Но ведь нужно и благодарность какую-то иметь. Я его — с ветерком, аккурат туда, куда он и просил. А он ко мне — задом. Нехорошо.
Нащупав под сиденьем монтировку, я тоже покинул машину и прокричал в его презрительно удаляющуюся спину:
— Слышь, а ты мне бабок за «прокатился» не хочешь подкинуть? Мне много не надо — червончик-другой, чтоб на хлеб с салом хватило.
Вместо ответа он, не оборачиваясь, продемонстрировал мне средний американский палец. Совсем нехорошо.
Думаю, этот самый средний палец и решил дело. Мне, недоевшему пирожок, непоспавшему, отказавшемуся по его милости от отдыха — и такие иероглифы показывать? И я поспешил следом.
А он не убегал. Шел споро, но особой прыти не выказывал. Руки — в карманах, спина — полное безразличие, насколько это возможно. В общем, догнал я его быстро. А догнав, положил руку на плечо, намереваясь развернуть к себе:
— Слышь, а я к тебе личным водилой…
Он сам развернулся. И сунул мне в морду кулак. Молча. Ну, точно — дефект речи, стесняется человек разговаривать.
Я отскочил шага на три назад и ошеломленно потряс головой. Я-то собирался просто поговорить. У меня-то дефекта речи не было.
А шепелявый вынул из кармана нож, щелкнул кнопочкой, выбрасывая лезвие, и слегка пригнулся, растопырив руки. И, наконец, преодолел свое смущение, предложив:
— Ты, урод! Продерни отсюда! Спешу я.
— Так ты мне бабок отсыпь, я и продерну. В любую сторону, — внес я встречное предложение и потер ноющую челюсть. Ничего особенного. Бывало, били меня и побольнее. И я принял такую же, как у него, стойку. Только вместо ножа в руке была монтировка. При ударе я ее, слава богу, не выронил — хватательные рефлексы в норме. Что вселяло надежду.
Мы слегка размялись, глядя друг другу в глаза и описывая полукруг вокруг воображаемой точки А по окружности В. Потом он пошел в атаку. Ножом вперед. Кондово пошел. Я пропустил его слева, взмахнул монтировкой и треснул по запястью. Нож звякнул о булыжник дорожки, а шепелявый зашипел от боли, вцепившись левой рукой в ушибленное место. Затем боком прыгнул на меня.
Это было довольно неожиданно. Я мог предполагать что угодно — от матов и плевков до отчаянного визга. Даже попытки нанести какой-нибудь маваши-гэри. А он врезался в меня всем телом.
Упали оба. Правда, в разные стороны. Монтировку я выронил, но на ноги вскочил первым — все-таки, ушибом руки не страдал. Чем и воспользовался, разогнавшись и изящно погрузив нос кеда в пах так и не успевшего выпрямиться противника. Достал, кажется, аж до мочевого пузыря. Может, и глубже чуток.
На сей раз шепелявый даже шипеть не стал. Просто остекленел глазами и рухнул на тротуар мордой вперед. Больно, думаю, ему уже не было. Я, все-таки, человек гуманный.
Подобрав с земли его нож, я огляделся. Вокруг успело собраться человек восемь любопытствующих.
— Он же первым напал, да? — громко спросил я. — Вы же все это видели? Вы все — мои свидетели, правда?
Но свидетели почему-то развернулись и на удивление резво и слаженно принялись рассасываться в разные уголки земного шара. Я огорченно шмыгнул носом и тоже решил рассосаться. Пока не прибежали стражи порядка. Только монтировку, возвращаясь к машине, подобрал.
Бабушки все так же впаривали страждущим шедевры мировой кулинарии в собственном исполнении, автобусы — заглатывали расплывшихся от жары пассажиров, знойный полдень — звенел. Парни из первого таксомоторного продолжали героически погибать, но пока без особого успеха — ни одного трупа я, проезжая мимо, не приметил. Единственным дополнением к уже знакомому пейзажу стали два мента, которые вели куда-то живописного бомжа. У того была набитая стеклотарой холщевая сумка и, зачем-то, на голове — шапка-ушанка с распущенными ушами. Бомж был весьма доволен жизнью, шел, растопырив бороду в глупой, зато донельзя радостной улыбке. Сказать то же самое о ментах было нельзя — оба нацепили на морды кислое выражение и старались дышать через раз. Полагаю, что их поднадзорный благоухал отнюдь не лавандой. Кстати, чем он мог их привлечь, я даже предположить не мог. Возможно, мочился в неположенном месте, пугая прохожих видом давно немытой пиписки.
Я пристроил машину примерно там же, где она находилась до появления шепелявого, поскольку чувствовал настоятельную потребность продолжить прерванное занятие. То бишь — доесть пирожки, коих оставалось еще три с половиной штуки. А заодно — привести в порядок расшатанные нервы. Чем и занялся.
