Откуда-то из-за ущелья донесся гул приближающихся штурмовиков. Через несколько минут противоположный склон взорвался от ракет класса «воздух-земля», и тут же три серых камуфлированных самолета пронеслись поперек ущелья на предельно малой для них высоте. Едва гул первого звена стих, как тут же возобновился с новой силой.
Второе звено заходило откуда-то с юга, вдоль ущелья. Эти «Су-24» шли на плоскогорье, прямо на него!
Тут-то и выскочил из кустов Николай Стариков. Он подбежал к Вадиму, взвалил его на спину и потащил к «зеленке», прочь от приближающейся с воздуха смерти. Снайпер молчал, видимо, сраженный первым налетом авиации. Николай успел дотащить Полуянова до спасительного кустарника. Они ввалились в кусты, в то время как плоскогорье, включая и то место, где недавно лежал Вадим, покрылось огромными огненными грибами разрывов.
«Духи» вместе с животными были разорваны в клочья. Вадим потерял сознание. Это потом, в полевом госпитале, перед отправкой в Ташкент, Коля рассказал другу, чем закончилась та эпопея. После удара авиации подошла и штурмовая рота, высаженная ранее на небольшом удалении от ущелья. Она сбила с хребта остатки банды, погнав их вниз по склону, под губительный огонь группы Старикова. На том все и закончилось. Отряд потерял семерых. Троих убили, четверых ранили. Семь человек из двадцати. Плохая статистика! В последний момент Стариков спас Полуянова от верной смерти. И когда оказывал другу первую медицинскую помощь, Вадим поклялся:
– Коля! Я твой должник до гробовой доски!
– Ладно, Вадим, лежи спокойно.
– Нет! Ты должен это знать! Клянусь всем святым, если тебе понадобится помощь, найди меня, и я пойду с тобой! Пойду до конца!
– Сначала надо из Афгана вернуться, Вадим! Еще одна такая подстава – и лежать нам обоим в цинковых гробах. Никакие клятвы не помогут.
– Вернемся, Коль, теперь вернемся, я знаю! Так что, если ты…
– Я все понял, Вадим!
Полуянов оказался прав. «Из-за речки» они вернулись живыми.
Москва, апрель 2000 года
Смена Николая Старикова в Молодежном развлекательном центре, а проще говоря, в здании обычной дискотеки с пристроенной к нему небольшой, двухэтажной гостиницей весьма непрезентабельного вида только начиналась.
Нашел эту работу бывший майор спецназа Николай Сергеевич Стариков около двух месяцев назад, когда понял, что нормальное занятие с достойным окладом в своем провинциальном городе, хоть и областном центре, ему не отыскать. А семью кормить надо! Жена Тамара с трудом устроилась медицинской сестрой в поликлинику и получала гроши, которые и зарплатой-то не назовешь. Пятнадцатилетняя дочь Ольга училась в школе. Принято считать, что главный добытчик в доме – мужчина, и это справедливо. Но откуда взять деньги? Пенсии Старикова, кавалера четырех боевых орденов, хватало лишь на оплату коммунальных услуг и на то, чтобы семья не умерла с голоду. Родина «высоко и щедро» оценила заслуги офицера, бросив того в нищету. Вот и пришлось идти на поклон к новоиспеченным нуворишам.
Те оценили боевые качества Николая и взяли его охранником в развлекательный центр с начальным окладом в триста долларов за дежурства – сутки через двое. Первый месяц, когда Николай охранял стоянку, было еще терпимо, а вот когда его перевели в само здание, обстановка кардинально изменилась. Чего только не насмотрелся Стариков! Малолетние проститутки, бросившие свои деревни в надежде подзаработать в городе, превратились в настоящих рабынь сутенеров и ублажали лиц так называемой кавказской национальности, которые не жалели долларов для удовлетворения своей похоти. Не тех ли баксов, что получали за войну в Чечне, но не на стороне федералов? Ничего подобного Николай и представить себе не мог. Все протестовало в нем против творящейся вокруг мерзости! Но он сам сюда пришел, где он мог заработать триста долларов за десять суток? Такая работа не могла не сказаться на его и без того травмированной психике. Стариков стал угрюм, с дочерью разговаривал жестко, ни о каких вечеринках и слушать не хотел, вечерами не выпускал Ольгу из дома. Из-за этого возникали ссоры с женой, чего раньше никогда не было. Потом начались скандалы. Николай понял, что, если останется работать в центре, распад семьи неизбежен, и решил уйти из этого бардака! Оставалось два дежурства, чтобы закрыть месяц. Придя в центр, Николай предупредил о своем уходе Андрея Владимировича Милютина, которого обслуживающий персонал называл Крюгером. Крюгер был непосредственным начальником Николая.
Милютин, выслушав Старикова, как-то нехорошо ухмыльнулся.
