– Поздравляю.
– С чем?
– У тебя появился спонсор. Теперь только от твоей оборотистости зависит сколько ты из него выкачаешь. Так что дерзай, вьюнош. Между прочим, я совсем не прочь хотя бы через день пить пиво за государственный счет.
– А что мне говорить капитану?
– Если не возражаешь, об этом подумаем вместе. Такого хитрована на мякине не проведешь, потому нужно работать с ним по науке.
– Это как?
– Разработаем легенду, подсыплем к ней несколько соленых фактов из моей биографии, поперчим ложью – и получится отменное варево. Нужно держать мента на постоянном напряге. Это чтобы он не скупился. Информацию будешь давать порционно, по капле.
Иначе он может заподозрить обман. Что очень нежелательно.
– Если мент узнает, что я вожу его за нос, мне хана.
– Так ведь придет время, когда я подтвержу собранные тобой сведения. Какие могут быть к тебе претензии? Ты ничего не выдумал, а доложил все как есть.
– Геша, ты хитрый как змей… – Скок смотрел на меня с восхищением и опаской.
– Веня, я детдомовский. Там мне преподали такую школу жизни, что будь здоров. Если не хочешь, чтобы тебя сожрали, оставь врагам хвост – как ящерица. Пусть забавляются. А ты тем временем ищи другую норку, поглубже. Вот так. А хвост отрастет, куда он денется.
– Между прочим, у меня есть к тебе вопрос… – Венька хитро прищурился.
– Колись, секретный сотрудник. – Я весело ухмыльнулся, но внутренне насторожился – шутки шутками, но все равно теперь нужно со Скоком ухо держать востро.
– В тот вечер, насколько мне помнится, ты притащился ко мне почти голый. Это как понимать?
Блин! Оказывается Венька Скоков, этот хренов Шибздик, обладает весьма неплохой памятью. Похоже, его башка даже в состоянии полного аута работает словно видеокамера – записывает все подряд, чтобы потом, уже по трезвянке, в точности воспроизвести увиденное.
– Очень просто. Я эксгибиционист. Только это между нами. Я тебе доверяю.
– Чтоб я сдох! – Венька вытаращился на меня как на привидение. – Так ты "голубой"!?
Никогда бы не подумал.
– Эка ты хватил, паря. Мужеложством не занимаюсь. Я – стандартно ориентированный индивидуум, но с богатым воображением. Люблю, понимаешь, отвязаться по полной программе – покадрить телок в голом виде.
– Врешь, поди… – Скок как-то неуверенно улыбнулся.
– Вру, – признался я. – Не без того.
– А правду сказать слабо?
– Самая хорошая правда, это искусно сварганенная ложь. Так что, если хочешь, принимай мои откровения на веру. Меня просто-напросто раздели какие-то козлы. Зажали в темном углу – и привет.
– Тогда почему ты пришел ко мне, а не сразу направился домой?
– Веня… – Я постарался добавить в голос побольше укоризны. – Веня, ты мой лучший кореш. Так к кому я должен был обратиться за помощью? Тем более, что неприятности случились со мною неподалеку от твоего дома.
– Ну… ты, это, прости… – Скок смутился. – Я как-то не подумал… Теперь все ясно. Спасибо за доверие.
– Ладно, чего там… – Я с наслаждением осушил стакан. – Классное пиво. Где брал? Неужто менты из своих погребов расстарались?
– А у них что, погреба есть? – удивился Венька.
– Есть власть имущая, а есть – берущая. Первая все имеет, но из-за патологической жадности все равно продолжает брать и помногу. Вторая ничего не имеет, но тоже берет, чаще всего по мелочам. И не только ради улучшения жизненного уровня, а в большей мере для того, чтобы не выделяться из общей стаи. Иначе белых ворон свои же и заклюют. Так вот менты как раз и принадлежат к власти берущей. У них погреба в любом киоске, в каждом магазине. Разве кто-нибудь осмелится им оказать? А если и находятся такие смельчаки, то доля у них незавидна. Если не поломают ребра, то по судам затаскают. Спорить с властью, это все равно что мочится зимой против ветра. Или прибор отморозишь, или штаны станут мокрыми.
– Ты рассуждаешь как этот… Ну, этот… во! Профессор. – Скок смотрел на меня с восхищением. – Тебе нужно быть депутатом.
– Там и своих трепачей достаточно. Мне бы хорошую женку, да хату потеплей, да чтобы зарплата была человеческая. И чтобы никто не лез в мою личную жизнь. Тогда хоть трава не расти. Я человек непритязательный, много ли мне надо.
– Это тебе… – Венька с огорчением повертел в руках пустую бутылку. – А я бы не отказался от виллы где-нибудь… на Багамах. Или, на худой конец, от дачи в Подмосковье.
И чтобы счет иметь солидный в каком-нибудь заграничном банке. Эх, мечта!
