Шаве задумчиво наполнил свой стакан, сделал глоток и, не глядя на Рэмбо, спросил:
— А как вы представляете себе это практически?
— Ну это уже ваша забота, Шаве.
Идея в самом деле была так заманчиво проста и бесхитростна, что Шаве в волнении поднялся и прошелся по комнате. В сущности, никакого риска и — целое состояние. И почему он должен еще делиться им с кем-то? И тут его мысль запнулась.
— Рэмбо, — сказал он, — а ведь вы не производите впечатления доверчивого человека. И с чего это вдруг такое доверие ко мне?
Помилуйте, удивился Рэмбо, — откуда вы взяли, что я вам доверяю? Между нами не может быть никакого доверия — только деловые отношения. Если вы обманете меня на этой мелочи, вы не получите от синдиката законным путем в десять раз больше. Вам просто невыгодно меня обманывать! Или это непонятно?
— Вы имеете в виду ту самую коммерческую тайну?
— Когда синдикат выкупит меня у вас, я продам вам экземпляр бесценной документации, — Рэмбо поднялся и вплотную подошел к бельгийцу. — Шаве, у вас не хватит фантазии, чтобы вообразить себе то, что вас ожидает. Это говорю вам я — горный инженер. И вы еще раздумываете.
Шаве уже не раздумывал. В конце концов, как бы ни храбрился этот янки, а он у него в руках. И Шаве совершенно ничем не рискует, за него все сделают крокодилы. — А все-таки жаль, что вы не пьете! — искренне огорчился он.
Дверь веранды захлопнулась, и не успел Гвари подумать о надежном и удобном убежище, как она снова открылась, и во двор вышла Жанна. Быстрым шагом она пересекла двор и от калитки свернула вдоль берега реки к краалю панамолей. Гвари не пошел за ней следом. Рано или поздно она вернется, и тогда можно будет понять, зачем она ходила. Гвари огляделся.
Он не сомневался в успехе задуманного, ведь Рэмбо рисковал своей жизнью. И теперь многое зависело от Гвари, который ни на мгновение не должен был выпускать из виду своего товарища. А для этого нужно выбрать место, откуда можно было бы видеть и дом Шаве, и тот вероятный путь, по которому должны пойти похитители.
Два пути он исключил сразу — в сторону крааля и к алмазным разработкам. Пожалуй, переправлять Рэмбо за реку Шаве тоже не отважится — можно очень просто напороться на полицейские катера. Кроме того, за рекой проходила железная дорога, соединяющая Понтьевиль с Убунду, между которыми судоходству по Луалабе мешали водопады Стэнли. Оставался один путь — на восток, в девственный тропический лес.
Перед отлетом из Киншасы министерский чиновник познакомил Гвари с картой местности, где ему предстояло действовать. На сотни миль к востоку — до самого озера Эдуарда — простирался сплошной лесной массив. И единственное, что ему запомнилось, — это узкая лента реки Линди, нанесенная на карту дрожащей или неуверенной рукой. Она впадала в Луалабу у северной окраины Понтьевиля. Ни одного поселка на этом огромном пространстве помечено не было. А краали как возникают, так и исчезают. Возможно, у Шаве были какие-то связи с кочующими племенами, у которых он мог держать своих заложников.
Справа от дома, у самого края леса, Гвари приметил одинокую смоковницу, на которую когда-то рухнула старая масличная пальма. Их кроны смешались, переплелись и запутались в лианах так, что образовался огромный фантастический шар. Его и облюбовал Гвари. Он успел вовремя устроиться на толстой ветке смоковницы так, чтобы иметь возможность наблюдать за верандой. Жанна вернулась и вошла в дом. И в этот момент чуткое ухо Гвари уловило мягкую поступь неторопливых шагов. Он на сколько мог свесился с ветки и осторожно выглянул из-под кроны.
Странное существо медленно передвигалось между деревьями у самой опушки всего ярдах в восьми от него. Сколько Гвари ни вглядывался, не мог понять — зверь это или человек? И лишь когда из-за крайнего дерева высунулась длинная морда с оскаленной пастью, он от неожиданности чуть не свалился с дерева: это был человек-крокодил! Низко пригнувшись к земле и волоча за собой хвост, он прошел несколько шагов и остановился. Раздался короткий пронзительный крик. Ему ответили справа, слева и из-за дома. Значит, Жанна ходила за крокодилами Шаве хотел удостовериться, что Рэмбо пришел один, а его дом не окружен парнями Сандерса. Стало быть, бельгиец уже обнюхивает наживку, которую предлагает ему Рэмбо. И теперь он должен заглотнуть ее.
Гвари сжал в руке рукоять ножа и напрягся. Ему стоило большого труда сдержаться и не обрушиться сверху на старую высушенную шкуру с безвольно болтающимися когтистыми лапами и посмотреть в глаза тому, кто напялил ее на себя. Но он заставил себя успокоиться и должен был признаться, что эта внезапная встреча все-таки привела его в замешательство.
