В преступном мире в этот день был объявлен траур, и оперативные сводки свидетельствовали, что за ночь не было совершено ни одного ограбления, ни одного убийства, не было даже сигналов об угоне машин: так, по-своему необычно, криминальный мир города отметил уход вора в законе Виталия Геннадьевича Кудрявцева, больше известного среди них под кличкой Колун.
Здесь тоже ходили самые разные слухи о его смерти: одни говорили, что Колун убит за то, что нарушил одну из заповедей вора в законе – не работать. Другие считали, что он осмелился не сдавать деньги в общак. Третьи думали иначе – в самой верхушке народилась сила, которая готова устранить прежних лидеров, чтобы самим возглавить бизнес. Но сейчас дело Колуна больше смахивало на огромный авиалайнер, у которого во время полета заклинило руль, и, как его ни поворачивай, встреча с землей неминуема.
Колун контролировал большую часть города: рестораны, казино, базары, автостоянки, вокзалы, универмаги, коммерческие палатки, и сейчас все это хозяйство, которое еще несколько дней назад находилось в крепких руках, теперь грозило развалиться на куски. Колун был жестким хозяином, умевшим безжалостно расправляться с неугодными, и теперь, когда его не стало, его бизнес расползался прямо на глазах, и нужны были не менее крепкие руки, чтобы хватило сил вытащить на себя заклинивший руль и тем самым позволить самолету набрать нужную высоту.
Похороны назначили на третий день. На поминках решено было собрать сходняк, чтобы разобраться в ситуации: необходимо было определить направление поисков убийц и – самое главное – делу нужен был новый мощный лидер.
Встревоженный капитан милиции то и дело бегал к патрульным машинам и, как заведенный, говорил одно и то же:
– Сначала проедут четыре «мерседеса» в траурных лентах, за ними – поток легковых машин и автобусы. Движение перекрыть сразу с двух сторон и никого из процессии не задерживать. Пускай себе едут! Никак не реагировать даже в том случае, если они надумают перестрелять друг друга…
И когда наконец к перекрестку подъехал первый, красного цвета «мерседес», капитан прокричал в рацию:
– Будьте внимательнее! Всей колонне дать зеленый свет!
– Сколько будет машин? – озабоченно спрашивали в рации.
– Не знаю, но думаю, не меньше пятисот.
Машины двигались неторопливо. Эта длинная, растянувшаяся на многие сотни метров колонна походила на змею, которая двигалась вперед, зная, что не найдется на земле силы, способной ее остановить. Она извивалась на широких дорогах, заставляя встречавшиеся на ее пути автомобили в страхе прижиматься к самому краю. Казалось, змея то и дело хищно поворачивала голову, словно осматривая свои владения, и, убедившись лишний раз в том, что не найдется безумца, который посмел бы помешать ей, медленно следовала дальше – по своим звериным делам.
Капитан милиции даже не пытался сосчитать участников церемонии – по всей видимости, их была не одна тысяча человек. В автомобилях сидели бизнесмены, деятели культуры, другие известные люди… И авторитеты, по привычке окруженные многочисленной свитой охраны, хотя каждый знал, что, когда они вместе, даже шестеренки государственной машины обломают о них свои зубья. Пришедшие на похороны были неоднородны по своему составу, их разделяли многие условности: деньги, прошлое, обиды… Но сейчас, как это бывало всегда, когда кого-нибудь из их рядов вырывала смерть, – все они ощущали себя единой силой.
Наконец змея выползла на центральную улицу. Ехавший впереди в сером «жигуле» капитан неистово орал и шипел в мегафон, заставляя встречные автомобили шарахаться в сторону.
– Грузовик с номером пятьдесят три сорок четыре, прижмитесь вправо!.. Грузовик с номером пятьдесят три сорок четыре, прижмитесь вправо! – Он смахнул с лица пот и обратился к шоферу: – Ну и денек сегодня выдался, – ив сердцах проклинал собственное невезение, похороны, начальство и, увидев встречную машину, снова хватался за мегафон: – Водитель синей «Волги», прижмитесь к правой стороне! Водитель синей «Волги», вам сказано немедленно прижаться к правой стороне!
Змея доползла до кладбища и скрутилась в клубок на огромной площади, которая уже была огорожена.
Остальные водители, чертыхаясь, разворачивали машины и катили прочь, наматывая на колеса лишний десяток километров объездной дороги.
Гроб с телом Колуна подняли на руки и медленно, словно на плечах раскачивался драгоценный хрусталь, зашагали в сторону кладбищенских ворот.