– И да воздастся каждому по делам его. Дерзай, может, все у тебя и сбудется. Какие твои годы.
– Хороший ты человек, Геша… – Скок состроил умильную рожицу. – Вот поговорил с тобой – и будто камень с сердца свалился. Знаешь как мне было нехорошо, когда я шел к тебе? Чувствовал себя Иудой. Я в жизни никого не закладывал, а тут… Капитан этот… сука ментовская!
– У него такая работа. Не нужно его осуждать. Кто знает, может он неплохой мужик. И даже по-своему честный. Конечно, насколько это возможно в той системе, где ему приходится крутиться…
Венька ушел. Успокоенный и даже осчастливленный. Что значит под получение тридцати серебряников за стукачество подвести нужную идеологическую платформу.
А я снова лег на диван и погрузился в размышления. Правда, теперь, после нескольких бутылок превосходного пива, мои мысли оживились. И все равно они были безрадостны.
Что-то во всех этих происшествиях не так. Но есть ли между ними какая-нибудь связь? И как в эту цепочку событий вклинить экспедитора Геннадия Чернова? Мелкую сошку, букашку, которую можно раздавить походя? А ведь пытаются… мать их!.. И вообще, какого хрена я забыл в этом городе!? Не-ет, нужно сваливать отсюда, пока трамваи ходят.
Черт с ней, с этой работой, жизнь дороже любых денег. А ее-то как раз и хотят у меня отнять. Но кто? И зачем? Да, блин, проблема…
За окном вдруг резко потемнело. Спустя какое-то время по стеклу забарабанили крупные дождевые капли. Похоже, погода уже начала справлять по бедному Генке Чернову поминки.
Лычков нашел меня на складе. Я как раз утрясал необходимые формальности, потому что Кокошкина (наверное, с похмелья) обнаружила недостачу в той партии абразивов, которую мы намедни привезли. Я был грязный словно чушка, так как вместе с грузом КАМАЗ доставил на завод не меньше чем полтонны пыли. А мне пришлось пересчитать все упаковки и ящики, чтобы Люсинда – подпольная кличка Кокошкиной – могла убедиться воочию в "наличии присутствия", выражаясь казенным языком.
– Гена, поди сюда! – Лычок выглядел очень испуганным.
– Я занят. Ты что, не видишь?
– Есть разговор. Это срочно!
– Дай мне пять минут. Мы заканчиваем сверку. Или на заводе снова пожар?
– Гена!!! – страстно возопил Лычков. – Я ведь сказал – срочно!
– Сява, вали отсюда! – рявкнула своим хрипловатым голосом Кокошкина; когда она злилась, то всегда называла Лычка Сявой, что его просто бесило. – Рабочий день заканчивается, а у меня товар не оприходован. Бухгалтеры словно взбесились, звонят по поводу накладных с обеда. Так что гуляй.
– Люсинда… – Голос Сева подрагивал от ярости. – Бля!.. Твою… и всех остальных… зараза!
– Злобно выругался он в платочек и, пнув ногой один из ящиков, удалился в клоповник – так называли небольшую утепленную клетушку, где обычно отдыхали складские грузчики.
– Что это с ним? – мимоходом поинтересовалась быстро остывшая Кокошкина.
– С женой разводится, – брякнул я первое пришедшее в голову объяснение странного поведения Лычка.
– Ну? – удивилась Люсинда. – Это очень плохо.
– Почему? Человек обретает свободу. Может, для него это счастливое долгожданное событие.
– Я не об этом. Кто нам теперь по дешевке будет конфеты продавать?
– А-а… – Я рассмеялся. – Кому что, а курице просо. Так ведь его жена по-прежнему работает на пищевкусовой фабрике. Можешь не волноваться, я составлю протекцию, и сладкий поток твой склад не минует.
Лычков был у своей жены еще и лоточником. Он толкал по дешевке ворованные (пардон, вынесенные) ею с фабрики конфеты и другие сладости. Естественно, только своим знакомым и друзьям. А таких на "Алмазе" насчитывалось немало.
Сева метал икру. Он бегал по клоповнику с такой скоростью, что у меня в глазах начало двоиться.
– Ты что, сбрендил!? – спросил я удивленно и на всякий случай посторонился – чтобы он не оттоптал мне ноги.
– Ты все шутишь! – прошипел Лычок, хватая меня за лацканы пиджака. – Мы влипли!
– Куда?
– В дерьмо!
– Ты меня не очень удивил. Влипать, притом по самые уши, во что-нибудь эдакое – мое хобби. Или, если хочешь, карма. Не спрашивай, что это такое! Объясняю. Некоторые несознательные граждане кармой называют судьбу.
– Причем здесь судьба? Какие-то козлы осматривали мою машину!
– Но ты, надеюсь, все сделал, как мы договаривались?
