На крыльце кенгурятника появились побитые бандюки.
– Пусти, сука, – задёргался я, корчась от боли. – Замочу, гад!
– Не рыпайся, – прошипел казачина, толкая меня пузом так, что ноги потеряли опору.
Он повалил меня на землю. Я крепко приложился грудью, разом выдохнув весь воздух. Казачина насел на спину, вытащил из-за голенища плеть и закрутил мне руки. Стал вязать. Сопротивляться такой туше было бесполезно, казачина оседлал меня как коня. С трудом отвернув голову, я увидел развязку стычки.
Сколь ни был казак искусен, но Слава и с голыми руками мог натворить дел. Всё произошло мгновенно. Уловив краем глаза появление из кафе потенциального противника, афганец шагнул прямо на нож кабаннику, проявляя, на первый взгляд, безбашенную удаль. Казак купился и пырнул его тесаком в живот.
Из своего положения я толком не разглядел, что конкретно проделал Слава. Движение было взрывным: казак полетел в одну сторону, кинжал – в другую. Друган прыгнул вдогон супостату и припечатал ударом ступни по шее.
Наконец-то я смог свободно вздохнуть. Давивший меня казачина сообразил, что обстановка складывается явно не в его пользу, вскочил и приготовился к обороне. Корефан устремился ко мне на выручку. Он подобрал кинжал и вид имел устрашающий.
– Мочи его, урода! – заорал я, переворачиваясь навзничь.
Тяжело топая сапогами, казачина обратился в бегство. Я сел. Слава полоснул клинком по стягивающей запястья верёвке.
– Валим отсюда, – стряхнув остатки плети, я поспешил к машине.
Должно быть, я слишком усердно растирал затёкшие кисти, потому что при моём приближении стоящие на крылечке пацаны моментально попрятались обратно в кафеюшник. Мы залезли в «Волгу» и я первым делом проверил наличие Доспехов. Сумка была на месте, там, куда я её спрятал – на полу между сиденьями.
Бряцая наручниками, Слава сунул под седушку кинжал.
– Трофей, однако, – сказал он.
Прогрев двигатель, мы неторопливо отчалили от кенгурятника. Оклемавшийся казацюра нацепил папаху и хлопотал над поверженным соратником.
– Попили кофе, – с досадой сказал я, глядя в окно.
– Дома догонишься, – утешил корефан и, помолчав, добавил: – А вот что пива на халяву перехватили – это ништяк.
– Ништяк, – желчно пояснил я, – это два бушлата. Один постелил, а другим накрылся – вот это ништяк. Зэки на полу когда спали, с тех времён словечко и пошло. А сейчас все по фене ботают и сами в смысл сказанного не врубаются.
– И блатуют кто попало, по делу и не по делу, – ухмыльнулся друг.
Только на подъезде к дому я понял, что он имел в виду отнюдь не политеховскую шпану.
* * *
Браслет я снял при помощи иголки, молотком загнав её в паз и отжав зубец, фиксирующий прижимную скобу. Пришлось повозиться, но наручники ломать не хотелось. Почему-то казалось, что они могут пригодиться.
Дамы хмуро смотрели, как я вожусь с инструментом. Вопросов не задавали, что свидетельствовало о крайней степени недовольства нами. Всякая женщина желает видеть своего любимого героем, но сам процесс героизации её почему-то не привлекает, наверное, потому что любит. В данном случае недовольство проистекало из-за беспокойства за нашу жизнь. «Баранка» на руке корефана и вздутые рубцы на моих запястьях яснее ясного свидетельствовали о том, что кофе мы пили при весьма необычных обстоятельствах. Особенно злилась Ксения, хотя вида не подавала. Я прекрасно понимал корефанову пассию. Для неё я был смутьяном, снова втянувшим мужа в сомнительную авантюру, опасность которой распространялась и на членов семьи. Я никогда не знал, о чём они разговаривали наедине – эта супружеская пара сор из избы не выносила. Слава с Ксенией были знакомы ещё по Афгану, но прочно сошлись уже здесь два года назад и за это время пережили многое. Опять же, благодаря мне.
– Ксюш, – совершенно беззастенчиво спросил я. Будучи повязаннным с этой семьёй крепкими кровавыми узами, мог позволить себе некоторые вольности, – у тебя знакомые в «вавильнике» есть?
– Есть, – нехотя ответила Ксения, – Эрика собрались навестить?
– Ага, – кивнул Слава, потирая вмятину на лапе.
– Илья, – забеспокоилась Маринка, – ты чего опять задумал?
– Эрика проведать.
– Что тебя туда несёт, мало тебе?
– А как же сострадание к ближнему? Бедный Эрик там один, больной, ему скучно и он страждет.
– Это тот, который бандитов навёл? – жизнь с бывшим зэком не могла не обогатить лексикон супруги. – Какой резон тогда к нему ходить?
– Товарищеский долг зовёт, – привычно соврал я, улыбнувшись, как мне показалось, ослепительно. – Я человек порядочный, компаньонов в беде не бросаю.