Между тем крокодил с необычайным проворством добежал до калитки, пересек двор Шаве и скрылся в бамбуковом сарае. Следом за ним показался еще один, еще… Когда скрылся последний, седьмой крокодил, Гвари почувствовал, что его рука, все еще сжимающая рукоять ножа, оцепенела. Он оставил нож в покое и весь превратился в слух, пытаясь уловить хоть какие-то голоса из дома, чтобы по их тону определить степень накала страстей. Но в доме все было тихо, и эта безмятежная тишина, как ни странно, действовала на Гвари угнетающе.
Но вот раздался громкий голос Шаве, зовущий Жанну, хлопнула дверь, и опять все стихло. Где-то совсем рядом засвистела птица, которую Гвари никогда не видел, но свист ее всегда доводил его до бешенства. Высокий пронзительный звук на одной ноте прерывался как будто точно рассчитанными паузами. Потом паузы эти становились все короче и короче, и наконец свист сливался в один протяжный звук, набирающий нестерпимую высоту, и резко обрывался. В ушах еще продолжало звенеть, когда неутомимая птица начинала все сначала. И так — до бесконечности. Гвари зажал ладонями уши, но свист уже проник вглубь его, в самый мозг и, казалось, теперь уже никакие силы не могли выскрести его оттуда. Он заглушил все голоса леса, и голова была заполнена только им.
Гвари на какое-то время отвлекся и закрыл глаза, а когда снова посмотрел на двор Шаве, то увидел, как Жанна открыла дверь сарая, что-то негромко сказала и один из крокодилов, уже без шкуры, выскочил из калитки и бросился бежать в сторону крааля панамолей.
Жанна вошла в дом, но теперь Гвари даже не пытался прислушиваться к его звукам — все его существо заполнил нескончаемый свист. И когда птица наконец-то улетела, Гвари долго еще мотал головой и крепко прижимал к ушам ладони.
Крокодил вернулся быстро. Жанна, видимо, услышала его шаги и открыла дверь веранды. Крокодил сказал ей что-то и снова скрылся в сарае. Теперь уже ждать пришлось недолго. Через четверть часа из дома вышел сам Шаве. Он прошел к сараю, открыл дверь, и Гвари услышал лишь невнятное бормотание на дикой смеси лингала и французского. Крокодилы вынесли длинный толстый бамбуковый шест, свернутую буйволовую шкуру — в таких переносят больных и раненых — и пошли гуськом вслед за Шаве на веранду. Больше Шаве не выходил. Вышли крокодилы. Четверо из них несли в буйволовой шкуре, подвешенной на шесте, Рэмбо, двое шли впереди, один, с тяжелым рюкзаком за плечами, замыкал шествие. Рэмбо дернулся так, что крокодилы пошатнулись и остановились.
— Шаве, — донесся до Гвари громкий голос Рэмбо, — это нужно сделать сегодня же!
— Знаю, — буркнул Шаве и захлопнул дверь.
Гвари понял, что Рэмбо сказал это не для Шаве, а для него. Он дал знать Гвари, что все идет хорошо и ничего страшного с ним не случилось. Крокодилы обогнули изгородь и прошли мимо смоковницы. Гвари даже попытался увидеть Рэмбо, но края шкуры сомкнулись, и он лежал, как гусеница в коконе. И Гвари утешился тем, что Рэмбо думает о нем и знает — он здесь, он где-то рядом. Когда крокодилы вошли в лес, Гвари спустился и пошел вслед за ними.
Крокодилы шли молча и бесшумно. Гвари сразу же обнаружил их по свету фонарей, которые несли первый крокодил и последний. Постепенно глаза Гвари привыкли к темноте, и он стал различать в зеленовато-фосфорическом свете отдельные стволы гигантских деревьев и кажущиеся живыми змееподобные плети лиан. Когда Гвари попадал в ночной лес, ему всегда казалось, что он погружается в подводный мир. И это ощущение порой было настолько реальным, что ему хотелось скорее выплыть, чтобы не задохнуться. Тяжелый и влажный воздух проникал в него через все поры тела, и ему казалось, что его легкие, превратившись в губки, больше уже не могут впитать в себя влагу и их следует хорошенько отжать.
Крокодилы шли по тропе. В тропических лесах всегда ходят след в след, и поэтому тропа никогда не бывает более фута шириной. Со временем ее так вытаптывают, что она становится похожа на желоб, и когда идут дожди, превращается в ручей, а ручей разливается рекой. Сейчас тропа была твердой, как камень, и Гвари никак не мог понять, как и где можно спрятать человека на таком хоженом-перехоженом пути. Он понял это, когда начало светать и картины леса приобрели тускло-серый оттенок.
