«Петро, ты что в сарай-то залез?» «Да так, мастерю…» «А чего?» «Табуретку для тещи…» «Чтобы сидеть, или как?» «И то и то…»
Мужчина улыбнулся. Он хорошо помнил, какой шок в мире вызвал запуск русскими первого спутника. Так и писали с заглавной буквы — Спутник. И еще он помнил чувство гордости — словно это он сам забросил блестящий металлический шар в невиданные высоты…
Да, жили скудно и невесело… И можно сейчас говорить: лучше бы мини-пекарни строили или сыродельни… На кой нужно было? Тут то, чего никогда не поймут люди западные: «А хрен с ним, с сыром, наедимся мы еще сыру-то, зато это мой Спутник, и никто никогда его у меня уже не отнимет!»
Ну а что до семидесяти лет социализма… Да, в тех условиях многое сделать было нельзя — но можно было думать. Вся невостребованная энергия вкладывалась внутрь, в размышление и постижение… А население образовывалось. Если спросить, каков главный итог семидесяти лет социализма для России? Как ни странно, ответ лежит на поверхности, и ответ положительный: мы являемся самой образованной страной в мире! Наши бедные, загнанные жизнью и проблемами люди тем не менее за семь лет прочли и переработали весь культурный опыт, накопленный западной цивилизацией за семьдесят! Где еще вы встретите таксиста, читавшего Ницше и Фрейда, медсестру, знающую всего Шекспира и Данте… Да, конечно, если не в России, то в Париже, Лос-Анджелесе или Сиднее, но из наших!
Могут спросить: зачем это нужно, когда жизнь нищенская, когда квартирки больше похожи на клети — в них можно только ночевать, но не жить, когда еда по-прежнему скудна и малодоступна?.. Когда придет время действия, читать и образовываться будет просто некогда… А кажущиеся никчемными и ненужными знания вдруг обретут новое качество, ибо дадут их обладателям возможность мыслить и думать парадоксально… И — побеждать!
Как там у Пушкина?
…И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг…
Чего-чего, а опыта России не занимать… Да и гений приложится…
Мужчина снова улыбнулся, представив, сколько спорщиков он «завел» бы последней фразой, произнеся ее публично и вслух… Какой-нибудь борзописец в тот же день тиснул бы статейку с закавыченным заголовком:
«Гений — имя прилагательное»… Ну и о содержании ее тоже догадаться несложно…
А ведь это же очевидно: гений сам по себе, без людей, ничего не значит и ничего не стоит. Даже в том случае, если люди и не подозревают о гениальности человека и, даже наоборот, считают его «ходячей придурью» и «ошибкой природы», сам-то он знает точно, что существует, мыслит, живет для людей. Людей нужно любить для них, а не для себя, любить, ничего не требуя взамен…
Машина выехала за кольцевую. Она двигалась без сопровождения, ну да это шоссе было закрытым в такой час, а неожиданный встречный многотонный грузовой кран ни с того ни с сего на подобной дороге не появляется… Мужчина улыбнулся даже, вспомнив беспомощные объяснения в прессе гибели в автокатастрофе партийного лидера Белоруссии… Всякий экспромт хорош тогда, когда хорошо подготовлен. Мужчина сам был мастером экспромтов, во многом — непревзойденным…
Он вытащил из мини-бара бутылочку охлажденного боржоми, открыл, сделал несколько глотков…
…О чем он?.. Ну да, о России… Вполне стариковская слабость… Мужчина улыбнулся, вспомнив о своем «стариковстве». В охотку он легко пробегал десять — пятнадцать километров, очень любил плавать и весьма недурно стрелял… Но такой спортивный имидж невыгоден — ну кто в России не любит прикинуться «сиротой казанской»?..
Хм… Сейчас даже термин придумали: «новые русские». Может, и себя к ним отнести? Бредятина это все: не бывает русских «старых» или «новых», есть просто русские, те, что «долго запрягают, но быстро ездят», те, для которых «семь верст — не крюк», те, что с «царем в голове»… А в душе?
А в душе Руси — Китеж. Град вольный, непокоренный, сокрытый. Град Божий.
Автомобиль проехал несколько металлических ворот — они открывались при приближении машины; ее никто не задерживал и не проверял. Никто и «во фрунт» не вытягивался при проезде: знали, пассажир этого не выносит. К тому же видимая охрана есть не что иное, как охрана протокольная, долженствующая подчеркнуть статус персоны и ее соответствие этому статусу. Охрана настоящая должна работать на «дальних подступах», оставаясь невидимой, но от этого не становясь менее действенной. Профессионализм не в том, чтобы выправить безнадежно упущенную ситуацию, а в том, чтобы такой ситуации не допустить. Азбука.
