За те несколько часов безмерного счастья с первым встречным мужчиной, которому она отдавалась с такой беспечностью, с такой радостью, с таким желанием. Все было слишком хорошо и одновременно слишком нелепо, чтобы походить на правду.
И объяснить это каким-то казенным людям было невозможно, ей бы все равно никто не поверил. Так не все ли равно, будет ли она спать или нервничать и пытаться строить свою защиту, если исход предопределен свыше, в чем Вера была так уверена?
Хотя в первые минуты ее задержания она лихорадочно думала именно о спасении и даже о побеге. Но сбежать из машины было невозможно. Зато у нее было немного времени, чтобы подумать. Свидетель. Вот кто ей сейчас был нужен как воздух. И такой свидетель был. Мужчина ее мечты, мужчина ее желаний, ее неожиданный любовник, ее страсть. Но имеет ли она право говорить о нем и впутывать его в эту грязную историю с доктором Нагаевым? Во-первых, наверняка в глазах этого прохожего она выглядела просто шлюхой, которая легла в постель с первым встречным. Во-вторых, этот мужчина мог быть женат, и появление в его почтовом ящике повестки и тем более визит следователя прокуратуры вряд ли его обрадуют.
Больше того, в случае, если он женат, эта история может разрушить его семью. Вот и получается, что Вере ничего другого не остается, как смириться с тем, что ее теперь осудят и посадят в тюрьму.
Но эти мысли ее посетили в первые минуты задержания, и с ними она уснула в густонаселенной камере под шум и гам каких-то нечесаных, немытых и курящих женщин. Там же, прямо в камере, на плитке кто-то варил суп из концентратов, и Вере, крепко спавшей на своем жестком ложе, приснилось, что она обедает в каком-то шикарном ресторане…
– Эй, вставай… К тебе пришли…
Это был следователь прокуратуры, тот самый, имени которого она не запомнила, как не запомнила и его голос. Бесцветный мужчина неопределенного возраста с бесцветным голосом. Никакой. Она поняла, что пришли не к ней, а за ней. Что ее сейчас будут допрашивать, и вот тут-то ей стало худо. От несправедливости, от черной несправедливости, которая должна была вот-вот свершиться, если она сама за себя не постоит.
В то время, что она шла по коридору, слова извергались из нее словно бы сами.
– Я наслышана о ваших методах. Будете насиловать или бить ногами в живот, чтобы выбить из меня признание? Давайте-давайте все свои бумаги, я все подпишу, чтобы только вы не прикасались ко мне своими грязными лапами. Но знайте, – бубнила она, даже не поднимая головы и лишь глядя себе под ноги, – что с доктором Нагаевым я даже незнакома, я даже не видела его ни разу. И если вы посадите меня в тюрьму, то знайте, что сажаете невинного человека. Я понимаю, все, даже самые закоренелые преступники, говорят то же самое, твердят о своей невиновности. Но я говорю правду. Хотя что могут значить для вас слова? Это же так, воздух…
В кабинете ей предложили сесть на жесткий стул, и Вера подумала, что здесь, в этом сером и холодном мирке, где вершатся судьбы, вероятно, все жестко. Как и сам закон. И даже взгляды служащих тут людей. Зверей. Она была уверена, что никогда и ни при каких обстоятельствах не найдет здесь сочувствия.
– Вера, как вы себя чувствуете? – спросил Бесцветный.
– Для начала представьтесь еще раз.
Я не помню вашего имени, поскольку в момент задержания находилась в шоке, – сказала она, стараясь выглядеть спокойной.
– Сергей Васильевич Котельников. Вы в порядке?
– Ну, если камера для женщины – это порядок, тогда в полном порядке… Я не убивала Нагаева, я даже не видела его ни разу… Когда его убили? Где? Вы должны мне все рассказать, чтобы я имела возможность защищаться, искать свидетелей…
– Насколько нам известно, вы должны были встретиться с ним 12 апреля в 15 часов. Это так?
– А что, если я скажу, что не так?
– В его ежедневнике, на странице, соответствующей именно этому дню, так и записано: «15.00 – Вера Боровская». Кроме того, при обыске вашей квартиры мы тоже обнаружили кое-что интересное. Вот эту записку, – и с этими словами Котельников извлек из ящика стола листок, на котором – Вера сразу узнала свой почерк – было написано: «12 апреля, 15 ч, в парке возле пит, фонтан. Ренат Атаев. Нагаев». Это она писала под диктовку Августы. Интересно, она знает о том, что меня арестовали ?
– Ну и что? Что это значит?
– А то, что вы действительно встречались с Нагаевым, а после пошли к нему домой и там убили из пистолета.
– Из какого еще пистолета?
– Вот из этого… – и с видом усталого фокусника Котельников достал из того же ящика стола завернутый в пластиковый пакет маленький черный пистолет.
