Сергей взглянул на Балаева:
— Так, значит, ты прекрасно знал задачу взвода?
— Конечно, знал. И взвода, который вел к перевалу ты, и подразделений внутренних войск, прикрывавших твой рейд «зачисткой» Гатани. Я узнал об этом! И знаешь, от кого? Не от своих агентов-чеченцев, которые внедрены к вам, а от вашего же офицера штаба дивизии, готового за доллары продать с потрохами не только какой-то взвод, но и мать родную. Он продал! Так кто твой истинный враг: я, защищающий интересы своего государства, или тот козел, что сидит в штабе соединения армии, которой верой и правдой служишь ты?
— Вы оба для меня враги. И не надо бандитизм прикрывать высокими словами о свободе и независимости Чечни! Чечены устали от войны, они хотят мира, но такие, как ты, не даете этому миру установиться. Поэтому здесь войска, а не строительные бригады. Тоже мне защитник интересов государства нашелся. Чечня и без таких защитников прекрасно обойдется!
— А с чего ты взял, что, говоря о защите интересов государства, я имел в виду Чечню?
Сергей вскинул на Балаева удивленный взгляд:
— Я что-то не понимаю тебя, Чечен!
— Вот именно, что не понимаешь! Я воюю против той власти, которая разрушила строй и страну, в которой мы вместе жили как братья! Я воюю с теми, кто превратил меня и моих земляков в людей второго сорта. Против тех, кто решил на Чечне показать остальным национальным республикам России, что ждет их, если они посмеют только вякнуть о своей свободе. Против тех, кто войну превратил в доходный бизнес, как с вашей, так и с нашей стороны. Поэтому я один, я принимаю решения сам, а не по указке Басаева с Масхадовым! Да, я получаю деньги. На которые покупаю оружие и боеприпасы. Но у кого покупаю? Ты видел вооружение отряда. Оно российского производства, с российских складов. И деньги мне доставляют не только с востока, но и с севера, из Москвы. А я, купив оружие, провожу его по Чечне почти открыто. Знаешь почему? Да потому, что могу откупиться. И откупаюсь. Сегодня плачу на блокпосту за проверку оружия, а завтра, применяя это же оружие, разношу в пух и прах этот блокпост. Или ты ничего о подобном не знал?
Сергей покачал головой:
— Знаешь, Чечен, по-моему, у тебя просто сорвало крышу. Ты превратил войну в игру. В этакую чеченскую рулетку. Тебе доставляет удовольствие сам процесс боя. Процесс уничтожения людей. Да, слышал, ты воюешь только против вооруженного противника, над ранеными не издеваешься, даже иногда оказываешь помощь. Но все это ты делаешь только ради себя. Больное воображение создало в твоей голове образ этакого героя. Но ты не герой! Ты человек, потерявший себя. И ты опасен для общества, потому как непредсказуем. Сегодня тебе нравится играть в благородство, и ты просто так, для острастки, обстреливаешь колонну, не причиняя ей вреда, завтра же все может измениться, и тебе захочется крови, много крови. И ты прольешь ее не задумываясь. Больные на голову не думают, они лишены этой способности. Они живут инстинктами. Вот и ты живешь инстинктами!
Балаев пододвинулся к Солоухову, положив подбородок на кулак сложенных вместе рук.
— Вот, значит, какие выводы ты сделал, выслушав меня? Я — безумец! Но если я безумец, то кто твое начальство? Какое определение ты найдешь тем «своим», кто упорно продолжает поддерживать огонь войны на Кавказе? Ведь таких отрядов, как мой, в Чечне немного, а войск полно. Почему же славные российские вооруженные силы вместе с не менее славными внутренними войсками и подразделениями спецназа не ликвидируют эти отряды? Ты помнишь Афган? Там одна Сороковая армия держала всю страну. Хотя ей противостояли куда более значительные силы, чем какие-то банды чеченских мятежников, как вы нас называете. Я знаю, что говорю! Ведь если бы не предатель в штабе дивизии, я не смог бы ничего узнать о готовящейся против себя операции. И твой взвод вместе с авиацией выполнил бы поставленную задачу. И перестал бы существовать Дервиш, а вместе с ним и его отряд. А следом и других уничтожили бы! Но… на дворе уже 2005 год, а война продолжается. Разве безумцы могли столько времени безнаказанно крутить свою чеченскую рулетку? Нет, Серега! Это не я безумец, а ты. К сожалению, Солоухов и Карсанов уже никогда не смогут быть друзьями. Из нас сделали врагов, ими мы и останемся! Сейчас ты наводишь «конституционный порядок в Чечне», а потом тебя перебросят подавлять мятежи недовольных в городах России. И ты будешь их подавлять, по-прежнему оставаясь верным долгу и присяге. Вот только какой присяге? Помнится, мы вместе на одном плацу зачитывали одну и ту же клятву на верность стране, которой больше нет. А дважды, Серега, присягу не принимают.
