субъект. – Если бы ты его мне не задал, то дальше я и разговаривать с тобой не стал бы. А так…
Субъект поднял руку, щелкнул пальцами и подозвал к себе кого-то из распорядителей бильярдной.
– Скажи этому молодому человеку, – попросил он у распорядителя, – как меня кличут.
– Ну, Боцманом, – ответил посетитель. – А что такое?
– Ничего, – сказал субъект. – Благодарю тебя, голубчик. Ступай себе. Вот видишь, – глянул субъект на Никиту, – я – Боцман.
– И что же?
– А то, что если я тебя обману, ты сдашь меня тому же Пахомычу. Так, мол, и так, Боцман замышляет против тебя нехорошее дело. И тогда мне только и останется, что заказать панихиду по самому себе, многогрешному. Ты уразумел суть дела?
– Допустим…
– Вот и хорошо. Значит, поступим так. Сегодня ты играешь в Ростове свою последнюю партию. Доиграешь – и постарайся моментально исчезнуть из города. Куда хочешь! Понятно, что втайне от Пахомыча, чтобы он не увязался за тобой. Ну, а все прочее – это мое дело. Да, и смени себе прозвище. На всякий случай. А то вдруг Пахомыч когда-нибудь пожелает тебя найти и задать пару вопросов? А по новому прозвищу попробуй тебя найди… Еще раз спрашиваю – ты уразумел суть дела?
Никита в раздумье кивнул.
– А тогда – попрошу денежки, – сказал субъект. – Конкретную сумму я не называю, но так, чтобы мне не было обидно. Работа-то мне предстоит тонкая! Да не здесь, не на виду! – видя, что Никита полез в карман, воскликнул субъект. – Уединимся вот в том уголке – там полутьма, а потому никто ничего не разглядит.
Вот так оно все и случилось. Никита сыграл партию, выиграл, отказался от предложения о реванше, рассчитался с Пахомычем, сказал ему, что выйдет на минутку подышать свежим воздухом, а сам помчался по направлению к вокзалу. И вскоре он уже ехал в поезде в сторону Краснодара. А пока ехал, придумывал себе новое прозвище. И придумал. Профессиональный игрок в бильярд Сверчок исчез, вместо него появился игрок Улыбка.
С той поры Никита Пахомыча больше не видел и ничего о нем не знал. Лишь однажды, будучи в Анапе, он краем уха слышал от одного бильярдиста, что Пахомыча будто бы замели в Ростове за какие-то старые дела. И вроде ему грозит серьезный тюремный срок.
Так Никита прожил два года. С началом весны и все лето он разъезжал по южным городам, играл, развлекался… К той даме, с которой он сожительствовал в Новороссийске, он, понятное дело, не вернулся. Он и думать о ней забыл, и, конечно же, так и не вернул взятые у нее в долг деньги. Какие деньги, какая дама? Уж кого-кого, а всяческих дам ему хватало в избытке. Сплошные мимолетные романы! Да иного и быть не могло при его общительности, широкой улыбке и деньгах. К тому же Никите еще и везло: за все время гастролей милиция ни разу его не потревожила, да и всяческая уголовная публика так и не проявила к нему интереса.
В сорок первом году Никита, как обычно, наметил очередные гастроли и даже успел побывать в нескольких южных городах. Но в июне грянула война. Она застала Никиту в Симферополе. Изменилось все, и притом буквально в считаные дни. Больше не было возможности играть в бильярд: большая часть подпольных бильярдных закрылась, да и передвигаться из города в город стало намного труднее. Участились проверки документов, людей стали ссаживать с поездов и сурово допрашивать: куда, мол, ты собрался, по каким таким надобностям, да и вообще – кто ты таков? И что Никита мог ответить на эти вопросы?
Потому-то он и остался в Симферополе. Но и здесь ему не было покоя. Шла мобилизация в Красную Армию, мужчин отправляли на фронт. А воевать Никита не желал. По случаю он купил за большие деньги медицинскую справку, что у него – грыжа, а потому призыву он не подлежит. На какое-то время он успокоился и даже завел интрижку с одной симпатичной особой, переселившись к ней в качестве сожителя.
Время между тем было тревожное, враг наступал, он подходил все ближе к Крыму, и уже витали в городе тревожные слухи, что если так пойдет и далее, то, пожалуй, к осени фашисты войдут в Крым, а значит, и в Симферополь. Никита относился к таким слухам с опаской и тревогой, ему хотелось немедля покинуть Симферополь и любыми путями и способами уехать куда-нибудь подальше – в Среднюю Азию, в Сибирь или даже на Дальний Восток, словом, туда, где войной пока не пахло. Но попробуй выбраться из города, который превратился в западню! Мигом арестуют, да еще и обвинят в дезертирстве, если не военном, то трудовом. А то, чего доброго, как-нибудь прознают о довоенном образе жизни Никиты, и уж тогда-то ему точно несдобровать.
Все, кто не был в армии и не трудился на заводах и в госпиталях, обязаны были ежедневно выходить на строительство оборонных сооружений. Выходил и Никита – куда же было деваться?
Тут-то его и заметили сотрудники НКВД. Однажды к нему подошли двое в военной форме и велели следовать за ними.
– Это куда же? – испугался Никита. – Зачем?
– Там увидите, – коротко пояснили люди в форме.
Никиту привели в какой-то кабинет, где за столом сидел мужчина в военной форме с майорскими петлицами. У майора было усталое лицо и красные глаза, как у человека, который долгое время не спал.
– Почему не на фронте? – спросил майор.
– Не берут, – развел руками Никита. – Сказали, что негоден… У меня и справка есть, что негоден! – поспешил заверить он.
– Воевать можно не только на фронте, – сказал майор.
– Конечно! – горячо согласился Никита.
– Вот что, товарищ Филиппов, – майор поднял на Никиту воспаленные глаза. – Мы наблюдаем за вами уже долгое время и пришли к выводу, что вы человек для нашего дела вполне подходящий.
– Для какого дела? – осторожно поинтересовался Никита.
– Для борьбы с захватчиками в их тылу, – сказал майор. – На оккупированной врагом территории. Как вы смотрите на такое дело?
– Я готов, – сказал Никита.
Ну, а что он еще мог сказать? Выбора у него не было.
– Вот и отлично, – сказал майор. – Тут, товарищ Филиппов, такое дело…
