– Ну и не далее как вчера подбросили еще двоих «полосатых». Весьма примечательные твари! – после паузы продолжил Андрей. – Бандюга из Москвы и директор детского дома-интерната из Тюменской области. Когда этот лысый педофил узнал, что на острове есть свой священник, он начал биться в истерике и требовать встречи. Так что вас уже ждут с нетерпением, отец Павел!..
В голосе вполне лояльного к моей духовной миссии контролера все-таки проскользнула неприкрытая ирония.
– Каждый грешник имеет право на покаяние, остальное в руках господа, – тихо ответил я, снова отвернувшись к окну и невидящим взглядом скользя по примелькавшимся кустам и деревьям на обочине дороги, которая для всех, кроме одного из обитателей тюрьмы, стала последним, бесконечно затянувшимся коридором в никуда. Даже после смерти тело приговоренного не разрешалось передавать родственникам. Убийцу ждала одна из безымянных могил на тюремном кладбище и кособокая табличка с номером вместо креста. Обратной дороги с Каменного не было…
Предстояло около двух часов пути, говорить больше не хотелось, и под монотонный шорох шин и покачивание амортизаторов я вскоре снова погрузился в воспоминания о своей полной драматизма и мистических совпадений поездке в Санкт-Петербург.
Моим попутчиком по купе оказался общительный, не по годам возмужалый двадцатилетний голубоглазый блондин Юрка (он именно так и представился). Коренной житель Вологды, он, в отличие от большинства мирян, не испытал чувства легкой неловкости, случайно оказавшись в одном купе со священником. И первым быстро и непринужденно пошел на контакт.
Я сказал, что служу настоятелем церкви на острове Каменный, и Юрка сразу все понял – он знал о существовании в области тюрьмы для пожизненно осужденных и, вопреки моим ожиданиям, не стал задавать никаких обывательских вопросов. Вскоре за стаканом чая с печеньем он сам поведал мне короткую, но насыщенную событиями историю своей жизни. Было видно, что пареньку очень хочется выговориться, и я, священник с мрачного острова, показался Юрке самым лучшим слушателем из всех возможных, тем более что рассказанная моим попутчиком история действительно стоила того, чтобы ее выслушали…
Еще месяц назад Юрка воевал в Чечне в составе сводного батальона морской пехоты Северного флота. До дембеля ему оставалось не больше месяца, когда из дома пришла срочная телеграмма, заверенная главврачом горбольницы. Телеграмма шла больше двух суток, проделав кружной путь через Североморск. В ней сообщалось, что его мама внезапно заболела и в настоящий момент находится в реанимации, состояние ее здоровья очень тревожное. Ротный Юрки не стал медлить, ограничился лишь звонком в военкомат Вологды с просьбой срочно проверить факт, изложенный в телеграмме. Подтверждение пришло уже спустя несколько часов: мать старшего сержанта Юрия Величко скончалась утром того же дня. Офицер не стал сообщать бойцу, и без того вкусившему все прелести новой кавказской войны, эту трагическую новость, просто отправил в военкомат Вологды предписание об увольнении старшего сержанта Величко в запас, помеченное датой окончания отпуска. Об этой простой и человечной комбинации отцов-командиров Юрка узнал уже дома, когда пришел вставать на временный учет…
После смерти мамы, в течение долгого времени скрывавшей от единственного сына заработанный на асбестовом производстве рак и тайно принимавшей обезболивающие препараты, Юрка остался на гражданке совсем один, получив в наследство лишь комнату в коммуналке – единственное, что смогла заработать мать за двадцать пять лет.
А на следующее утро после скромных похорон Юрка случайно нашел между книг на полке письмо, адресованное ему в часть. Мама написала его за день до срочной госпитализации, но так и не успела отнести на почту. Зная о поставленном врачами страшном диагнозе и боясь, что не сможет дождаться сына со службы, она не смогла больше хранить главную тайну своей юности. Юра с раннего детства считал, что его отец – военный летчик, погибший при испытаниях новейшего истребителя-невидимки. А в неотправленном письме мать сообщала, что отец Юры на самом деле жив. Реальная история Юркиного появления на свет оказалась простой и начисто лишенной героики и трагизма.