– Хорошо идут, – уважительно привстал нищий. – Красиво, – и тут же отвесил низкий поклон на щедрую милостыню, брошенную на дно кепки.
– Гроб-то какой! Я и не видал таких, – откликнулся другой.
– Видать, из больших людей покойник-то, на заказ гроб сделан. А бархат-то какой дорогой!.. Благодарствую тебя, спаси и помилуй… – У старика округлились глаза от щедрого пожертвования.
Могила была вырыта на первой аллее, по соседству с собором. Ни одной могилы рядом, словно и после смерти Колун не желал ничьего близкого соседства.
Немного поодаль четверо парней растянули огромный ковер, на который со всех сторон стали сыпать деньги, а когда он прогнулся от тяжести, стоявший рядом мужчина распорядился:
– Сверните ковер и отнесите вдове.
Это был Ярослав Савинов, по кличке Гордый. Именно он, по решению сходняка, должен был принять огромную, словно флот, империю. Если Колуна можно было сравнить с флагманом, который указывал путь эскадре и умело преодолевал коралловые рифы, способные распороть толстую брюшину корабля, то Гордый был тончайшим прибором, позволявшим угадывать опасные мели.
– Скажите, что это еще не все. Полмиллиона зеленью она получит от меня.
Гроб уже поставили на краю глинистой ямы. Крышка была закрыта: разнесенный выстрелом череп выглядел жутковато.
Вдруг Гордый споткнулся и, сделав неверный шаг вперед, упал прямо на растянутый ковер. Деньги закружили в воздухе яркими разноцветными фантиками. В безмолвном ужасе замерли, как на фотографии, присутствующие… Гордый лежал без движения, будто пытался в жадном объятии завладеть щедрым подарком. Вот только поза его была неестественной и оттого казалась особенно жуткой.
Один из стоявших рядом перевернул безвольное тело на спину. Полными недоумения глазами Гордый смотрел в серое осеннее небо. Из дырки во лбу едва сочилась кровь. А за кладбищенской оградой негромко пророкотал мотоцикл и смолк в соседнем переулке.
До конца срока оставалось мотать три месяца. День в день. И трудно было понять, кто распорядился перевести его из воркутинской зоны в пермскую. Хотя наверняка решалось это на самом высоком уровне: не такой он мелкий вор, чтобы им запросто распоряжалось местное лагерное начальство. В воркутинских лагерях хотели было поднять бузу, но Варяг дал отбой и решил ехать. Видно, так надо. Иногда он умел укрощать себя и подчинялся слепому случаю, который воспринимал, как перст судьбы, и следовал ему почти суеверно.
Для Варяга это был обычный этап, благодаря которому через решетчатое оконце удалось посмотреть полстраны. Трудно было сказать, где он не был. Все объездил, как заправский турист: от Полярного круга до казахских степей.
В пятнадцать лет Варяг увидел свой первый столыпинский вагон, разбитый, как улей, на множество ячеек, в каждой из которых сидело по шестнадцать человек. Он был семнадцатым. Было душно и нестерпимо воняло. Варяг выбрал себе место около окна и дрался до крови всякий раз, когда кто-нибудь из соседей пытался вытолкнуть юнца ближе к двери. Но то было пятнадцать лет назад. Тогда он был «баклан», сейчас – вор в законе.
Теперь на него одного был выделен столыпинский вагон. Он стал так велик, что ему одному принадлежали все камеры, в которых мог бы разместиться не один десяток зеков. Не всякий генерал может похвастаться персональным вагоном и таким вниманием со стороны начальства. На нарах лежали матрасы, подушки, одеяла, а какая-то добрая душа прилепила на стену трогательную картинку с красными тюльпанами.
Варяг лег на матрас и, заложив руки за голову, стал скучать. Вагон толкнуло, видимо, к составу прицепили электровоз, а через минуту поезд плавно потащило вперед.
При прощании один из уркачей, почти по-отечески обняв Варяга, сказал:
– Как ты и хотел, бузу поднимать мы не будем. Тебя повезут в отдельном вагоне. Деньги передадут кому надо. Так что к себе в люкс можешь заказывать все что хочешь: курево, водку, жранину, а то и бабу приведут. За все уплачено. А там, куда ты едешь, тебе уже готовят встречу. Будешь смотрящим в зоне, а через три месяца тебя заменят. – И, улыбнувшись золотым ртом, добавил: – Ты еще в вагон не сел, а нам уже маляву черкнули, что твое появление такой шухер среди петухов наделало, что они даже в ШИЗО проситься стали, лишь бы только в зоне не быть и эти три месяца переждать, – и уже без улыбки: – После освобождения чем заняться думаешь?
