Красной армией территории. Это значит, что они будут взрывать, убивать и терроризировать местное население, которое и так натерпелось от гитлеровской оккупации. Они будут всячески мешать восстановлению народного хозяйства, налаживанию мирной спокойной жизни. Народ заслужил покоя после всего, что выпало на его долю.
– Я все понял… – начал было Шелестов, приготовившись к самой неприятной части разговора, когда ему надо будет оправдываться.
– Подожди, Максим Андреевич, у меня еще не все, – перебил Платов. – Я стал получать любопытную информацию из-за линии фронта. Это подтверждает и штаб партизанского движения, и командиры отрядов НКВД. Участились не только случаи засылки агентов гестапо в партизанские отряды. Немцы очень тщательно осматривают разбомбленные нашей авиацией колонны. Те, что прорвались к ним после нашего наступления, и даже те, что остались в зоне боевых действий, когда еще не сформировалась сплошная линия фронта.
– Может быть, их просто беспокоят наши партизаны, их успехи?
– Может быть, – неожиданно согласился Платов, – тем более что в полосе наступления наших фронтов партизаны активизировались. Но это не объясняет их интерес к сожженной нашими самолетами технике. А еще у меня, в отличие от тебя, есть статистика. Для тебя «больше» и «меньше» – просто слова, а у меня цифры, которые заставляют задуматься и тревожиться. Во время битвы на Курской дуге, когда мы проводили силами партизан «рельсовую войну», тоже намечалось что-то подобное, но сейчас все происходит в бо́льших масштабах и, что важно, на очень узком участке фронта. Очень узком, Максим Андреевич!
– Вы, конечно, правы, я не владею всей информацией, – снова заговорил Шелестов.
– Поэтому я тебя и информирую! И это еще не все. Немцы обычно сами не рискуют соваться в леса, и сейчас они тоже стали использовать украинских и белорусских националистов, отряды переодетых полицаев. Именно от захваченных полицаев и получена информация о том, что немцы что-то ищут. И даже это еще не все! Активизировались отряды польской Армии Крайовой, которые раньше почти не участвовали в борьбе против нацистов. Но чаще всего они нападают именно на белорусских партизан. Я подозреваю, что их хозяева в Лондоне тоже приняли участие в каких-то поисках. Не догадываетесь, в поисках чего? И именно в том районе, а не по всей полосе наступления!
– Английская разведка узнала о пропаже архива или приложила руку к его похищению! – согласился Шелестов.
– Вот именно, вот почему я направил туда именно твою группу!
– Я предполагал такое развитие событий, – признался Шелестов. – Миша Сосновский работает по легенде и в официальном розыске Смерша не участвует. Именно его мы вывели на того самого Зенона Мотыля, которого немцы убрали.
– Молодцы, это вы вовремя сориентировались, – неожиданно похвалил Платов. – Это перспективно. Передай Сосновскому, чтобы был осторожен. Знаю я его, любит играть в театр! А на этой сцене не аплодисментами благодарят и не улюлюканьем провожают со сцены. Там все решает пуля.
Сосновский с наслаждением снял ботинки и вытянул босые ноги, подставляя их под ласковый утренний ветерок. Горячие ступни и пальцы приятно холодило движением воздуха. На такой длительный пеший переход он не рассчитывал, а ботинки пусть и разношены, но разношены они на чужой ноге, со своими особенностями. Хорошо еще, что он был не в сапогах. А вот немцам пришлось хуже в сапогах, когда не можешь хоть на несколько минут сесть, снять их.
Они шли всю ночь, осторожно пробираясь в темноте и радуясь, когда на небе появлялась луна, проглядывая через пелену туч. Ночью на пересеченной местности, да еще когда эта местность располагалась недавно в полосе активных боев, можно не просто переломать ноги о какие-то железки и воронки от разрывов, можно элементарно подорваться и на противопехотной мине, на неразорвавшемся боеприпасе. Но впереди шел самый опытный из немцев, тот самый рыжий ефрейтор. Видимо, он хорошо видел в темноте и знал все признаки минирования. Боэр шел рядом с Сосновским, и в минуты короткого отдыха они разговаривали. Сосновский, более опытный в оперативных разработках, довольно быстро направил разговоры в нужное русло, и оберштурмфюрер все же проболтался, почему он оказался здесь, в тылу Красной армии, без своих коллег по гестапо и в компании солдат пехотного подразделения. Оказалось, что по служебным делам он был в другом районе; когда началось советское наступление, Боэр не успел попасть в подразделение в момент его эвакуации. Но как добросовестный служака, он все же прибыл в отдел, когда там уже никого не было. Собственно, поэтому Боэр и не успел уйти со своими частями. Линия фронта рухнула. И сам гестаповец признался, что если бы он не спешил в отдел, то смог бы отойти с другими частями и не оказался бы сейчас здесь, в советском тылу.
Сосновский оценил это признание и решение Боэра сразу же передать его в руки гестапо для проверки, как только они перейдут линию фронта. И всячески подчеркивал, что ценит чувство долга молодого офицера и одобряет его желание и поступки. Как старший по званию, Сосновский не участвовал в устройстве временного лагеря, а лишь благосклонно принимал услуги солдат. Выставив охранение на склонах овражка, немцы стали разжигать маленький костер, который позволил бы разогреть мясные консервы и вскипятить несколько кружек воды. Чтобы можно было хоть как-то поспать на влажной земле, немцы использовали куски брезента, которые, видимо, раздобыли по пути за время своих блужданий. Солдаты рвали траву, собирали сухую траву, если она встречалась, и устилали землю офицерам, куда те должны были лечь на брезент. Выбранная для стоянки балочка была маловата для такой группы людей. Тем более что господам офицерам нужно было сходить по нужде.
Первым в кусты выбрался наверх Боэр. Один из солдат расположился поблизости, настороженно наблюдая за окрестностями. Сосновский решил осмотреться, чтобы понять, где они сейчас находились. Карту он приблизительно помнил, восстанавливая ее в памяти во всех запомнившихся деталях.
– Господин майор, – раздался рядом голос одного из солдат. – Позволю себе попросить вас не торопиться. Сейчас вернется оберштурмфюрер, и тогда вы сможете пойти в кусты. Опасно сразу нескольким появляться на открытой местности.
– Да, солдат, ты прав, – кивнул Сосновский. – Эти кустики – не очень надежная защита от чужих глаз.
И тут Михаил заметил что-то необычное. Точнее, неправильное. Он нахмурился и снова стал осматриваться. Так и есть, кустики, покачивающиеся на ветерке, клонились на легких порывах ветра в одну сторону, но вон вершина того пышного куста двигалась в этот момент в противоположном направлении. Что это? Кто-то их выследил? Нет, тогда незачем трогать куст, да еще выделывать им такие… Черт, да это же кто-то подает знак! Уж не мне ли?
