В этот день Черепанов купил Лере в подарок длинное колье с изящными вставками бриллиантов за 900 долларов, и с нетерпением ждал её возле театра, предвкушая бурную реакцию. Золотое колье — это вечное украшение, которое существует вне моды и вне времени и должно ей понравиться. На спектакль он не пошел, потому что смотрел его уже трижды. Пьесу считал плохой, как, впрочем, все современные попытки сказать что—то новое в искусстве, но не осмеливался признаться в этом Лере. Она называла его консерватором, и он не спорил — что есть, то есть. Может это и характеризует его с негативной стороны, но Лопе де Вега с его "Собакой на сене" ему ближе чем, например, Чехов со своим "Дядей Ваней", замученным бесконечными интерпретациями. С дядей Ваней, бессильно бунтующем, стоя на коленях.
— Какой кошмар! Какое отсутствие вкуса! Какое непонимание! — искренне возмутилась Лера, когда он однажды имел глупость сказать ей об этом. — Как можно сравнивать Чехова с Лопе де Вега? Как вообще можно настолько не разбираться в театральном искусстве? Чехов всю жизнь размышлял о том, возможны ли человеческие отношения в принципе. Человечность — это как воздух, который вдыхаешь и как вода из колодца, которой не можешь никак напиться! И бунт дяди Вани обозначает одновременно и болезненный процесс ломки старых авторитетов в русской действительности той поры. Поры, когда кончалась большая историческая эпоха и подвергались переоценке догматы, еще недавно приводившие в движение людей. Играть пьесы Чехова очень трудно: мало быть хорошим актером и с мастерством играть свою роль. Надо любить, чувствовать Антона Павловича, надо уметь проникнуться всей атмосферой той полосы жизни. И, главное, надо любить человека, как любил его Чехов, надо жить жизнью его героев!
Она ещё долго рассуждала о месте Чехова в русской культуре, но Черепанов её не останавливал: у него нервы крепкие, выдержат и это. Он сам терпеть не мог, когда жена перебивала его размышления о путях становления российской экономики. Как говорится, у каждого есть свой пунктик.
— Как не был плох социализм, но в нём отбирали всё лучшее, что было в искусстве. И каждый мог проявить себя с лучшей стороны. А сейчас серость, пошлость и безыдейность превратили искусство в какой—то маразм, — горестно закончила она, и он не посмел ей возразить — чувствовалось, что это у неё наболело.
Тем ни менее, несмотря на серьёзные пробелы Черепанова в области театрального искусства, он всё равно нравился Лере. Умный и интеллигентный, с хорошим чувством юмора, он казался ей интересным собеседником, и она с удовольствием проводила с ним свободное время. Любовник он, конечно, слабый, и по—прежнему интим с ним не доставлял ей удовольствия. Но власть, которую она получила над ним, питала её мечты о будущем.
Черепанов устраивал её таким, какой есть и она не жалела, что приняла предложение Нели о знакомстве с ним. Но пугало то, что в последнее время Неля начала настаивать на их встрече со свингерами. Она боялась, что даже разговор с Борисом на эту тему разрушит установившиеся между ними взаимоотношения. Однако Неля, будучи по жизни опытным психологом, знала и эксплуатировала повышенную внушаемость Леры, её эмоциональность и склонность к фантазированию. Эти качества обеспечивают артистам способность к перевоплощениям, и позволяют играть множество разноплановых ролей, выступая в различных ипостасях. Одновременно это их ахиллесова пята, поэтому Неля, рассчитывая на доверчивость и низкую критичность мышления Леры, искушала её:
— Нас воспитывало советское общество, в котором было много разнообразных комплексов, но полностью отсутствовала сексуальная культура. И нынешняя ситуация заключается в том, что мы стараемся изживать свои комплексы и получать удовольствие, которое никому и никак не вредит.
— Я даже боюсь об этом сказать Борису. Как он посмотрит на моё предложение? — сопротивлялась Лера.
— Ничего страшного в этом предложении нет. Перед разговором налей ему немножко коньяка. Это снизит уровень его тревожности или, как говорят психотерапевты, невротизма, усиливая одновременно сексуальное желание и раскрепощенность. Ты должна продиагностировать его ожидания, узнать, что он вообще хочет в сексе, что его заводит. Помоги ему реализовать сексуальные фантазии, и он будет, как преданный пёсик, прыгать у твоих ног. Ограничивать секс только любовью, как тургеневские барышни, и действовать по принципу "не давай поцелуя без любви" мы не можем. Время не то, нравы другие, ритм жизни изменился, стрессы постоянно давят нашу психику. За границей, в цивилизованном обществе, свинг становится всё более популярным. Даже в газетах мелькают статьи, в которых врачи—сексологи обсуждают эту проблему. Они приводят статистические данные о том, что свинг не разрушает семьи, а наоборот, укрепляет их. Пишут, что он повышает сексуальность семейных пар, так как обостряет чувства и улучшает эмоциональное восприятие жизни. И, кроме того, секс с чужой женой на глазах у её мужа и своей жены — это не измена. Изменяют тайком, а когда на глазах у своих супругов — это совсем другое.
