Раздался завывающий голос Пети-Мешка. Проклятый толстяк требовал Леню:
– Леня-а-а! Ты где-е? Ты мой телевизор брал, где он теперь, мой телевизор? У меня, между прочим, астигматизм. У меня жена ушла, Саша ее зовут, свинью съели, а теперь и телевизора нет… Леня-а-а!!
Свиридов, внедрившийся в форму и в машину Лени, заскрежетал зубами:
– Вот жиррная сука!! Ну что ему надо! Ну заткнись ты, дегенерррат!!
– Леня-а!!
– Что он орет… ну что он так орет? – простонал Фокин, которому, кажется, снова начинало становиться дурно: его лицо приобретало зеленоватый оттенок.
– Ну ладно… – прошипел Свиридов. – Продолжим балаган до конца. Будет ему сейчас Леня!
– Но он же валяется в коматозе!
Свиридов взял с сиденья кобуру с Лениным табельным пистолетом, натянул на себя мундир и фуражку – последнюю напялил так, что было видно едва ли пол-лица.
– Ты что… и что ты хочешь сделать? – буркнул сидящий на корточках Афанасий.
– А увидишь! – коротко бросил Свиридов, прихватывая свою барсетку. – Мы с этим дебилом Леней примерно одинакового роста и телосложения, авось и спутают меня с ним. Этот Петя спутает.
– А-а, – булькнул Фокин, – а я что?
– А ты уже сегодня намаркитанил! Пошел вон по тем кустам… давай в сторону Петиного мотороллера. Да не спугни вон ту трахающуюся парочку!
– Леня-а! – послышался завывающий голос Пети, и Свиридов вывалился из машины, пообещав самому себе, что этому унылому Мешку мало не покажется, попадись он только ему, Владимиру, в руки.
Никто не обратил на Свиридова, изображающего Леню, никакого внимания. Даже Петя, который сидел на мотороллере с грацией вскарабкавшейся на забор свиньи и время от времени взывал к менту Лене. Свиридов приблизился к нему и коротко и зловеще спросил сквозь зубы:
– Н-ну?
Петя, который набирал воздух в грудь для очередной апелляции к Леониду, повернулся к Свиридову:
– А… Ле-ня?
По судороге, перекривившей толстое лицо Пети, Свиридов понял, что тот не признал в нем Лени. Потому Свиридов бухнулся в коляску мотороллера рядом с Петей и, приставив к толстому боку горе-байкера табельный пистолет, заимствованный у лейтенанта, произнес:
– Вот что, драгоценный мой Петр… не знаю, как по батюшке. Сейчас мы едем отсюда. Мне тут решительно не понравилось. А ты не дергайся, – тотчас же добавил он, видя, как подпрыгнул рыхло разъехавшийся подбородок страдальца, от которого ушла жена. – Леня вон там лежит, отдыхает. Телевизор твой он, кажется, расквасил. Вон, не телек твой дымится?
– О-он, – простонал Петя, не сводя глаз с пистолета, буравящего ему бок, – вы… вы меня… убьете?
– Нужен ты мне, как пейсы папе римскому, – фыркнул Свиридов и вдруг поймал на себе взгляд Юли. Она высунула голову из машины и в упор смотрела на Свиридова. Конечно, она его узнала. Владимир приложил палец к губам и покачал головой, и Юля увидела пистолет в его, Свиридова, руке. Свиридов бросил пистолет в траву и еще раз покачал головой: нет, нет, ничего… никакой агрессии.
Юля постояла и без звука села обратно в машину. Петя ворочался и мутно бормотал:
– Не понял…
– Брокгауз и Эфрон объяснят! Или на том свете справку возьмешь! А сейчас – заводи мотороллер. Ехат будэм, – с кавказским акцентом добавил Свиридов, бросив кинжальный взгляд в сторону «Хонды» с открытым багажником, в котором все еще лежал Арам. Петя, ни слова не говоря, начал заводить мотороллер. В отличие от «газика» Леонида, мотороллер завелся сразу, но затрещал при этом так, что перебудил половину лагеря, уже было умиротворившегося в пьяной прострации. Даже майор Филипыч перестал терзать рюкзак, с которым он вел насыщенный диалог, и пробулькал:
– Ето… куда вы, а? Л-леня?
Мотороллер затрещал, и под его шум Свиридов сказал Пете:
– Скажи майору, что за водкой едем!
– Мы за водкой едем! – машинально повторил за Свиридовым Мешок, и, несмотря на рев и треск мотора и голоса нескольких проснувшихся байкеров, Филипыч расслышал ключевое слово «водка» и одобрительно закивал головой:
– Эт-та правильна-а… правильно!
Мотороллер сорвался с места и, едва не переехав занимающуюся любовью прямо на дороге парочку, въехал в лесок. Из-за ствола тополя выглядывал Фокин. Свиридов подъехал, Фокин бухнулся в мотороллер позади Пети, уткнувшись носом в мокрое пятно на футболке меж его лопаток.
– Поехали, – сказал Свиридов. – Докинь нас до трассы, а потом свободен. Как раз за водкой для майора доедешь, бедняга!
– Да таким одром никто и управлять не сможет, кроме этого Пети, – поддержал Свиридова дрогнувший при слове «водка» Афанасий Сергеевич.
