— Mon ami! Quelle entrechat vulgaire? [2] — спросил генерал.
Командир вязал сам и поэтому был спокоен. Генерал в командировках приохотился к посещению театров. Да и в Москве часто ходил. Некоторые горячие головы даже думали, что старик умом тронулся. Но он следил за мимикой, жестами артистов. Перенимал опыт. Старый разведчик любому маститому актеру мог преподать мастер-класс. Что может произойти с актером в случае фальшивой игры? Самое позорное — освистают, пусть даже выгонят из театра за профнепригодность. А у разведчика все иначе. Он под срыв может поставить операцию и погубить не только свою жизнь, она не стоит полушки, а агентуру и многоходовую комбинацию. Вот это и страшно. И поэтому контролируешь себя всегда. Везде. Даже когда спишь. Гостиничный номер, квартира могут быть оборудованы средствами фиксации. И вот ты во сне что-то бредишь, говоря на чисто русском языке. А по легенде ты — местный житель, причем коренной. И зовут тебя Джон Смит, а не Иван Кузнецов. Не положено Джону Смиту говорить во сне по-русски. Или, может, по легенде, тебе необходимо пригласить проститутку в номер или у нее заночевать. Выпили, занялись тем, чем положено, а ты болтаешь лишнего во сне.
Зачем у проститутки ночевать? Да затем, что рядом с ее квартирой, под подоконником в подъезде оборудован тайник. И ты должен снять его или заложить в строго определенное время. И крутись, как хочешь, но твое поведение не должно вызвать ни у кого ни тени сомнения!
А бывают ситуации похуже. Это когда тебе устраивают проверку. Нужно приехать, поселиться там-то, заложить-снять-сделать метку и пр. А только твой номер, как кекс изюмом, нашпигован аудио— и оптическими «насекомыми». И через номер сидит группа контроля, хронометрирует тебя, слушает, наблюдает, а потом всю информацию сдаст в Центр. Там уже группа «товарищей» оценивает все твои жесты, поведение, как спал, как вытирал за собой в номере «пальцы». Все в мельчайших деталях. И справку-меморандум на стол командирам. В лучшем случае «спишут в обоз», и станешь бумажным клерком, будешь сидеть с девяти до восемнадцати в Офисе, выполняя работу, которую не будешь понимать. Из мозаики чьих-то операций станешь отрабатывать маленький кусочек, не понимая, как он связан с другими кусочками головоломки. Это самое страшное наказание для «полевого разведчика». (Есть еще аналитические разведчики.)
А могут на пенсию «отправить» или дадут самому уйти. Поэтому, оправляясь на задание, никто не знает, какое это задание: боевое, учебно-боевое или учебно-проверочное.
Бывает, что боевое перетекает в проверочное. Чтобы посмотреть, как ведет себя «специалист» после стресса. Не раскисает ли, не пьет ли горькую, не бежит ли в органы контрразведки страны пребывания, каясь во всех грехах. Сам сколько раз был в «группе контроля», готовый либо эвакуировать коллегу, либо «списать». Работа такая. Иногда сидел сутками в номере, дурея от ничегонеделанья, не понимая, то ли меня проверяют, то ли объект не вышел на связь, и мои услуги не нужны.
Китайцы вообще работают, когда агенты или сотрудники выполняют только маленький кусочек задания, не догадываясь, зачем оно вообще нужно. Пройти по такой-то улице и запомнить, какие цветы стоят в окнах второго этажа третьего квартала такой-то улицы. А там знак выставлен, снят ли тайник или нет. Но даже возьмешь в плен этого китайца, и хоть запытай его до смерти, а ничего путного не узнаешь. Такие вот особенности китайской разведки. Сложно с китайцами работать.
Тем временем допрос продолжался. Пока без пристрастия, без акций устрашения, без болевого синдрома. Благо что попался еще мужик среднего возраста, он четко излагал мысли. Со стариками тяжелее и с больными тоже сложно.
Если старик попадется, то пытать не получится — умрет быстро. Если больное сердце — тоже. Несколько раз попадались онкологические больные… Тоже те еще фрукты, должен вам доложить. Ему терять уже нечего, вот и решается он на последний шаг. Ему деньги нужны на операцию. Ну с такими быстро находим общий язык — деньги — товар. А вот когда он хочет оставить после себя деньги на жизнь своей семье… Сложно. Иногда они знают больше, чем говорят. И, взяв деньги, не говорят дальше. А зачем отрывочная информация? Нужна полная. Болевой порог у него повышен. Зачастую — из-за обезболивающих. Трансдермальную систему (пластырь) с наркотиком себе прицепит (фентанил), и все. Не восприимчив к боли. «Сыворотку» ему вводишь, а у него реакция неправильная. Помереть может. Вот тебе труп, отрывочная информация, его гонорар. И что делать? В Штабе по голове за это не погладят — нужна информация, а не набор из трех предметов. Сложно. Надо в душу лезть, увещевать, обещать, угрожать жизни и здоровью его близких и родных. Что они «уйдут» раньше, чем он, и следа на Земле после него не останется.