– Что, майор, не по тебе современная жизнь? Ну-ну! Только учти, другой уже не будет. Привык бы лучше, а то так и сдохнешь нищим! А дочь твоя, ей, кажется, пятнадцать? Так вот, дочь твоя все равно придет к нам! Не сюда, так в другое место, похожее на это! Некуда ей, как и всей молодежи, податься, расслабиться! Некуда! Дворцы пионеров ликвидировали! А здесь все, что душа пожелает! Вспомнишь мое слово, майор! Но силком тебя держать не буду! Рассчитаю после окончания следующей смены. Все! Вали на пост, офицер!
Николай с трудом сдержался, чтобы не врезать боевой «хлыст» этому ублюдку в кость над верхней губой, чтобы та, проломив череп, навсегда заткнула пасть этому самодовольному типу! Из-за семьи сдержался!
В этот раз вместе со Стариковым дежурил молодой, особо не отягощенный умом парень Костя. Он постоянно пытался затащить в темный угол какую-нибудь полупьяную проститутку, но пока это ему не удавалось. Однако он не отчаивался и не терял бодрость духа. От него Николай и узнал новость, заставившую его глубоко задуматься.
– Слышал, офицер, ты уходить собрался? – спросил Костя, едва они заняли свой пост.
– И что?
– Зря!
– Это тебе, щенку, может, интересно смотреть на всю эту мерзость, а мне блевать хочется! И на «ты» к своим безмозглым дружкам обращайся, понял?
– Какие мы важные! А что, если я не буду с тобой на «вы», а?
– В жало получишь! Прямо здесь! Месяца два блядушек своих не увидишь точно!
– Крутой, что ли, в натуре?
– А ты «тыкни» – узнаешь!
– Ладно! – неожиданно легко согласился Костя. – Так вот, хочу вам сказать по секрету. Триста баксов здесь платили только последние два месяца.
– А раньше больше давали?
– А то! Под штуку иной раз выходило! Да еще дряни дармовой в придачу! Это сейчас у начальства напряги с «дурью», поэтому всего триста и платят. Но я слышал, послезавтра утром тачка с наркотой подвалить должна. Тогда заживем!
– Тачка с наркотой, говоришь?
– Ага! Они, боссы наши, – пацан поднял глаза к потолоку, – постоянно наркоту получали. Откуда тот героин тащили, не знаю! Но веселье начиналось по полной программе! Обдолбленных ползала, снимай любую и хоть в сортир тащи, ни хрена не понимает! Да и сам кумарнешь в кайф! И в получку баксов восемьсот! Не хило, а, майор? Вы в армии столько получали?
– Нет!
– Так что зря сваливаете! Идите лучше, пока не поздно, к Крюгеру, в обратку проситесь. Он мужик отходчивый, и ровесники вы с ним с виду! Я, в натуре, говорю! Потом пожалеете, офицер!
– О себе думай! И советы свои оставь при себе!
– Мне че думать? Вы только, майор, смотрите, того, никому про наркоту ни слова! А то нам обоим башни в шесть секунд спилят!
– Так уж и в шесть?
– Я серьезно, майор! Тут долго не базарят! Это вы ни хрена не знаете, а я знаю!
– Так молчал бы, не трепал языком как помелом.
– Не, ну вы че? Я же вам как своему!
– Заткнись, Костя! Нашел своего!
– Но вы не сдадите меня?
– Очень надо!
– Ништяк! Пузырь с меня. А язык мой, в натуре, враг мой! Что ни услышу, то выболтаю!
– Не в языке дело, Костя!
– А в чем?
– В голове! Она тебе дана, чтобы думать! И не только о том, как пьяную проститутку в сортир затащить.
– Да ладно вам!
После смены Николай взял бутылку водки и пошел к сестре. Она жила одна в отдельной квартире, недалеко от развлекательного борделя.
Было восемь утра, а на смену в госпиталь ей заступать вечером. Поэтому, как и рассчитывал Николай, сестра оказалась дома.
– Ты чего, Коль? – удивилась она, открыв дверь и увидев брата.
– Привет!
– Привет! Случилось что?
– Может, в дом пустишь?
– Извини, проходи, конечно! Водка? Зачем?
Николай прошел на кухню, поставил бутылку на стол, ребром ладони срубил горло. Налил полный стакан, в два глотка опорожнил, занюхал сигаретой, ее же и прикурил и сказал:
– Не могу я, Лиля, больше!
– Чего не можешь? Да говори толком, присядь, я закусить приготовлю, раз уж такое дело.
– Не надо закуски, не хочу. Дай лучше пепельницу!
Он сидел, глубоко затягиваясь.
– Так чего ты больше не можешь, Коля? – повторила свой вопрос сестра.
– Смотреть на весь этот бардак, что вокруг творится!
– Вот оно что! Знакомая картина. Синдром войны. Депрессия. За что, мол, кровь проливали, так?