— Но мы вообще ещё не муж и жена! Зачем нам обострять свои чувства, если они и так острые?
Выражение "мы ещё не муж и жена", вырвавшееся у Леры, поразили Нелю. Неужели Лера настолько наивная, что верит в "глубокие чувства", которыми, будто бы, воспылал к ней Черепанов? Неужели не понимает, что для него это просто любовное приключение в командировке? Взрослая тридцатилетняя женщина, а верит, как шестнадцатилетняя девочка, в искренность отношений между людьми! Хотя сейчас даже не каждая девочка в это верит.
Между тем, настойчивость, с которой Неля её уговаривала, навела Леру на мысль, что та просто завидует их с Борисом счастью и хочет его разрушить, поэтому начала избегать с нею встреч. Но в театре не так легко разминуться с тем, кто хочет тебя найти, и навязчивость Нели всё больше тяготила Леру.
Тем временем, дачу, на которой, по замыслу Ерёмина, должна была состояться тусовка, уже полностью оборудовали видеокамерами и от Нели требовали ускорить организацию вечеринки свингеров.
— У нашего друга скоро заканчивается командировка и надо не затягивать с сюрпризом, — наставлял её Ерёмин, назначив срочную встречу в летнем кафе "Альбатрос" в центральном парке. Неля пыталась растолковать ему, что он неверно воспринимает ситуацию:
— Вашему другу не до свинга! Он по уши влюблен в мою подругу. И она ему отвечает взаимностью. Какой же это сюрприз, если он разрушит их чувства? Они оба идеалисты и предпочитают моногамию. Он ни за что не согласится на свинг.
Ерёмин иронически взглянул на неё. "Дура или строит из себя такую? — подумал он. — Ведь не ребенок, взрослая опытная баба, должна соображать, что к чему. Могла бы догадаться, для чего нужна вечеринка в компании свингеров!".
Проблема, видимо, состояла в том, что её подруга упирается, не хочет. Значит, не на ту бабу сделала ставку, а признаться в ошибке не хочет. Конечно, необходимо было лично проконтролировать, кого она берет в исполнители. В театре столько нимфоманок, что есть из кого выбрать, а Неля выбрала бабу с предрассудками. Что—либо менять в планах уже невозможно — затрачено слишком много средств на евроремонт и заграничную шпионскую аппаратуру. Сапог за такую осечку этой дуре башку снесет, но об этом ей ведь не скажешь! И рассказать о дорогостоящей видеоаппаратуре, которой буквально напичкали дачу, тоже нельзя.
Ерёмин раздумывал над тем, стоит ли ему самому встретиться с Нелиной подругой с тем, чтобы подвигнуть её на нужные действия, используя методы нейролингвистического программирования сознания. Но в качестве кого он выступит? В качестве приятеля Черепанова? Если она спросит о нём у своего любовника, то этим испортит всё дело. Черепанов, прожженный и опытный тип, сразу поймёт, в чем здесь дело. И тогда на операции можно будет поставить крест и Сапог обвинит в провале не Нелю, а его. Нет, встречаться с этой актрисой опасно — она явно дура. Следовательно, надо Нелю накачать вербальной информацией, чтобы опосредовано программировать сознание её подруги.
Как учил Христос, человек должен молиться на том языке, на котором он сам говорит, а читать проповеди на языке, на котором его понимают. Поэтому Ерёмин, собравшись с мыслями, начал проводить с Нелей разъяснительную работу на понятном ей языке:
— Мы живем в мире, кардинально отличающемся от мира прошлого. И наша биологическая природа часто вступает в противоречие с нашими ожиданиями и требованиями. У них сейчас период влюбленности, но моногамия неизбежно ведет к конфликтам, поэтому очень скоро они наскучат друг другу. Мужчины по своей физической составляющей являются полигамными. Реальность такова, что мужчина, как и большинство приматов, биологически не склонен к полной моногамии. Полигамия запрограммирована в мозгу мужчины и является наследием его эволюции. Современный мужчина до сих пор обладает большим гипоталамусом и получает огромные дозы тестостерона, которые обеспечивают исполнение его древнего инстинкта продолжения рода. С точки зрения сохранения вида, самец должен стремиться к частой смене самок, как бы предполагая себя носителем уникально—полезных генов. Если, например, у некоторого мужчины появился каким—то образом ген устойчивости к СПИДу, то крайне важно этот ген срочно распространить в популяции как можно шире. А он, например, эгоист и верен только одной женщине. Эта женщина может ему родить, предположим, максимум десять детей. А если вообще она не может рожать? Ведь это преступление перед видом! В принципе, мужчина может иметь сотни детей. Вот, например, у турецкого султана Мурада III было до 150 детей, и девять последних родились уже после его смерти. Так что общественное мнение, сдержанно относясь к мужской неверности, с биологических позиций имеет здравую основу.