– Что вы говорите?!
– Ведь это ваш пистолет?
– С чего вы взяли? Вы еще достаньте из вашего стола пулемет и скажите, что он мой…
– Дело в том, что мы обнаружили его почти в одно время с запиской во время обыска вашей квартиры, и ваш муж может это подтвердить.
Вера оглохла и ослепла. Эти слова лишили ее слуха и зрения. Она с широко раскрытыми глазами смотрела впереди себя, но видела только размытые цветные пятна. Лишь спустя несколько секунд к ней вернулись чувства и она осмыслила услышанное.
– Вы нашли в моей квартире пистолет? И где же?
– В ванной комнате, в корзине с грязным бельем.
– Вот и хорошо. Даже бить не надо.
Записка имеется, орудие преступления также в наличии, остается только выяснить мотив, или обойдемся без него? Какого черта вам знать, за что я грохнула этого психотерапевта? Это вообще не ваше дело… – ей стало трудно дышать. Слова словно помимо ее воли вылетали и тут же возвращались, чтобы сделать ей еще больнее. Никогда она еще не чувствовала себя такой униженной и глупой. Что я такое говорю? Что?!
– Вера, вы не в себе или действительно хотите дать признательные показания?
– Я скажу так. Не была в парке, не встречалась с доктором и никого не убивала. Вот так и запишите, слышите? Вот это чистая правда…
– Вы не были в парке?
– Нет! Я передумала идти туда…
– А вы не могли бы рассказать, зачем вам вообще было встречаться с Нагаевым? Ведь он – известный в городе психотерапевт. У вас были проблемы? Или же это была просто частная, так скажем, встреча личного характера?
– Да, у меня были проблемы, но теперь они благополучно разрешились, и поэтому надобность во встрече с доктором отпала, понимаете? Мы помирились с мужем, если это вас так интересует, и я никуда не пошла. К тому же беседа с Нагаевым стоит денег, вы же понимаете.
– Вы сами договаривались с Ренатом Атаевичем о встрече? По телефону или как?
– Нет, не по телефону. У меня есть приятельница, Августа, вот она-то мне и порекомендовала этого доктора. Сама договорилась с ним, чтобы он встретился со мной, и даже попросила его, чтобы он взял с меня по минимуму, не четыреста рублей, а двести. Августа – хорошая, добрая…
– Но даже после этого вы не пошли…
Предположим, у вас в семье все утряслось и вы помирились с мужем. Но тогда почему же вы не позвонили Нагаеву и не дали отбой? Или хотя бы сделали это через Августу.
– Не знаю.., не получилось.
– Вы только что сказали, что ваша подруга хорошая и добрая, и как же вы после этих слов можете вот так спокойно говорить о том, что вы не предупредили Нагаева о том, что не придете? Разве вы не понимали, что тем самым вы ставите свою подругу в неловкое положение? Как же нужно относиться к Августе, чтобы так поступить? Вера, вы что-то скрываете от меня… Послушайте. Убит человек. Очень уважаемый и известный в городе. Все силы брошены на то, чтобы найти убийцу.
В его документах мы находим записи, свидетельствующие о том, что он за час до убийства должен был встретиться с вами, и у вас тоже имеется такая же, аналогичная записка. Но вы не приходите на встречу, а доктора убивают. Кроме того, при обыске в вашей квартире мы находим орудие убийства – пистолет. Вы понимаете, что вообще происходит? Ведь теперь у нас есть все основания предполагать, что убийство это совершили именно вы, вы, Вера!
– Знаете, я просмотрела столько фильмов с детективными сюжетами, где события изощреннее, чем эти, что мне есть, что вам ответить. Взять хотя бы этот пистолет.
Разве его не могли мне подкинуть? Тем более в корзину с грязным бельем… Могу себе представить, как вы копались там и как обрадовались, когда нашли его там.
Тот же хрестоматийный слесарь-сантехник, который не числится в ЖЭКе, помните? Кроме того, в моей квартире, помимо мужа, с которым я долгое время находилась в состоянии перманентной войны, жила и его любовница, некая Марина.
Слава богу, она благополучно съехала, оставив моего мужа в полном одиночестве и вернувшись к своему собственному мужу.
Откуда я знаю, может, это она убила доктора Нагаева, на которого имела зуб, а решила все это повесить на меня. Она даже могла познакомиться с моим нищим мужем, Ильей, специально для того, чтобы внедриться в семью и иметь возможность подкинуть не только пистолет, но и атомную бомбу… Я понимаю, конечно, что все это бред, но как еще объяснить появление в моей квартире пистолета? Или это Илья, пожелавший избавиться от меня, чтобы за ним осталась квартира, в которой он бы мог жить со своей любовницей, подставил меня, убив доктора Нагаева?..
