– Что? – эхом отозвался Собакин.
– Значит, скоро сюда придут.
– И что? Сидеть и ждать?!
Крики в районе беседки стихли. Вся эта кромешная жуть – от стихшего вопля перед воротами до последнего крика в беседке – длилась, наверное, всего несколько десятков секунд.
Быстро они управились…
Опять рвануло – возле дома, глуховатый такой шлепок, сопровождаемый акустическими эффектами и улучшением цветоощущения. Короче, там что-то загорелось и слышны были крики – на улице, возле дома. На сводчатом потолке грота возникли едва распустившиеся лепестки отблесков пожарного зарева.
– О, это уже лучше, – одобрительно буркнул Разуваев. – Сопротивление. Потери. Зашибись!
Да, теперь отчетливо была слышна стрельба из дома. Судя по звукам, палили из карабинов и пистолетов. На улице возле дома продолжали громко переговариваться и даже покрикивать.
– Охрана в дежурке, – Разуваев довольно крякнул. – Нормально. Ненадолго оттянут на себя основные силы.
– Ну так что делать-то?! – В тоне Собакина отчетливо сквозила обреченность.
– Придут двое, – уверенно заявил Разуваев. – Остальные заняты в хате, а по одному не ходят. Шансы у нас – практически нулевые. Но. Побороться все равно стоит. У нас просто нет другого выбора.
– Как – «побороться»?!
– Молча. Тихо. Быстро.
– Без оружия? Против спецов?! Ну, епп… Да хоть трижды быстро и тихо – один хер… Ты вообще как это себе представляешь?!
– Андрюха – сядь тихонько ж… на бортик. Только без резких движений, плавно.
– На куда? – от ужаса мой рассудок отказывался функционировать.
– Шепотом говори, – терпеливо поправил Разуваев. – Вот у тебя локти на чем лежат – это бортик. Давай.
Я сел как было сказано, поставив ноги на каменное сиденье.
– Протяни руку, пошарь у стены.
Протянул, пошарил – нащупал прислоненную к стене грота щетку с деревянной ручкой. Надо же, я про нее и забыл.
– Взял?
– Да.
– Передай, садись обратно. Спокойно, плавно…
Передал, сел, но не плавно. Неловко оступившись, негромко плеснул водой и, рухнув на сиденье, зашиб бок.
– Ой, бл…
– Тупица.
– Я не нарочно… Да и негромко вроде…
– Все, молчите, слушайте…
Мы успели вовремя: спустя буквально несколько секунд негромко скрипнула дверь в бане.
Ухх…
От страха у меня перехватило дыхание. И без того скверно работающее сознание рвали на части страшные сомнения в правильности разуваевского решения.
Нет, он, конечно, опытный, сам спец, но…
Весь мой отравленный адреналином организм буквально вопил: БЕЖАТЬ!!! Какого рожна мы тут высиживаем?! Бегом отсюда, пока не поздно!!! В доме суматоха, те, кто пришел по нашу душу, – сейчас в бане, можно попробовать проскользнуть…
– Нельзя бежать, – словно уловив мои сомнения, прошептал Разуваев. – Три шага от бассейна – красная точка – команда по радио – «двухсотый». Сидеть!
– Да ну тебя на х…! – Собакин, видимо, не выдержав напора тех же самых сомнений, вскочил и полез вон из бассейна. – У ворот охрана полегла – может, стволами разживемся… Пока они там в бане – можно по кустам…
– Сидеть!!! – прошипел Разуваев, пробуя ухватить Собакина за ногу.
– Отцепись, бл…! – скользкий Собакин легко вывернулся из захвата, вылез наружу и побежал к воротам.
– Пересядь на его место, – скомандовал Разуваев.
Я не стал спрашивать – зачем, просто пересел спиной ко входу в грот. Был бы один – ни за что бы не сел затылком к Смерти, но тут командовал Разуваев, а ему виднее…
– Дзеньк! – где-то в бане треснуло стекло, в кустах неподалеку, в той стороне, куда побежал Собакин, раздался сдавленный хрип и треск ломающихся веток.
Господи, неужели…
– Си-деть, – прошептал Разуваев. – Руки вытяни перед собой.
– Ага…
– Ладонями вверх.
– Ага…
Я безропотно вытянул руки и, чтобы хоть как-то обуздать бьющееся в агонии восприятие, попробовал сосредоточиться на ближайших деталях обстановки.
Разуваев зашевелился. Чего он делал, я не понял – мы, считай, в яме сидели, тусклые отблески на потолке света не добавляли, а только сумятицу вносили, – но пару раз тихо скребануло дерево по камню.
Ага, это он щетку ворочает. Интересно, что можно сделать этим дрыном против двух вооруженных спецов?!
Вновь скрипнула дверь бани.