Один, правда, забавный попался. Секретоноситель, болен был раком. Его на службе отправили на пенсион доживать остаток жизни. А ему хотелось остаток жизни прожить в роскоши, неге, в окружении куртизанок… Организации это влетело в копеечку, но оно того стоило. Мужчина сдал очень много секретной информации, в том числе и про нас. Даже «двойника» у нас сдал. Когда позже эти сведения просочились в его ведомство, где он служил всю жизнь, то Шефа оттуда быстро уволили, и последовала команда: безнадежно больных не отправлять на пенсию, а содержать на службе до гробовой доски. Было время… И люди интересные были… Сейчас же… Непонятно все…
Тезка Энгельса, лежа полу, постоянно жалуясь, что сейчас у него будет микроинсульт, рассказывал.
Шеф сверху всей подошвой ударил его в пах. Тот завыл, подтягивая колени к животу. Руки связаны сзади.
— Это чтобы у тебя кровь от головы отлила. Еще будешь стонать, последует очередной удар, и ты не сможешь размножаться, мочиться и то будешь с болью. А то и через трубочку в левом боку в мочеприемник. Могу и в третий раз ударить… Коль врач, то должен понимать, что от боли в кровь будет постоянно выделяться адреналин, и тогда ты умрешь от болевого шока. Понятно? Не мычи и не молчи.
— Да. Понятно.
— Ну, если понял, так продолжай. Рассказывай.
Получалась очень неприглядная картина маслом. Японцам удалось вывести вирус. И не просто вирус, а страшный вирус. Как чума, только распространяли его не вши и блохи с больных крыс и прочих грызунов, а воздушно-капельным путем. Поначалу симптомы, как при гриппе или ОРЗ. Кашель, озноб, высокая температура, воспаление лимфатических узлов. Потом появляются признаки бубонной чумы. И все… Летальный исход — 70 %. У мужчин репродуктивного возраста смертность — 92 %. У женщин — меньше. Тестостерон и адреналин, которые всегда помогали бороться с вирусами, повышали иммунитет, здесь же играли обратную роль. Первые симптомы у мужчин были менее выражены, тем временем вирус проникал глубоко в организм, запуская механизм смерти.
Фридрих, по-видимому, очень любил свою работу, потому что с упоением рассказывал о вирусе.
— У тебя предки, случайно, в концентрационных лагерях не служили? Типа опыты на людях ставили?
Дядя на полу испуганно засучил ногами.
— Нет! Наши предки служили в вермахте! И сражались отчаянно. Как в Первую мировую войну, так и во Вторую. И дед был в плену в России. По возвращении он очень тепло отзывался о русских. И о стране. Они же ничего не знали, когда шли на фронт. Когда дед узнал, что Рихард отправляется в Ленинград в Академию, то очень гордился этим. Говорил, что это метаморфозы жизни. Он был в плену, а Рихард сам едет учиться. История повторяется по спирали.
Вернулись к разговору о новой чуме. Feuer. Огонь. Так окрестили в лаборатории новый вирус. Он сжигает почти всех. Шансов выжить мало. В Англии велись работы по подготовке контейнера. Пробный контейнер уже дважды прошелся по маршруту, распыляя безвредное вещество, но оно фиксировалось потом приемниками. Какое-то устойчивое к распаду соединение. Специалисты фиксировали, как оно распространялось в месте распыления, выдавали свои рекомендации. Инженеры вносили коррективы. Вирус очень неустойчив на открытом морозном воздухе. А вот в тепле он живуч. Даже несколько месяцев способен жить, и плевать ему хотелось на влажность. Боится он только кислорода вкупе с низкими температурами.
— Так. Понятно. Где образцы вируса?
— В холодильнике.
— Где?
— В кухне. — Это Инна подала голос.
— Где в холодильнике?
— В морозилке. Контейнер внутри курицы. Там шесть образцов, — сказал дядя.
— Где гарантия, что там не замороженные образцы твоих соплей?
— Мне нужны деньги.
— Ты еще не понял, дядя, что сейчас идет речь о том, что будешь жить или нет?
— А как же деньги?
— Деньги получишь в Москве. Понятно?
— Но… Я не могу никуда ехать.
— А тебя никто не спрашивает. Спеленаем и вытащим. Ясно?
— Я не поеду! — У Фридриха начинается истерика.