Сергей, не желая больше слушать бывшего сослуживца, спросил:
— Ты у перевала уничтожил весь взвод?
Балаев отвернулся, нервно застучав костяшками пальцев по крышке стола, но ответил на вопрос:
— У тебя погибло пятнадцать человек. Четверым удалось вырваться на равнину, куда высадились вэвэшники. Остальные — ранены. Их никто из моих бойцов не тронул, не добил. Ваши подобрали, и «вертушки» отправили их в неизвестном мне направлении. Пилотов «Ми-24» не считаю, у меня с ними свои счеты. И это тебя не касается.
— Ты можешь сказать, кто предал взвод? Сдал тебе операцию?
Балаев перевел взгляд на Солоухова.
— А ты назвал бы мне предателя в моем окружении? Только честно.
— Нет!
— Нет! Тогда зачем задаешь вопросы, на которые не получишь ответа?
— Обидно просто, Чечен, что пацаны полегли, а эта гнида, получив за их смерть деньги, наслаждается жизнью. Такие подонки не должны жить.
Дервиш согласился:
— Ты прав. Я сам ненавижу эту породу, но… предатели в стане врага нужны. И вам, и нам! Поэтому по их вине будут гибнуть десятки, если не сотни, и ваших и наших бойцов, а они будут за это получать деньги! Вот я и говорю тебе, что война сплошное паскудство.
— Так прекрати ее. Ты же можешь это сделать. Дервиша люди послушают. Распусти отряд по домам, а сам свали куда-нибудь «за бугор».
Балаев усмехнулся:
— Распустить людей, чтобы их тут же менты по лагерям отправили? Или ты обеспечишь их неприкосновенность? После того, как долгие годы мои бойцы воевали против федералов? В лагерях разбираться не будут, кто против армии воевал, а кто пленным горла резал! Всех махнут под одну гребенку. Некоторые полевые командиры испытали на своей шкуре, что значит сдать свои отряды на милость федералам. Семьи без мужчин остались, а куда делись эти мужчины, никто не знает. Нет, Сергей, этот путь не для меня! Я собрал вокруг себя людей, я поднял их на борьбу, мне и отвечать за них. Хотя если кто захочет уйти, путь свободен. Я в спину не стреляю.
Солоухов поинтересовался:
— А что, были случаи, когда от тебя уходили бойцы?
— Были! Правда, всего два, но были. Первый — учитель сельской школы. Как-то в старом лагере он подошел, сказал, что не может больше видеть кровь. Попросил либо убить, либо отпустить к семье, она у него тогда в Ингушетии среди беженцев обреталась. Отпустил. Денег дал, коня, провизии. Ушел. Что было с ним дальше, не знаю — возможно, и живет счастливо где-то с женой и детьми.
— А второй?
— Второй? Тот родом из Грозного был. Тоже как-то на беседу напросился. Поговорили. Утром в село соседнее отправил, так же снабдив всем необходимым, но… второму не повезло. В тот день на селение, как назло, ваши менты налетели. Ну и попал под раздачу. В общем, что уж там вышло, никто не видел, только пристрелили его во дворе одного дома. Наверное, решил скрыться, да не удалось. Но он сам выбрал свою судьбу.
Солоухов закурил еще одну сигарету.
— А с нами что думаешь делать? Со мной, сержантом и рядовым?
— А что скажешь, то и сделаю! Ведь я ж должник твой.
— А если без всякого долга?
Балаев повторил:
— Что скажешь, то и сделаю!
Сергей усмехнулся:
— Скажу отпустить, отпустишь?
Дервиш спокойно, даже как-то безразлично ответил:
— Отпущу.
— Прямо сейчас? И с бойцами?
— Прямо сейчас и с бойцами, хотя рядовой у тебя, оказывается, клиент ценный, мне уже предлагали за него круглую сумму. Но отпущу, потому что людьми не торгую.
— Что ж, тогда отпусти.
— Хорошо. Но вам отсюда самостоятельно не выбраться. Слишком далек путь до ближайшего блокпоста. В лесу может произойти что угодно. А я не хочу, чтобы ты погиб или попал в рабство к какому-нибудь идиоту-наркоману. Так что лучше подожди до вечера.
Сергей, не ожидавший такого поворота событий, машинально спросил:
— А что изменится вечером?
Голос Балаева оставался по-прежнему спокойным:
— Ничего особенного. Вечером ко мне должен приехать на джипе гость. Он вас и вывезет прямо к блокпосту. Правда, к утру следующего дня, но ночевку вам обеспечат, равно как и полную безопасность. Хотя, если ты настаиваешь на немедленном и самостоятельном уходе, держать не буду.
— Ладно, подождем до вечера.
— Разумно.