В кустах что-то прошуршало, буквально в десяти метрах от грота кто-то деловито доложил:
– «Двенадцатый». Минус один…
Гриша… Нет, этого просто не может быть…
Мой рассудок отказывался воспринимать происходящее. Да ну на хрен, что за чушь!
– Сейчас к тебе на руки упадет оружие, – еле слышно прошептал Разуваев. – Стрелять не надо. Просто держи, не урони в воду…
Оружие? Он что – совсем спятил?!
– Замри…
Да я и так замер: буквально окаменел, как статуя.
Потому что услышал шаги.
Вообще не ожидал, что на фоне «рабочей обстановки», прущей от дома, услышу, как к нам идут люди, специально обученные в любой ситуации ступать мягко и негромко.
Может, это от того, что другой информации о приближающейся смерти не было и я весь буквально обратился в слух…
Человек подошел к «гейзеру», встал прямо за моей спиной и склонился над каменной кладкой – не поверите, но я услышал его дыхание.
Хрясть! – в воздухе что-то просвистело, раздался противный хруст.
– Бл…!!!
На мои вытянутые руки увесисто шлепнулась какая-то железяка, которую я тотчас же судорожно сжал.
– Че там? – спросил кто-то у входа в грот.
Неведомая сила вырвала железяку у меня из рук, мгла передо мной колыхнулась, формируясь в возносящийся над ватерлинией плотный черный кокон, который дважды негромко и упруго провибрировал:
– Тр-р-р-р! Тр-р-р!
Рывок, брызги, справа-сзади – грузный мокрый шлепок по каменному полу, и опять:
– Тр-р-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р-р-р-р!
Хрип, какое-то противное бульканье, короткая возня у входа…
– Вылезай, – тихо скомандовал слегка запыхавшийся Разуваев, склонившись над кладкой. – Твоя задача: быстро одеться, молчать и слушать. Ни слова – иначе хана. Понял?
– Понял, – я на негнущихся ногах полез наружу.
Разуваев включил трофейный фонарь, положил его на пол, лучом к противоположной от входа стене, ткнул пальцем в лежавший у «гейзера» труп, под которым быстро растекалось темное пятно, и шепотом нарычал мне в ухо:
– Куртка, ботинки, штаны, разгрузка. Шлем и броник[7] не надо. У тебя минута. И – ни слова!
– Да понял, понял…
О брезгливости и естественном природном пиетете по отношению к мертвым в тот момент как-то даже и не вспомнилось: я с такой лихорадочной поспешностью рвал одежку с еще не остывшего трупа, что обломал себе все ногти.
Знаете, я ведь уже похоронил себя. В тот момент, когда услышал шаги за спиной. И это не паника, не упадок духа, а просто трезвый расчет.
Мне приходилось общаться и работать со спецами. И до сего дня я твердо знал: при штурме спецназа шансы выжить у безоружного человека равны нулю. Не «примерно», не «около», а просто нулю – без вариантов.
Короче. Можно смело утверждать: только что на моих глазах Разуваев совершил чудо.
Кому такое испытать не довелось, поверьте на слово: чудо – жутко заразительная штука. Пробирает буквально до глубины души. Может, потом и будет скептический анализ на трезвую голову, но вот непосредственно после чуда свято верится, что с этим кудесником можно горы свернуть. Ты готов идти за ним хоть в ад. И если он прикажет за минуту не то что раздеть труп, а расчленить его трофейным ножом – расчленишь как миленький.
Ух ты… Получилась ода Разуваеву.
Не поторопился? Нам еще выйти отсюда надо. Так что лучше засунуть щенячий восторг в глубины организма и поживее шевелить трясущимися окровавленными ручонками…
Итак, я приступил к мародерству, а Разуваев снял с трупа гарнитуру рации, которая сердито шипела, аки придавленная корягой гадюка, вставил ее в ухо и, прерывисто дыша, мученическим голосом прохрипел:
– На приеме «Двенадцатый»… Не, гарнитура слетела… У нас «минус два»… И мы оба «трехсотые»… «Тринадцатый»? Да жив, жив! Просто – тяжелый… Что? Не, я сам… Щас, щас… Щас только жгут наложу – течет он…
Облачились мы минуты за полторы. С благодарностью вспомнил армию, где «сорок пять секунд – подъем![8]» было нормой жизни.
Ботинки были велики на пару размеров, если придется долго бегать – беда. Разуваеву обувь пришлась впору, а вот «кольчужка» не сошлась на груди – на что, впрочем, он даже не обратил внимания. Свои вещи мы оставили: взяли только документы, телефоны и записные книжки.
Разуваев молча сунул мне в каждую руку по гранате, тисками сжал мои кулаки и пару раз тряхнул.
Понял. Держать крепко, не разжимать.
Затем Разуваев деловито выдернул чеку из одной гранаты, выкинул эту чеку в бассейн и то же самое проделал со второй гранатой.
Эээ… Не понял. У меня от такого откровения даже язык к гортани прилип. Я что теперь, типа того – камикадзе?