Мужчина вылез из салона, посмотрел на небо — оно постепенно мутнело от надвигающегося дневного зноя. Такой жары по этому времени он не помнил давно.
Дождика бы теплого…
Мужчина поднялся по ступенькам крыльца, зашел в дом и направился в кабинет.
Сел за громадный письменный стол. Мельком просмотрел подготовленные бумаги, сделал несколько пометок, отложил папку. Помедлил, поднял трубку стоящего на отдельном столике телефона. Задумался на секунду… В голове мелькнула фраза Маока Катона, читанная некогда у Светония в «Жизнеописаниях»: «Цезарь один из всех берется за государственный переворот трезвым».
И еще — крутилась та самая, давняя, любимая мелодия… «А я иду, шагаю по Москве, и я пройти еще смогу…»
Я смогу…
— Уровень «Цезарь» вызывает уровень «Стратег»…
— Стратег слушает Цезаря…
ЛА-ПЛАСА, ШТАТ ТЕХАС, БАЗА ВМС США
— Ваши фантазии, мистер Левин, забавны, весьма забавны. — Моложавый, коротко стриженный мужчина в форме контр-адмирала ВМС США откинулся в кресле, взял со столика высокий бокал, сделал глоток, поиграл кубиками льда. При этом он улыбался. Вернее, губы его были растянуты в улыбку, как это делают во всем мире перед объективом фотографа: «чи-и-из»… А глаза оставались серьезными и внимательными. Могли даже показаться встревоженными. Вот именно, «могли»… Кому угодно, только не Леве Левину. Контр-адмирал Джордж Макбейн был профессионалом, и сидящий напротив Левин знал это, как никто другой. Ибо являлся профессионалом сам.
— Хотел бы я, чтобы это были фантазии… — Коренастый толстячок Левин обливался потом, он чувствовал, как струйки стекают по спине и под мышками, и это беспокоило его не меньше, чем тема нынешнего разговора… Когда-то, еще в Одессе, старый Хаим Соломон, «врач-вредитель», как он сам любил представляться, говорил ему: «Лева, ваша убогая наследственность, ваша неуемная активность и ваша неумеренная любовь к мучному, жирному и сладкому создадут вам после сорока решительные проблемы с сердцем… Ну а если вас и не пугают проблемы с сердцем, так я вам скажу, у вас будут проблемы с женщинами… И не в смысле „они есть, а негде“, а в смысле — наоборот… Лева, оно вам надо? Лева, доставьте платоническую радость старику, не пейте на ночь крепкую водку и не кушайте котлет, даже приготовленных уважаемой мною Соней… Будьте здоровы, Лева, доставьте мне эту маленькую радость, станьте примером моим внукам… Ну?.. Боже ж мой, Лева, спрячьте немедленно эту засаленную трешку… Старый Хаим не так беден, чтобы брать с молодежи трешки… Вернете, когда разбогатеете… Хотя давайте — ждать богатства можно всю жизнь, а вот дождаться — только после безвременной кончины… Бог с вами, Лева, разговор не о вас, у вас еще все впереди…»
Старый Хаим был прав: тогда у Левы Левина было все впереди… Но не сейчас… Сейчас — противный пот под мышками, одышка, ишиас и проблемы… К сожалению, не с женщинами…
Женщин было сколько угодно, как и денег… Вот только радости не было…
Совсем не было радости…
Лева тяжело вздохнул, даже не думая, как истолкует этот вздох Макбейн…
Или — мистер Макбейн… Или — сэр, ежели ему так нравится… Ничего, спишет на полноту…
Его раздражал этот холеный американец в чинах… Ну а если говорить чистую правду, его давно раздражали все американцы… Не люди, а так, куклы заводные.
Кукольные улыбки — «чи-и-из», кукольные дома, кукольные жены и любовницы, кукольные отношения… Чего больше всего боятся американцы? Прослыть несчастливыми… Неудачниками… Забывая даже подумать о том, что же есть настоящая удача и настоящее счастье… Вот он, Лева, потеет и думает о жизни — о той, какая она есть, и о той, какая могла бы быть… О чем думал бы контрадмирал Макбейн, если бы потел? Хе, это даже и допустить странно — чтобы Джордж Макбейн потел… Или менял вежливо-равнодушную или вежливо-улыбающуюся маску лица на какую-то другую… Тоски, разочарования, страха… Его бы не поняли ни сослуживцы, ни подчиненные, ни любовница, она же и секретарша, такая же длинноногая кукла с платиновыми волосами, как и все остальные… Лева хмыкнул…
Секс, — вот что еще серьезно интересует американцев… Причем не сам по себе даже не получаемое удовольствие, а собственная состоятельность в постели… Это не любовь — все та же дежурно-счастливая улыбка «чи-и-из» и как результат «счастье». Нет, это русское слово не подходит, лучше принятое здесь «хэппи».
