— Вроде — без проблем. Реджи на меня погавкивает временами…
— Серьезно?
— Ага. Что-то он такое чует, паразит. Его мы уж точно не провели.
— Ну и хрен с ним, — подумав, сказал Пашка. — Привыкнет, стерпится — слюбится. На худой конец, попроси у Андропыча какой-нибудь химии и подсунь ему в колбасе, чтобы откинул ласты.
— Жалко все же. Авось сживемся…
— Ну, дело твое, — сказал Пашка. — Ты мне собаками зубы не заговаривай. Анжелу трахнул?
— Ну…
— Марианну трахнул?
Петр, отведя глаза, кивнул, уточил:
— Впрочем, неизвестно еще, кто кого…
— С ней это бывает, — хохотнул Пашка. — Ну, как тебе мои бабы?
— Ты что, специально их подбирал по красивым именам?
— По именам? А… да ну, Анжела никакая не Анжела, а Анька. Марианна — Маринка. Вот Жанна — и впрямь Жанна, так уж получилось, родители наградили имечком… Ну, а Катерину свет Алексеевну-то распробовал? Хороша?
Петр молчал, буравя взглядом стол. Потом сказал чуточку неуверенно:
— Вот про Катю я и хотел поговорить…
— Ну-ну? — с любопытством откликнулся Пашка.
— Слушай, не мое дело, наверное… По эти твои забавы, Станиславский ты наш…
— Какие еще забавы? А-а! — прямо-таки ликующе воскликнул Пашка. — Вторник же… Ты, я так понимаю, в театр угодил? Что тебе девки показали? Да не жмись ты!
— "Лас-Вегас" и «Колючую проволоку».
— А, ну это — не фонтан, — деловито сказал Пашка. — Закажи ты им, пожалуй что, «Консерваторию» или «Арабские вечера», совсем другое впечатление…
— Может, еще и «Палача» заказать?
— А почему бы и нет? Стоп, стоп… Что-то быстренько разобрался в театральных буднях… Неужели Катька сама просвещала?
— Как тебе сказать… — Петр набрался смелости. — В общем, ты со мной делай что хочешь, но спектакли я отменил. Так ей и обещал. И она, между прочим, только рада. Я, в конце концов, не пацан, могу разобраться, чего женщине хочется и чего не хочется…
— Ах, вот оно что… — протянул Пашка. — Правильный ты наш, вылитый моральный кодекс строителей коммунизма… Решил, значит, стать избавителем томящейся принцессы? — Он всмотрелся внимательнее и вдруг захохотал в голос, хлопнул себя по колену: — Восток — дело тонкое, Петруха… Ну, Петруччио! Ну. хер Питер! Ставлю сто против одного, что ты, простая душа, всерьез запал на Катьку! Что заменжевался, брательничек? Дай-ка я к тебе присмотрюсь… Ну конечно! Все симптомы. Взгляд блуждает, на роже — этакая явственная пунцовость… — Он утвердительно закончил: — Ты ее на правах законною мужа оттрахал и запал всерьез… Во-от такими литерами на роже написано.
Петр поднял голову и взглянул брату в глаза:
— А если и всерьез?
— Ну что ты так смотришь, будто зарезать хочешь, чудило? — засмеялся Пашка. — Только мне ревновать не хватало. Ежели помнишь, я тебе уже говорил, что всерьез собрался развестись. Так что бери и пользуйся. Баба с возу — кобелю легче… Серьезно. Катька для меня — отрезанный ломоть. Ты что, — спросил он мягче, без насмешки, участливо, — всерьез запал, Петруха?
Петр молча кивнул.
— А, пардон, Кирочка?
— С этим — все, — признался Петр, опустив глаза. — Ничего не могу с собой поделать, это моя женщина, хоть режь…
— Да успокойся, глотни коньячку… Кто тебя резать будет, дурашка? Я? Вот уж нет. Говорю тебе, забирай. В придачу к обещанному гонорару. Нужно будет только как следует обдумать, устроить это как-то… Ну, у нас еще пара месяцев впереди, вот разделаемся с настоящими делами и будем думать, как вас, голубков, соединить.
— Спасибо…
— За что, господи? Все укладывается в старую поговорочку — на тебе, боже, что мне негоже. И только-то. Ох. да не сверкай ты на меня так глазами! Ладно, ладно, согласен, что Дульсинея Тобольская — самая прекрасная дама на свете… Ты и меня пойми, для меня-то Катька — отрезанный ломоть, а посему сбиваюсь на легкомыслие, для меня-то романтика давно прошла… Какая там, к черту, Джульетта? Но я за тебя рад. Душа болеть не будет, что Катька в плохие руки попадет… Прекрасно все устроилось, а? Но ты мне все-таки выдай, откуда знаешь про «Палача»?
— Она говорила. Знаешь, Паш, ей все это и в самом деле чертовски не нравится…
— Ах, не нравится… А таскать на лебединой шейке и в розовых ушках годовую зарплату доброй сотенки бюджетников ей нравится? Икорку небрежно лопать с золотого ножика ей нравится? В конце-то концов не так уж и много от нее требовалось — подыграть не всерьез на любительской сцене… Между прочим, подобные забавы на Западе сексологи прямо-таки рекомендуют, точно тебе говорю. Пробуждает угасший интерес к партнеру, привносит новые оттенки… Я ведь не маньяк, Петруччио, ни мальчиков не трахаю, ни первоклассниц. Все согласно наработкам западных эскулапов, за консультации, между прочим, серьезные денежки плочены. Ты мне скажи по правде: когда смотрел «Колючку» с «Вегасом», у тебя в штанах, часом, ничего не торчало? Торчало… Наука, Петя, вещь авторитетная…
— Так что там все-таки с палачом?
