Он встал возле «Мерседеса». Указатель говорил, что надо повернуть налево и проехать пятьсот метров. Только Мулен почему-то именовалась на указателе не виллой, а фермой. То-то Марта так хмыкнула, когда услышала название. Мулен – мельница с французского. Вот и речушка рядом подходящая.
– Мы будем жить на мельнице? – спросила Марта из машины.
– Мы будем жить там, где безопасно, – сказал Роман сердито. – Тем более что нам нужно всего лишь переночевать.
– На этой… вилле есть прислуга?
– Нет, она необитаема.
– Очень мило, – фыркнула Марта.
– Поезжайте за мной, – сказал Роман.
Чертыхаясь про себя, он свернул налево и поехал по неровной гравийной дороге к ферме. Хрупкий мостик заметно вздрогнул под колесами, но переправа прошла без осложнений. Марта ехала следом, злобно светя ему в зеркала фарами дальнего света. Ну что с ней сделать? Убить. Стоило бы. Но – только после того, как все кончится.
Ехать пришлось недолго. Впереди возникла приземистая каменная стена. Какое-то глухое, без окон, строение. Забор с выбоинами. Кусты вокруг. Дремучее местечко. И не скажешь, что поблизости блистательный Париж.
По заросшей дороге Роман въехал в некое подобие ворот и остановился. Дальше хода не было. Перед ним стоял громадный каменный сарай, сбоку – жилой дом в один этаж, сложенный из тех же тяжелых камней, что и все вокруг. Самая настоящая ферма. Вполне возможно, что и мельница имеется в наличии. Жаль, в темноте не видно.
– Куда вы меня привезли? – спросила Марта, не выходя из «Мерседеса».
– Зато здесь вам ничего не угрожает, – сказал Роман, стараясь, чтобы его голос звучал бодро.
– Я смертельно боюсь лягушек!
– Здесь нет лягушек. Здесь вообще никого нет.
Не дай бог, психанет и помчится обратно.
Однако Марта вышла из машины и неуверенно застыла посреди двора.
Было темно, неуютно. Хорошо, что вышла луна и худо-бедно освещала дом и окружавшие его постройки.
– Ну, открывайте ваш дворец, – взмолилась Марта.
– Сейчас, сейчас, – заторопился Роман.
Он выдвинул один из камней в фундаменте – пятый посередине слева от входа – и нашел в глубокой нише связку ключей. Марта терпеливо наблюдала за его манипуляциями, но пока помалкивала.
Роман открыл дверь, отступил в сторону:
– Прошу.
– Нет уж, после вас, – попятилась Марта, заглянув в чернеющий проем.
Он подумал о том, что уже не знает, как держаться в ее присутствии. Плохо. Надо взять себя в руки.
Войдя внутрь, нащупал включатель и зажег свет, ожидая увидеть проваленные полы и пару кривобоких табуретов. Но оказалось, что он находится в просторной гостиной, обставленной удобной мебелью, обжитой и весьма комфортной. Камин, телевизор, кожаные кресла. Окна забраны жалюзи и вдобавок затянуты шторами.
Марта, войдя, издала тихое восклицание. По ее лицу Роман понял, что она тоже приятно удивлена.
Все-таки фирма не подвела, подумал Роман чуть ли не растроганно. А еще две минуты назад он метал в адрес «Дубинин и К°» громы и молнии, досадуя, что опозорили его в глазах избалованной владелицы галереи. Но нет, К., как всегда, оказалась на высоте. А что снаружи неказисто – так это стиль такой, фирменный.
Марта тем временем чисто по-женски осваивала территорию. Обнаружив кухню, ванную и спальню, она объявила, что здесь «ничего». И тут же приказала Роману принести ее вещи из багажника.
«Хуже всего то, – думал Роман, вытаскивая из багажника "Мерседеса" тяжелый кожаный чемодан, – что она мне ужасно нравится. И я бы с удовольствием пожил с ней здесь недельку-другую, а не мчался завтра сломя голову в Польшу. И она, должно быть, это чувствует и "ездит" на мне как хочет».
Он принес чемодан и тут же получил выговор за то, что слишком небрежно швырнул его на диван.
Удерживаясь, чтобы не грубить – и тем самым лишний раз расписываться в своей уязвимости, – Роман сказал, что сейчас он уезжает в Париж.
– Зачем? – испугалась Марта.
Ресницы хлопнули, пухлые губы и узкий подбородок беспомощно дрогнули.
– Надо сделать вам паспорт. Для этого я должен встретиться с одним человеком.
– Я поеду с вами.
– Нет, Марта, это исключено, – твердо сказал Роман, хотя при виде этих губ и глаз нужной твердости отнюдь не ощущал.
– Но как вы меня оставите здесь? – Она развела руками, отчего стала еще трогательней.
– Ничего, – хмурясь, сказал Роман. – Место тихое, вы сами видели. Запретесь и ляжете спать. А через два часа я вернусь.
