— В общих чертах. Менты неправильно поймут, вопросы начнут задавать.
— Эта причина не хуже остальных, — согласился я и заткнулся. Потому что, во-первых, говорить не хотелось, а во-вторых, говорить было не о чем. Ну, это я для себя так думал. Генаха же придерживался несколько иной точки зрения. Повод для продолжения разговора он нашел, особо даже не напрягаясь.
— Ну, ладушки, — сказал он. — Хозяина ты не знаешь. А ментам отдать?
— А зачем? Хозяин-то не будет знать, что ножа у меня уже нет. Так что вряд ли оставит в покое.
— Хорошо, — кивнул Кавалерист. — Но хозяина ведь можно вычислить.
— Как? — саркастически осведомился я, скосив на коллегу грустный и мудрый левый глаз.
— Понятия не имею.
Ответ поверг меня в шок. Захотелось разрыдаться или, на худой конец, обругать товарища матом. Короче, сделать что-нибудь нетривиальное, чтобы Генаха до самой слепой кишки прочувствовал глубину совершенного им проступка. Но, будучи человеком интеллигентным (местами) и сдержанным (хочется верить), я взял себя в руки, швырнул нож в бардачок, и выдал мало, зато по существу. Хоть и сквозь зубы:
— Я тоже не имею!!!
— Ты тоже не имеешь, — ни мало не смутясь, констатировал Генаха. — Потому что мы с тобой кто? Мы с тобой — лохи! Зато у нас есть друг и соратник Бэк, который со всей местной коза-нострой за руку знаком.
Я оживился. Генаха, конечно, далеко не гений, и уже вряд ли когда-нибудь станет им (если случайно в зону высокой радиации не попадет, что вряд ли). Он все больше по бабам да разного рода хипешам специализируется. Но дельные мысли порой генерировать может — именно потому, что специализируется на бабах и разного рода хипешах.
— Слушай, а Бэк — это вариант! Он сможет узнать, у кого такой важный ножик потянули. Только пока он узнавать будет, меня десять раз найдут и на Запад на органы продадут. Так что мне, Генаха, надо заныкаться куда-то. Желательно, так, чтобы даже Карлсон с воздуха не нашел. А оттуда, в подпольном порядке, вести розыск Бэка. Правда, я здорово придумал?
Генаха укоризненно покачал головой и очень некультурно уронил окурок на асфальт:
— Елки-палки, Мишок! В городе — миллион народу. В таксопарке — пятьсот водил. А вляпываешься во что-то всегда ты. Ты что — специально на жопу приключения выискиваешь?
— Оно мне надо? — огрызнулся я, обиженный, что он не оценил творческого полета моей мысли.
— А я начинаю думать, что надо. Вот, держи, — он вынул из замка зажигания связку ключей, отстегнул один и протянул мне. — Это от моего гаража. Отсидись пока там. Помнишь, где он? Свет там есть, шконка тоже. В подвале — картохи три мешка, банка огурцов. Бражки бидон стоит. Все удобства, короче. Неделю спокойно прожить можно. Бэка я сам найду. Объясню ему ситуевину, пусть разруливает. Он у нас спец по мафии, ему и карты в руки. Только мы, кажись, не успели, — добавил он и шмыгнул носом.
— Чего не успели? — не понял я. И никто бы не понял, потому что его последняя фраза была совсем не в тему.
— А ничего мы не успели, Мишок, — с неистовой тоской в голосе сказал Генаха. — Мы даже пожить с тобой толком не успели.
— Ты чего сопли… — начал было я, но закончить не успел, потому что в мое окошко проникла ладошка размером — не совру — с кузов БелАЗа и остановилась аккурат под самым носом. Зато сразу стали понятны и последние слова Генахи, и внезапно обуявшая его недетская тоска. Довершая картину, пропито-прокуренный, но не утративший мощи голос откуда-то сверху потребовал:
— Перо!
— Како перо? — мне вдруг сразу стало туго соображаться. А взгляд как-то напрочь прилип к этой огромной ладошке. — Я ж не орнитолог!
Ладошка молча свернулась в не менее впечатляющий кулак и скупо ткнулась мне в нос. Стало больно и обидно. До слез.
Потом кулак исчез. Но облегчения это не принесло. Потому что сразу вслед за этим дверца распахнулась и мою тушку извлекли на свет божий, сграбастав за отвороты рубахи.
Я оказался нос к носу с мужиком впечатляющих размеров. Или мне так показалось сквозь навернувшиеся слезы? В любом случае — мужик был и повыше меня, и пошире в плечах. Но, что самое обидное — даже волосяной покров на груди имел погуще. Это я увидел отчетливо, потому что его джинсовая рубаха была застегнута только на одну пуговицу — в районе пупка.
— Перо гони, сука! — снова потребовал мужик. — Которое ты у Ржавого забрал!