Книжка больше не привлекала вообще. Жизнь оказалась интереснее. Я вытащил трофейный нож и принялся разглядывать его. Жевать пирожок, понятное дело, не перестал — одно другому пока не мешало.
Вещица, между прочим, была занимательная. Явно ручная работа, причем, я даже знаю, где такие умельцы сидят. За высоким забором с колючей проволокой. Им там долгими зимними вечерами заняться нечем, вот они балуются тонкой резьбой. Или вышиванием крестиком. Или еще какой херней — лишь бы скучно не было.
Я немало пожил и много повидал. Я видел рукоятки деревянные и металлические, накладные и наборные. Видел в форме барса, рыбки, белки и даже крокодила. Но вот в форме голой полубабы (в смысле — от пояса и выше) — такое со мной впервые приключилось.
Полубаба была выполнена весьма реалистично. Правда, пропорции слегка смещены и сплющены, что для рукоятки вполне простительно. По лицу можно было даже определить, что она азиатка. В двух словах, человек, сотворивший такое, был либо идиотом, либо Микеланджело. Либо и тем, и другим вместе.
Я рубал пирожок и вертел нож в руке. Баловался лезвием, выбрасывая его и втягивая обратно. В принципе, обычная воровская выкидуха, если бы не рукоятка. Так думал я, пока не обнаружил вторую кнопку. Естественно, нажал.
Не знаю, чего я там себе ожидал. Может, что из рукоятки блохи выскакивать начнут. Или капсула с цианистым калием вывалится. Или джин вылезет — на предмет выполнить мою самую извращенную сексуальную фантазию, благо, их было — хоть отбавляй. Но рукоятка выплюнула всего лишь жало ключа. Желтенького такого, невзрачного. Но у меня при виде этого жала почему-то заурчало в кишках и родимое пятно на левой ноге рассосалось.
Неспроста он там оказался, ой, неспроста. И не по собственной воле так суетился шепелявый, поспешая убраться с территории автовокзала. А меня, бестолкового, за каким-то лешим обратно принесло.
Я не знаю, сколько я сидел и пялился на этот долбанный ключ. Полагаю, недолго, потому что солнце еще не успело упасть за горизонт. А в себя пришел, когда напротив скрипнули тормоза. Я поднял взгляд и увидел прямо перед собой оскалившуюся в щербатой ухмылке морду моего коллеги и даже, не побоюсь этого слова, корешка — Генахи Кавалериста.
— Ловко я тебя нашел, да, Мишок? — спросил он, весьма довольный собой.
— Угу, — буркнул я, потому что а) я и не думал от него прятаться; и б) в данный момент мне было по барабану его самодовольство. И Генаха, надо отдать ему должное, быстро уловил это.
— Мне Нарзан сказал, что ты здесь ухо давишь, — уже не так самоуверенно сообщил он.
— Угу, — снова промычал я.
— Ты чего-то невеселый какой-то, — блеснул наблюдательностью Генаха. — Что, клиент не прет?
— Хрен его знает, — честно сказал я. — Может, прет, а может, и нет. Зато меня, кажется, совсем приперло.
— А что такое?
Я молча продемонстрировал ему ножик с ключиком.
— И че? — Генаха непонимающе вытаращил глаза, потом снова уменьшил их до нормального размера. — Кажется, чего-то понимаю. Ты где каку взял?
— Если я скажу — сам прискакал, ты ведь все равно не поверишь, правда? Короче, бегал тут один мишугенер шепелявый с этим ножиком. На меня кидался. Наверное, пошинковать хотел. Кубиками. Ну, мяса на зиму наготовить, то, се… Короче, ножик я у него забрал. А в ножике — вот, ключик на пружинке. Только это не самое хреновое, Генаха. Самое хреновое, что шепелявый стопудово убегал от кого-то с этим ножиком. Стырил — и побежал. Понимаешь? Значит, я так думаю, ключик — от квартиры, где деньги лежат, никак не меньше. И еще я думаю, что теперь моя очередь убегать от кого-то. Раз ножик у меня… Только вот от кого? Генаха, как думаешь — меня, когда поймают, долго убивать будут или сразу застрелят?
— Я бы сразу застрелил, — сообщил он. — А то от твоей болтовни свихнуться можно.
— Спасибо, друг.
— Да не за что, — беспечно отозвался Кавалерист. — Ты же знаешь, что я ради товарища в лепешку расшибусь.
— Я догадывался, — буркнул я. — Ты, по ходу, несколько раз уже расшибался.
— Дурак ты, Мишок, — Генаха беззлобно усмехнулся. — Слушай, а чего ты не хочешь этот нож просто хозяину вернуть?
— Тебе уже говорили, что ты гений, Кавалерист? Так ты расслабься. Обманули тебя. Я очень хочу вернуть ножик хозяину, — я тоскливо вздохнул и уставился в потолок. — Только я не знаю хозяина. И я не могу выйти на Центральную площадь с ножиком наперевес с целью найти хозяина. Просекаешь мысль?
