов вылез на башню.