– Лжёшь ты всё самым наглым образом, – высказалась Маринка. – Опять что-то затеваешь, а отдуваться потом нам, – и она компанейски приобняла за плечи молчащую Ксению.
Если бы в Советском Союзе воздвигали памятники героиням Великой Отечественной войны – партизанкам-феминисткам, он должен был выглядеть именно так. Я решил разрушить эту дружескую спайку:
– Ну так как, Ксюш, насчёт знакомых в «вавильнике»?
– Погоди, телефон вспоминаю. Ладно, пошла звонить, – качнув бёдрами, Ксения высвободилась из объятий товарки и скрылась в соседней комнате.
– А покамест давайте попьём кофею, – предложил я. – С утра не могу добиться этого удовольствия, почему-то всё время только меня добивают.
– Ладно, милый, – кротко согласилась Маринка. – Я сейчас сварю. Славик, тебе кофе сделать?
– Я лучше чайком побалуюсь. Кофе пускай Ильюха пьёт, он у нас аристократ.
– И сожрём что-нибудь, – добавил я. – Меня от всех переживаний на жор пробило.
– Ага, – не вставая, Слава дотянулся до холодильника и достал здоровенный оковалок ветчины. – Ещё чего съешь?
– Вполне достаточно. Что я, чайка соловецкая – жрать, рта не закрывая.
– Ну как знаешь, – Слава вытащил из стола нож, Маринка подала буханку ржаного и мы принялись за бутерброды. Обменялись с друганом взглядами. Перед выездом в больницу следовало бы перекинуться парой слов, но беспокоить женщин по негласному договору не стали. Они и так с нами натерпелись, незачем усугублять.
На конфорке зашумел чайник. Слава встал, пошарил в шкафу, извлёк пачку индийского чая. Засыпал крупные куски листья прямо в кружку, проигнорировав фаянсовый чайничек. При жене он был куда воспитаннее. Но сейчас дражайшая половина отсутствовала, а с друзьями можно было похозяйничать вволю.
– Хороший чай, лантухами, – деликатно заметил я, чтобы не молчать.
– А-а, без разницы, – критически отозвался засиженный офицер ВДВ, – индюха, она индюха и есть, – и добавил, словно оправдываясь, – Ксения покупала.
– Готово, извольте, – Маринка поставила две чашки с ароматным кофе и села рядом со мной.
– Гран мерси, – потянулся я к предмету своего вожделения.
К кофе, не к жене, разумеется.
– Милый, – маринкина ладошка ласково легла мне на руку, – давай ты бросишь эту затею, уедем куда-нибудь, пересидим, пока не уляжется. Сделай это для меня, а?
Слава тихохонько колдовал над чашкой, всем своим видом показывая, что его здесь как бы и нету.
– Сейчас скрываться не время, – негромко завёл я старую песню, – неразумно выпускать ситуацию из-под контроля. Надо кое-что разведать. Чтобы победить врага, следует знать его в лицо. Сгоняем быстро к Эрику, порасспрашиваем его – и все дела. Нам это ничем не грозит, уверяю тебя, дорогая. Надо брать быка за рога, иначе потеря инициативы грозит привести к большим потерям в будущем.
Маринка вздохнула и я понял, что казёнными формулировками её не убедишь.
Корефан, демонстративно игнорируя наше воркование, продолжал манипулировать ситечком и второй чашкой.
– Почему я всё это терплю, – маринкин вопрос прозвучал, скорее, риторически. – Наверное, потому что люблю тебя, дурака.
– Ну, дурака не дурака… Ты пойми, дорогая, я хочу отделаться малой кровью.
Упоминание про кровь оказалось крайне неуместным. Почувствовав это, Слава тут же пришёл на выручку, повернулся к нам и поставил дымящуюся кружку на стол. Оседлав табуретку, непринуждённо улыбнулся и спросил:
– Ильюха, а ты ведь в чифире все-все тонкости знаешь?
– Ну-у, – степенно ответил я, – может быть, чего-то и не знаю.
По вывеске корефана было заметно, что он явно настроился балагурить. Сменить тему «кровавого» разговора и в самом деле бы не помешало.
– А что ты хотел спросить?
– Про жёлтую плёночку, которая на поверхности чифира появляется. Это кофеин?
– По сути, да.
– А-а, тогда ясно, – ощерился всею золотой пастью Слава. – Это я к чему: был со мной случай. Ехал я в столыпине, из всех местных зон только в Форносово на поезде возят.
– Да-да, так, – подтвердил я, равно как и Слава знакомый с пригородными этапами. Скентовались-то мы в колонии.
– Ехал с нами дедушка на строгий режим, а нам-то откуда знать, что он «полосатик»? Дедушка и дедушка, старенький, весь перекосоёбленный какой-то. Мы чифир заварили, предлагаем ему, садись с нами. А он: благодарю, типа, только я дряхлый уже и весь больной. Лёгкого нет, две трети желудка вырезаны. Чифир мне пить нельзя. Можно я сахарку помочу? Ну а нам что, жалко? Валяй, говорим.