– Хорошо… Я подожду.
Ее покорность подействовала на него с такой силой, что он начал разжигать камин, чтобы как-то отвлечься. Наколотые дрова лежали ровной поленницей, на них – специальные каминные спички. Дрова занялись сразу, затрещали веселым, пахучим огоньком.
– Ну вот, – сказал Роман, – так вам будет теплее.
Марта кивнула, с ногами сидя в кресле. Такая нежная кошечка. Только подойти и взять.
– Марта… – облизывая внезапно пересохшие губы, сказал Роман.
– Да? – подняла она тонкие брови.
– Мне надо сфотографировать вас. Для паспорта.
– Пожалуйста.
Она не стала переодеваться или суетливо поправлять прическу и макияж. Просто села ровнее и позволила Роману дважды себя сфотографировать.
– Все, – сказал он, – через два часа я вернусь. Вы устали. Будет замечательно, если вы ляжете спать.
– Нет, – покачало она головой. – Я все равно не усну до вашего возвращения.
Это прозвучало почти как признание в любви. У Романа заныло внизу живота.
– Но… тогда включите телевизор.
– Это ни к чему. Я просто посижу в одиночестве. Вы не могли бы открыть бутылку вина? Там, на кухне, есть, я видела.
– С удовольствием, – пробормотал Роман, ретируясь на кухню.
В настенном шкафчике в самом деле стояло несколько бутылок.
Ай да Мишель! Нарочно все это устроил? Вполне возможно. Что значит – в Париже живет человек.
– Белого, красного? – крикнул Роман.
– Белого.
Он откупорил бутылку, нашел бокал и вернулся в гостиную. Марта мечтательно глядела в огонь, на ее лице застыло выражение легкой грусти.
«Вспоминает что-то, – думал Роман, наливая вино, – или кого-то?»
Сие последнее соображение было почему-то неприятно. Хотя – какое ему дело?
Марта ласково взглянула на него, взяла бокал.
– Благодарю. А вы?
– Извините, пока не могу… – потупился Роман.
Вдруг он подумал, что очень похож сейчас на лакея, которого госпожа решила поощрить за службу. Это несколько его отрезвило.
Впрочем, ненадолго.
– Понимаю, – сказала Марта. – Хорошо, тогда выпьем вместе, когда вы вернетесь.
– Непременно, – горячо пообещал Роман.
Захватив фотоаппарат, он попросил ее запереть дверь на внутренний засов и помчался в Париж.
«Туда-сюда ходу – всего ничего, – думал он, гоня по обсаженной тополями дороге. – Обернусь за полтора часа. Мишель человек деловой, с ним вопрос решится быстро. А если она меня дождется, – а почему бы ей не дождаться? – то впереди у нас целая ночь…»
Тут перед мысленным взором Романа начали разворачиваться такие перспективы, что он едва не перепутал направление, выскочив на парижское шоссе. Но, определившись с направлением, занял третью полосу и стрелой понесся к Парижу.
12 июня, Париж, набережная Нотр-Дам, 23.45 Езда по ночному городу – сплошное удовольствие. Ни тебе пробок, ни толпящихся пешеходов, ни нудных светофоров. Широкие улицы, причудливо освещенные здания. Ощущение такое, будто свободно паришь среди притихших громадин и застывших скверов.
Пребывая в неком сонно-восторженном состоянии, Роман промчался без единой остановки по улицам Парижа – как станцевал – и остановился у одного из мостов через Сену.
Поставил верный «Ситроен» у обочины, двинулся пешком вдоль парапета. Тени от деревьев слегка колыхались под ногами, река искрилась и блестела в свете фонарей.
По Сене, как раз напротив Романа, шел белый речной трамвай, вез охочих до ночных развлечений туристов. Играла музыка, невидимая женщина звонко хохотала на верхней палубе.
Внизу, на граните, у самой воды, Роман заметил какое-то движение. На минуту задержавшись (до встречи оставалось пять минут), полюбовался, как кучка клошаров распивает вино прямо из бутылок. Красиво! Еще одна парижская достопримечательность. Живописные лохмотья, широкие жесты. Что-то во всем этом было, бесспорно, театральное.
С пароходика шумных бродяг фотографировали туристы, и те, отлично зная об этом, позировали еще старательнее.
Пройдя еще немного, Роман отыскал взглядом скамью, стоящую слева от ступеней, ведущих к воде. На скамье сидел неприметный мужчина, курил.
Роман направился к нему. Усы, кепку и кожанку он давно снял. Сейчас на нем был темный костюм и синяя рубашка. В левой руке – свернутая трубкой газета.
Он сел в метре от мужчины. Мишель Петен – а это был он – повел равнодушным взором, отвернулся.
– Простите, мсье, вы курите американские сигареты? – произнес Роман свою часть пароля.