* * *
Мотороллер вырвался с грунтовки на шоссе, как окутанный пылью метеорит. Свиридов беззвучно и злобно смеялся, Фокин же сидел за спиной Пети и барабанил тому по хребту, даже не слыша, как тот уныло, подавленно бормочет:
– Не надо так делать… у меня остеохондроз.
Свиридов спросил:
– Красивая у вас девчонка в компании. На красной тачке. Это как ее… Юля. Телефончика ее у тебя, случаем, нет?
– Никак… нет, – чуть ли не плача, отвечал Петя. – У меня жена. Она…
– Хватит о своих семейных заморочках, а! – грозно перебил его Фокин, морщась от боли в плече (мотороллер хорошо тряхнуло). – Надоело слушать, как ты тут гнусишь, честное слово!
– Вот и Саша моя вот так говорила! – с готовностью завыл Петя. – А потом ушла… И свинья ушла… – Неожиданно Петя выдал протяжный вопль, очень похожий на сиплый гудок паровоза.
– Заткнись! – рявкнул Свиридов, нервы которого окончательно разболтал этот неуместный балаган («Таких не берут в супермены»!). – Достал, падла! По зубам дам!!
– Мне нельзя по зубам, – хрюкнул Петя, – у меня кариес. И пародонтоз.
– В торррец!
– У меня ларингит, – немедленно откликнулся Петя, крутя руль.
– Жопу порву!!! – неистовствовал Фокин.
– Жопу нельзя… – печально вздохнул Петя, – у меня геморрой… и свищ там еще.
– Та-а-ак, – мрачно протянул Свиридов, которому давно уже не было смешно, – по всей видимости, он болен еще существеннее, чем моя двоюродная прабабушка Анна Пална, которая померла в девяносто семь лет от насморка. Надоел ты мне, Петр Батькович.
– Валентинович я, – сказал Петя, всхлипывая. По всей видимости, его растрогал перечень болезней, оглашенных им самим же. – Петр Валентинович Сучков я.
Мотороллер зашелся в экстазе, захрипел, а потом движок захлебнулся и замолк. Мотороллер некоторое время катился под гору, а потом, войдя в подъем, сначала остановился, а потом даже начал подаваться назад. Наконец встал окончательно. Все это время Свиридов и Фокин сидели, храня зловещее молчание. Потом Владимир сухо кашлянул и выговорил:
– Н-да… приехали. Кажется, кончился бензин. Ну что, господин Сучков, придется нам до Владивостока на твоем горбу ехать. Вот такие дела.
– Мне нельзя на горбу… – начал было Петр Валентиныч, но Свиридов не стал его слушать, а выпрыгнул из мотороллера. Одр заглох неподалеку от выхода из лесополосы, и асфальтовая трасса находилась буквально в сотне-другой метров от места безвременной кончины мотороллера. Фокин, ковыляя, побрел вслед за ним, чертыхаясь и проклиная все на свете. Петя жевал какую-то невысказанную жалобную фразу. Тут послышался шум приближающейся машины, и из-за зеленой громады лесополосы вылетел красный «Хендэй Соната». Авто притормозило около мотороллера, и высокий женский голос достиг ушей Свиридова и Фокина:
– Эй, мужики! Что ж вы Петю-то обижаете? Творческого человека легко обидеть, конечно. Вот и жена его, Саша…
– И ты, Брррут!! – взвыл Свиридов, зажимая уши ладонями и садясь в дорожную пыль. – Да что же вы все!..
Юля выпорхнула из машины. На ее губах играла веселая улыбка. Она хлопнула Петю по толстой потной шее, глянула на Фокина и Свиридова и бросила:
– Ну что, садитесь, что ли. Во Владивосток еду.
– Ста баксов хватит? – прибавил Фокин. – В смысле за проезд?
Юля пожала плечами и произнесла:
– Залезайте, говорю. А то я ведь долго ждать не буду. Как бы эти пикникующие за нами не увязались. Они как-то мне сегодня не понравились. Особенно этот майор Иван Филипыч и черножопый в багажнике. Он еще труп из себя изображал.
Свиридов не заставил себя долго ждать и сел на переднее сиденье, а сзади, сопя и кряхтя, расположились соответственно Фокин и Петя-Мешок. Последний, по всей видимости, был накоротке с Юлей, потому что без околичностей открыл дорожную аптечку и стал перевязывать палец, который он порезал, судя по серьезности повреждения, какой-то особенно кровожадной травинкой. При этом он истово стонал и охал.
– Вы, ребята, случаем, не на гастроли приехали? – спросила Юля, срывая машину с места. – Не в цирке работаете, нет? А то весело, знаете ли…
– Весело, – ворчливо перебил ее Свиридов, – нарочно не придумаешь…
В самом деле. Если бы Свиридов мог предполагать, что этот спутанный клубок противоречивых, нелепых и порой откровенно комичных обстоятельств сыграет все-таки решающую роль в исполнении его зловещей миссии на Дальнем Востоке – он не стал бы так ворчать. Как не стал бы бросать насмешливые взгляды в направлении помятого, окровавленного Фокина, который хмуро ждал своей очереди воспользоваться аптечкой. По чести следует сказать, что она, аптечка, была нужна ему куда больше, чем ипохондрику Пете-Мешку. Свиридов же искоса посматривал на Юлию, которая так эффектно представила ему свое обнаженное тело в окне кармановской гостиницы, и смутно предчувствовал, что эта встреча окажется для него немаловажной.