Мама и отец даже не были мужем и женой. Когда молодой повеса Леня, не желая обременять себя семьей, двадцать лет назад позорно сбежал, бросив свою единственную и навеки любимую на четвертом месяце, мама не сочла нужным искать трусливого донжуана с помощью милиции – насильно мил не будешь. Сына она растила одна. Когда Юрке было семь лет и он пошел в первый класс, мать, устав от бабьего одиночества, выскочила замуж за давнего школьного ухажера, но очень скоро разобралась в своих чувствах и снова осталась вдвоем с сыном. Что касается беглого папаши, то мать долгое время не знала, где он и что с ним, да и не хотела этого знать, навсегда вычеркнув его из своей жизни. Но однажды совершенно случайно она увидела по телевизору репортаж из Санкт-Петербурга: на экране старенького «Темпа» постаревший и потолстевший сбежавший возлюбленный, улыбаясь в камеру фарфоровой улыбкой Чеширского кота, под аплодисменты приглашенных на халявный фуршет гостей торжественно разбивал о гладкую мраморную стену открываемого им элитного ночного клуба бутылку дорогого французского шампанского. Клуб-казино назывался «Полярная звезда», а его лоснящегося сытостью хозяина звали уже не Леней, а Леонидом Александровичем Флоренским…
И сейчас бывший сержант морской пехоты Юра Величко ехал, чтобы встретиться с преуспевающим питерским бизнесменом, который лишь с биологической точки зрения являлся его отцом. Юрке, по его собственным словам, хотелось «в первый и последний раз посмотреть этому козлу в лицо», а затем он собирался вернуться домой в Вологду. После войны в Чечне Юра твердо решил поступить на службу в местный ОМОН…
Я слушал этого крепкого, серьезного, уже опаленного войной парня, смотрел в его голубые глаза и не верил в то, что он хочет всего лишь повидать отца, которого считал погибшим. Ведь было очевидно: если преуспевающий родитель выслушает сына, узнает о смерти бывшей возлюбленной, попросит прощения и предложит сыну остаться, тот останется. Но парень боялся признаться в этом даже самому себе.
На питерском вокзале я попрощался с Юрой, и мы пожали друг другу руки. Я сообщил заметно волновавшемуся парню, что в течение ближайших двух недель меня можно будет найти в Свято-Троицком храме у настоятеля отца Сергия, на что Юра твердо пообещал, что обязательно зайдет и расскажет, как прошла встреча с отцом.
С вокзала я пешком, несмотря на сильный дождь, отправился через весь центр города прямо в храм, с упоением вдыхая сырой и свежий невский воздух, разглядывая знакомые с детства дома, серебристые парковые фонари, скамейки с изогнутыми спинками – все то, что мне постоянно вспоминалось на острове.
О моем приезде отец Сергий не знал – я решил сделать ему сюрприз. Своего духовного наставника я застал за службой и до ее окончания скромно стоял в сторонке, молясь вместе с ним и прихожанами и испытывая великую радость от возвращения в эти стены, к этим святым иконам, среди которых было несколько очень древних. Особенно выделялся прекрасный образ Богоматери, которого я раньше в храме не видел. Православные образа и наставления мудрого пожилого священника сыграли в моей жизни переломную роль, а после гибели Вики удержали меня на самом краю бездны, подарили желание жить и в итоге сделали меня тем, кто я есть сейчас…
Когда служба закончилась, я подошел к отцу Сергию, и мы обнялись на глазах у служек и прихожан. Старый священник был так рад, что даже прослезился, и я увел его за бордовую бархатную шторку во внутренние покои храма. Там мы смогли спокойно поговорить.
– А у нас большая радость, – это было первое, что сказал отец Сергий, когда мы присели на стоявший в его комнатке диванчик друг против друга. – Вернулась икона Тихвинской Пресвятой Богородицы, та самая, которую выкрали в семнадцатом году и впоследствии вывезли за границу.
– Да, мимо этого образа трудно пройти, – кивнул я. – От него с такой силой исходит божественная энергия, что не нужна никакая дополнительная экспертиза.
– Ты тоже почувствовал, правда?! – схватив меня за рукав, сверкнул повлажневшими глазами отец Сергий. А я с щемящей грустью отметил, что за те три года, которые мы не виделись, настоятель сильно постарел, осунулся. – Слава богу, покойный владелец завещал ее Русской православной церкви, – перекрестившись, с чувством продолжал отец Сергий. – Говорят, французы ни за что не хотели отдавать икону, но все уладилось… Потом в патриархии долго думали, передавать ее в храм или оставить в хранилище: все-таки огромной ценности икона, оценена в два миллиона долларов, – но митрополит Владимир настоял, и вот она здесь… За антиударным стеклом и под надежной сигнализацией. А ночью храм снаружи всегда охраняет милиция.
