— Видишь, с ногой непорядок, так что лучше помоги.
— Ага! Так это мы с превеликим удовольствием.
Жора прикурил окурок и медленно двинулся на Есипова. Подойдя вплотную, он поднял широкую, как лопасть весла, ладонь, расставив пальцы, явно намереваясь толкнуть майора в лицо. Николай перехватил руку мужика, резко вывернул ее, без особых усилий развернув противника к себе спиной, и тут же, отбросив костыль, шейным захватом пережал ему сонную артерию. Несколько секунд, и Есипов отбросил бесчувственное тело здоровяка в угол. Как мешок.
От неожиданности произошедшего Скворцов замер за столом, широко раскрыв глаза и рот.
Прямо в этот рот Николай и вставил ствол пистолета. Почувствовав между зубов холод вороненой стали, Петруха, мгновенно протрезвев, задрожал всем телом. Он мог только мычать, что и попытался сделать, только Есипов приказал:
— Заткнись, сучара! Слушай и запоминай, на вопросы отвечать только кивком. Тебе ясно?
Жлоб, насколько позволял ствол пистолета, утвердительно закивал вспотевшей лысиной.
— Ты, мразь, решил к Ольге Шевцовой клинья подбивать? Врываешься в дом пьяный, силу применяешь, угрожаешь, унижая беззащитных людей! И думаешь, что все тебе дозволено? Думаешь, раз их защитить некому, то можно беспредельничать? Так, тварь?
Скворцов отрицательно замотал плешивой головой.
Николай повысил голос:
— Нет? А кто сегодня обещал вновь прийти к ним в гости? Не ты?
Дрожь Петрухи усилилась.
— Короче, так, Петя! Запоминай очень крепко: первое — сейчас ты пойдешь со мной к Ольге и на коленях попросишь прощения и перед матерью, и перед сыном за все те мерзости, что творил ранее. Второе — если я хоть раз увижу тебя на той стороне улицы, не говоря уже об усадьбе Шевцовых, то превращу в инвалида. Слово офицера, я это сделаю! Третье, сегодня же ты свалишь обратно на свою шабашку, чтобы с тобой ненароком какая беда не приключилась! Ну, и четвертое, ты у нас большой любитель писать жалобы в милицию, еще с далекой юности. Так вот, обратиться в отдел по поводу нашего разговора ты, конечно, можешь, но предупреждаю: лучше не стоит, только себе хуже сделаешь. Я очень зол на тебя, Петюня, а злой — опасен! Запомни это! Все понял?
Жлоб утвердительно кивнул головой.
— Вот и хорошо, что понял! Вставай! Идем к Ольге!
Петруха послушно поднялся, посмотрев на лежавшего в углу Жору, тихо спросил:
— А это… ты его… не того?
— Не того! Но еще раз дернется, будет того! Совсем того!
— Ага. Ясно.
Есипов пропустил поникшего Скворцова вперед, и они вышли на улицу. Николай спросил:
— А что это, Петюня, я твою мать в хате не видел? Уж не захворала ли от приезда дорогого сыночка?
— Нет. К сестре ушла. До вечера.
— Весьма кстати!
Ольга отшатнулась к стене, когда увидела вошедшего без стука в прохожую Скворцова. Но следом появился Николай, и женщина облегченно вздохнула, правда, совершенно не понимая…
Николай спросил:
— Где Валера?
Ольга указала на комнату:
— Там, а что?
— Пригласи его, пожалуйста.
Женщина позвала сына, и тот вышел из зала. Увидев Скворцова, прижался к матери.
Николай взглянул на Петруху:
— Видишь, урод, от тебя ребенок шарахается, как от бешеной собаки! Да ты и есть пес шелудивый! Ну, чего застыл, забыл, зачем пришли?
Скворцов повернулся к женщине:
— Ольга… хм…
Есипов остановил его:
— Подожди, родной! Разве ТАК ты должен сделать то, что обещал?
Скворцов обреченно вздохнул и опустился на колени.
Николай проговорил:
— Вот! Это совсем другое дело! Начинай!
— Ольга… Валера… простите меня, дурака старого, за то, что приходил к вам, грубил… в общем, за все, что было. Больше этого никогда не повторится…
Женщина и мальчик с удивлением смотрели на Скворцова, жалкого, опухшего и совсем не страшного, каким он представлялся им раньше. Ольга перевела взгляд на Николая. Тот указал на Петруху:
— Ну что, Ольга Гавриловна и Валерий Германович, прощаете это человекообразное? Или слов его недостаточно?
Ольга всплеснула руками:
— Да господь с ним! Пусть идет с богом. Лишь бы не видеть его!
Есипов успокоил:
— Не увидите, это я гарантирую.
И наклонившись к Скворцову, сказал:
— Вставай. Тебя простили.
Скворцов поднялся:
— Я могу идти?
— Ты все хорошо усвоил?
— Да.
— Тогда пойдем, провожу!