— Ничего я не забирал, — попытался отпереться я. Кто такой Ржавый, понятно было без объяснений. В моей мифологии он значился под именем Шепелявый. А вот откуда мужик с ладошками от БелАЗа и волосатой грудью от Кардена знает, что я реквизировал у Ржавого нож? Среди любопытствующих, собравшихся поглазеть на драку, его не было. Я бы запомнил.
— Дурашка, — почти ласково усмехнулся он. — Да мы же за тобой ехали. И Ржавого в сквере подобрали. Так что расслабься — он сам сказал, что ты у него перо подрезал. Гони тычину, бля! — и его громадная мозолистая ладонь придвинулась к моей физиономии.
Я открыл было рот, чтобы уточнить кое-какие детали, но в этот раз он даже слушать не стал, исчерпав лимит слов — просто отвесил мне оплеуху. Со всего размаха. Даже непонятно стало, что его больше интересует — нож или подраться.
А потом мужик вдруг как-то сник. Отпустил мой ворот и собачьей какашкой свернулся на асфальте. Я пару секунд удивленно пялился на него, потом поднял взгляд. И увидел Генаху, который стоял около своей машины, сжимая в руке монтировку и шокируя окружающую среду до неприличия открытой улыбкой.
— Спасибо, — прохрипел я.
— Угомонись, — отмахнулся он. — Пьянка только началась.
И ткнул монтировкой в направлении автовокзала. Я обернулся и попытался проглотить кадык, — слава богу, безуспешно, — потому что оттуда, азартно прижав к черепу уши, к нам неслись четыре ахалтекинца в тренировочных штанах и человеческом облике.
— Покуражимся! — полузадушенным от восторга голосом пропищал Кавалерист и поскакал навстречу ахалтекинцам. Похоже, их желания совпали на все сто.
А вот у меня снова ввязываться в драку почему-то не было желания. Может быть, потому что я не был такой дурной, как Генаха. А может, потому что еще в армии лейтенант Тюменцев, который, лоснясь по груди черно-белыми тельняшечьими полосами, учил меня драться руками, ногами, головой и другими частями организма, но советовал заниматься этим пореже. А то — усталость материала, износ нервной системы, амортизация внутренних органов… Неблагодарное, в общем, дело.
Однако, поскольку Кавалерист проскакал уже добрых двадцать метров, размахивая при этом монтировкой над головой и увлеченно гикая, словно пьяный буденовец, увидевший отбившегося от стада Колчака, мне ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним. Получилось, конечно, не так красиво, — поскольку мать природа обделила меня столь впечатляюще кривыми ногами, — но, надеюсь, не менее внушительно.
Ахалтекинцы перестроились попарно и слегка подкорректировали курсы. Двое выбрали мишенью Генаху, а двое помчались ко мне. Я слегка склонился на бегу, как регбист, который собрался выворотить с корнем ворота противника, потому что затрахался бегать за мячом по полю и хочет в душевую, и с разгону принял на плечо одного из своих визави. Тот как-то по-особому громко сказал «Ф-фух!», взлетел в воздух и загремел, осыпаясь, костями где-то уже за спиной меня, промчавшегося мимо.
С трудом, но достаточно удачно затормозив, я развернулся и заценил обстановку.
С моим вторым противником мы разминулись, и теперь тот тоже закладывал крутой оверштаг. А вот у Кавалериста дела были не очень. Одному из ахалтекинцев он приложил по лбу монтировкой, но тот успел повиснуть на Генахе и теперь активно мешал ему двигаться. К тому же пачкал своей кровью и без того не очень чистую футболку моего коллеги. Второй ахалтекинец, пользуясь ситуацией, кружил вокруг них и профессионально лягался ногами. И по лошадиному, и по-японски. Метил все время в голову, и почти всегда попадал. Правда, не с каждой попытки — в голову Кавалериста.
Генаха, к чести его будет сказано, вовсю стремился переломить ситуацию. Но отчаянные попытки освободиться из объятий травмированного ни к чему не приводили. И они продолжали по очереди огребать неслабые подачи в голову.
Тем временем мой второй парнишка оказался совсем рядом и со свистом разрезал кулаком воздух. Врать не буду — в воздух он попал. А больше ничего не успел. Потому что я перехватил его, когда он тянулся за своей рукой, чтобы вернуть ее на место. Но я взял его ладошкой за шею, подтянул к себе и ударил лбом в переносицу. Что-то захрустело, и парень упал на асфальт, поливая его кровью из носа.
Поскольку с моей парой было покончено, я решил, что пришло время помочь ближнему своему. А поскольку в данный момент ближе Генахи — как в моральном, так и в географическом смысле — у меня никого не было, я поспешил туда, где он героически пытался сломать головой тренированную ногу ахалтекинца.