— Господи, дался тебе этот «Палач»… — в сердцах бросил Пашка. — Ну, выходит палач, этакий облом, с голым пузом, в красном, само собой, колпаке. Берет очаровательную ведьмочку и начинает ее разоблачать, в пыточный станок запихивать. Помацает немножко, не без этого… только в том-то и смак, Петруччио, что ты в любой миг можешь действо прервать, и совершенно точно знаешь, что она твоя и только твоя… Как мужик мужику — здорово возбуждает.
— Палач — это Митька Елагин?
— Ну, а что? Не со стороны же людей звать. Непременно пойдут разговоры, сколько ни заплати. А Митька, должен тебе сказать, при всех своих недостатках верный, как собака. Молчок-язычок. Биография у парнишки суровая, он не в штабах кантовался, как ты, он, по секрету, кучу народу перерезал от имени государства и по его поручению — и держать язычок за зубами ох, научили…
— Вот только руки придерживать его не научили, я смотрю, — не выдержав, бросил-таки Петр.
— Конкретно?
— Не хотел я говорить, но без тебя тут не справиться… Катя жалуется, он ей не дает прохода. То погладит, то тронет и ведь — на людях, Паша…
Пашка нахмурился:
— А ты не преувеличиваешь?
Петр двинул к нему бумагу:
— Только что сводку по сплетням принесли. До того дошло, Паша, что народ стал болтать в полный голос и на каждом углу.
— На каждом углу — это да… — задумчиво протянул Пашка, читая творчество Андропыча. — Но никак не в полный голос, тут уж дудки, им еще работенка не надоела…
— Все равно. Надо с этим что-то делать. Катя нервничает. Я с ним попробовал потолковать, вроде обещал завязать, но кто его знает…
— Не бери в голову, — небрежно оттолкнул сводку указательным пальнем Пашка. — Ладно… Потолкую с Митяем. меня-то он послушает. Ну, перевозбудился парнишка, дурь в голову полезла… Урегулируем. Зуб даю. С этим все, лады?
— Лады, — сказал Петр, успокоившись окончательно. — Только вот… Что за ерунда получилась с тормозными шлангами на джипере? Вокруг меня уже крутилась одна рыжая милицейская дама, ей в голову отчего-то стукнуло, что это было покушение…
— А! — махнул рукой Пашка. — Опять-таки не бери в голову. Митька и в самом деле малость лопухнулся, не подумали, что я — человек заметный, а милиция нынче дерганая…
— Хорошо тебе говорить — «лопухнулся». А отдуваться — мне. Она собирается разнюхивать в конторе…
— Ну и пусть нюхает. Что она вынюхает, сам посуди? Что можно вынюхать, когда никакого покушения, естественно, и в помине не было? Покрутится и уйдет.
— Вопросики у нее с нехорошим подтекстом. Она выстраивает некую конструкцию, где фигурируем я… то есть ты, Елагин и Катя…
— Ты детективы не пишешь? «Конструкция»…
— Точно тебе говорю. Не могу пока понять, куда она клонит, но эту конструкцию определенно выстраивает.
— Ох, да пусть себе выстраивает, — пренебрежительно отмахнулся Пашка. — Шить против меня дело она не будет — нет ни основания, ни, будем циничными, заказа. А все остальное… Во-первых, не сочти за похвальбу, но братан твой
— один из немногих, кто ни в чем особо грязном не запачкан. Это факт, Петруччио. Если что и было — исключительно романтические мелочи романтических времен начала перестройки, по нынешним временам это не то что не компромат, но и даже не детская шалость… Пустячки, У меня крупный, честный и серьезный бизнес, Петруччио. Металлы для страны и зарубежья произвожу, бензином торгую — и, что характерно, не бодяжным, как некоторые, оборудование делаю для ГЭС, и так далее, и тому подобное… Надеюсь, внимательно изучил справочку по «Дюрандалю»?
— Ага.
— Ну вот… Во-вторых, против Елагина ничегошеньки не могут накопать, потому что ничего и нет. В крайнем случае позвонишь нашему главному менту — в том блокнотике, что я тебе оставил, все данные есть — и, боже упаси, не настучишь, а попросту мя-агко выразишь недоумение. Чего, мол, рыжая к твоим верным слугам цепляется? Будь уверен, укоротят. Слышал такой термин — «градообразующее предприятие»? Ну вот, а твой братец, Петруччио, — из разряда градообразующих людей. — Он ткнул пальцем за плечо Петра. — Ордена видишь? «Дружбу» прежний губернатор вручал, а вот крестик-то Старый Хрен вешал, и ведь не в ЦКБ, в Кремле… Ты на досуге достань папочку из во-он того шкафа, там найдешь кучу газетных вырезок, все про меня… Ну, короче, плюнь ты на эту рыжую и разотри. Проехали. — Он плеснул в стопки коньяку, но аккуратно. по-европейски, на два глотка. — Теперь, когда покончили и с лирикой, и с шустрыми ментами, займемся настоящим делом. Тем, ради чего вся комедия и затевалась… Соберись.