И майор вытолкнул мерзавца в сени. Закрыл дверь в жилое помещение. Петруха направился к двери, но Есипов и тут остановил его:
— Жлоб!
Тот замер как вкопанный.
— Подожди. Надо поставить точку в этом деле.
Скворцов, обернувшись, спросил:
— Какую еще точку?
— А вот такую!
И без замаха здоровой ногой врезал Петрухе в промежность. От острой боли тот всхлипнул и с широко раскрытыми глазами завалился на бок, опрокинув пустое ведро. В сенях на шум показалась Ольга, испуганно посмотрела на Есипова:
— Коля! Что с ним?
— Ничего страшного. Споткнулся, ударился обо что-то. Сейчас оклемается.
Есипов носком ботинка толкнул тело Скворцова:
— Эй, Жлоб! Тебе не кажется, что ты не вовремя развалился здесь? А ну, встал! Или мне пинками поднять тебя?
Петруха с трудом встал:
— Зачем бить-то? Я же извинился!
Николай схватил Скворцова за подбородок:
— Для профилактики, чмо! Чтобы ты запомнил, женщин нельзя ни оскорблять, ни унижать. А теперь проваливай! И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше! Дружка своего, если не пришел еще в себя, водичкой освежи. Оклемается! Пшел вон!
Скворцов, хромая, враскорячку двинулся на выход.
Николай повернулся к женщине:
— Вот и все!
Ольга спросила:
— Тебе про него Валера рассказал?
— Ты считаешь, он поступил неправильно? Лучше молчать и терпеть унижение? Я удивлен, почему ты мне об этом уроде сама не рассказала!
— Боялась, Коль, что ты неправильно поймешь!
— Вот-вот! Ты боялась, молчала. Даже участковому ни слова. Как же, а вдруг слухи по поселку поползут? А Скворцов этим пользовался. Знаешь, чем это могло кончиться? Тем, что он в один из приходов просто изнасиловал бы тебя! Ты это, естественно, скрыла бы! Как же, ведь это какой позор? А он в результате полностью подчинил бы тебя себе. Своей прихоти. И ты принимала бы его. Да, принимала бы. Страдая, мучаясь, но принимала бы. Лишь бы ничего никто не узнал!
Николай взглянул на часы:
— О! Мне пора! Сейчас бригадир строителей подъехать должен, материал привезти. Пошел я. Пока, Валер?
— До свидания! А вы приходите к нам, дядя Коля! У меня шахматы есть, вы играете в шахматы?
— Не сказать, чтобы очень, но королеву от ладьи отличить смогу!
— Вот и сыграем. Мам, ты не будешь против?
Ольга улыбнулась:
— Нет, конечно! Играйте, сколько вам будет угодно.
Мальчик посмотрел на майора:
— Придете, дядя Коля?
— Обязательно! Но только не сегодня! Как-нибудь на следующей неделе, договорились?
— Договорились!
Женщина вышла вместе с Николаем. В сенях обняла его:
— Спасибо тебе за все, Коль!
— Оль, я уже говорил, перестань! Какая может быть благодарность? Я же не чужой вам!
— Да, теперь ты и Валере не чужой. Он в восторге от тебя. После той злополучной рыбалки только и слышу: дядя Коля да дядя Коля!
— Так это ж хорошо?
— Это очень хорошо! Ну, пойдем, я тебя провожу, мне надо к Марине зайти.
Они вышли на улицу, и сразу Ольга схватила Николая за руку:
— Смотри, Коля!
Есипов не понял:
— Куда смотреть?
— Да вон, в сторону ветлы!
Николай повернулся. Вдоль противоположного ряда домов шли Скворцов и его собутыльник Жора. Последний что-то говорил дружку, часто хватаясь за горло, видимо, обсуждая, как ловко гость Жлоба его вырубил. А может, просто это было его привычкой. Петруха же нес в руках объемную сумку. Дружки торопились и по сторонам не смотрели.
Ольга встревожилась:
— Коль! А они не в милицию спешат? Ты же знаешь, какой коварный этот Скворцов!
Майор был спокоен:
— С их пьяными рожами только в милицию! Нет, Оль, на этот раз Жлоб не пойдет в отдел. Думаю, он торопится на станцию, чтобы успеть к двухчасовому автобусу на Переславль! И вообще, что-то подсказывает мне, Скворцов теперь долго не появится в поселке. А если и объявится, все же тут мать, то будет вести себя тише воды, ниже травы.
Ольга рассмеялась.
Они подошли к крыльцу Николая, возле которого уже стоял «Москвич»-«пирожок». А рядом с ним бригадир строителей.
— Вот и материал доставили. Ты, Оль, скажи Володьке, если он дома, пусть через полчаса зайдет ко мне, хорошо?
— Хорошо.
— Ну а вечером, как обычно?
— Да.
— Когда же мы перестанем, как дети, прятаться от людей, встречаясь тайком по ночам?
