— Я и разобрался… — испуганно возразил сержант. — Он ждет трибунала…
— Заметно, — губы Ортеги брезгливо скривились.
— Я запретил ему покидать пределы базы… — сержант сделался как бы меньше ростом, в нем проглянуло нечто жалкое. — Но он… сейчас я…
Он запыхтел, оперся кулаками о скатерть и начал подниматься. Его переполняла злость на этого злосчастного новичка, который одним своим существованием на этом свете грозил сорвать все его планы на будущее и напакостить всем и вся. Больше всего сержанту хотелось собственноручно набить Джо морду. Лишь память о подвигах Джо на дороге удерживала его от активных действий.
— Сядь, — с отвращением приказал ему Ортега, поднимая бокал. — Пусть уйдет…
— Ну что же это? — удрученно пробурчал себе под нос сержант. — Он у меня еще увидит небо в клеточку…
— Джо, в чем дело? — Патриция тронула Джо за локоть.
— Да? — Джо повернулся к ней.
Не нравились ему эти двое. Сильно не нравились, словно сигнал тревоги сам по себе начинал гудеть у него где-то глубоко внутри.
— Ты совсем меня не слушаешь…
— Давай уйдем отсюда, Пат, — предложил он.
— Тебе здесь не нравится? Странно… — она хмыкнула и перехватила его взгляд, устремленный в сторону соседнего столика. Тотчас лицо девушки снова просветлело. — А, сержант! — «Джо, неужели ты трус?» — насмешливо блеснули ее глаза. — Не волнуйся. Он меня слушается как кошка…
Джо скептически скривился. Кошка тем и отличается от остальных домашних животных, что никогда не разберешь, что у нее на уме и когда она вздумает вдруг показать остроту своих коготков.
— А кто с ним? — Джо удалось сделать так, чтобы вопрос прозвучал максимально естественно и беспристрастно.
— А это, — Патриция стрельнула глазками в сторону человека в сером костюме, — один наш знакомый. Сеньор Ортега, у него на другой стороне острова огромные плантации…
— Угу… — неопределенно промычал Джо, стараясь разобрать по губам, о чем переговаривались за соседним столиком.
Ему это так и не удалось.
* * *
«Сержант глуп… С кем только мне приходится иметь дело! — размышлял между тем Ортега, отпивая из бокала. — Но выбирать не приходится… Второй вояка еще менее надежен — уж слишком много у него предрассудков, того и гляди сорвется… И все равно сержант плоховат. Паникует. Главное — из-за чего? Да не из-за чего, в сущности…»
— Что ж, — задумчиво протянул он вслух. — Тебе не нравится, что он нас видел, так? Мне этот человек тоже не нравится. Так вот. Я хочу, чтобы он умер.
Эти слова были произнесены таким обыденным и равнодушным тоном, что у сержанта в животе что-то шевельнулось. Злость на Джо поубавилась, уступая место страху — и перед Ортегой, и перед своим будущим, и перед Джо, спокойно беседующим с Патрицией, и перед всей жизнью, изначально не способной к милосердию.
— Умер? — переспросил он. — Но ведь расследование еще идет. Знаете, какой скандал может подняться?
Он возражал без всякого энтузиазма: спорить с Ортегой, насколько он знал, было бесполезно.
— Ты уверен? — с презрением посмотрел на него Ортега.
«Он не только глуп, он просто ничтожен… Подонок — и все. Мразь. Слякоть. Уж лучше иметь хорошего врага, чем такого, с позволения сказать, друга».
Последняя мысль Ортеги была игрой: иметь врагов он вовсе не собирался, и любой, готовый претендовать на такую роль, должен был, по его мнению, заранее писать завещание.
— Да, — сержант потупился.
Ему очень хотелось оказаться как можно дальше отсюда. Если бы можно было начать свою жизнь сначала…
— И тем не менее ты это сделаешь, — жестко проговорил Ортега. — И я даже знаю как.
По телу сержанта прошла дрожь. Он сжался еще сильнее.
Ортега смотрел на него свысока.
* * *
Они и не заметили, как стемнело. Укатилось в море красное громадное солнце, небо почернело и покрылось точками звезд, которые делались все крупнее и отчетливее.
Улицы пустели. Гасли огни и витрины.
Под стрекотанье цикад мотоцикл подкатил к порогу дома полковника и смолк. Стрекотанье осталось.
«В этом нет ничего особенного, — напомнил себе Джо, помогая Патриции сойти. — Просто я встретился с девушкой. Вот и все».
Случайно или намеренно, но Патриция задержала прикосновение. Она изо всех сил боролась с собой, чтобы не прижаться к Джо всем телом.
И снова Джо столкнулся с уже знакомой проблемой, когда хочется что-то сказать, но слов нет.
— Тебе понравилось кататься на мотоцикле? — спросил он, нежно заглядывая девушке в глаза.
— Да, — живо отозвалась она. — Мне сегодня было очень весело.
«Весело… — не без оттенка сожаления повторил Джо мысленно. — И только. В самом деле — ничего не произошло. Ничего».
«Милый… Ну как же мне преодолеть твою скромность, не опозорившись самой?» — с щемящей тоской подумала Патриция.
Она улыбалась, но глаза ее блестели так сильно, что легко можно было догадаться, что в них набухают слезы.
Возле веранды стрекотали цикады…
— Мне тоже, — одними губами проговорил Джо.
Прекрасный выдался вечер — мягкий, тихий… И звезды… Природа словно нарочно создала обстановку, как нельзя лучше подходящую для признания в любви.
Двое молча стояли на пороге, не зная нужных слов.
В соседних домах гасли окна.
— Хочешь зайти? — не выдержала Патриция, и ее сердечко забилось, как огонек свечки на ветру.
Вот и призналась, вот и предложила сама…
«Зайти… А чего в этом такого? — слегка прищурился Джо. — И все равно — лучше не надо. Это уже к чему-то обязывает. Это уже все осложняет…»
— Я думаю, не стоит…
«Любимый, дорогой, ну зачем же ты так…»
— А я думаю, стоит! — Патриция улыбнулась шире, и слезинка наконец скользнула по ее щеке, незаметно падая на платье.
«Не молчи, не стой, я же люблю тебя!» — кричали во весь голос ее расширившиеся глаза.
«В этом нет ничего особенного… — Джо заморгал, чтобы в глазах перестало щипать. — Ниче…»
Кто тронулся с места первым, они не запомнили. Руки Джо сомкнулись на спине девушки, руки Патриции — на шее Джо. Два дыхания встретились в воздухе и смешались в одно, когда губы сами потянулись друг к другу и слились.
Вечер создан для созерцания, ночь — для любви…
Цикады наконец умолкли.
Синие лунные тени под ногами сделались темными и длинными.
Погасли последние окна, и лишь выпуклые от яркости горошины звезд висели на небе и смотрели, как двое стоят на пороге и не могут никак разойтись…
* * *
Для чего нужны вечер и ночь — понятно, необходим и день — когда еще человеку остается заниматься делами? Но вот зачем было выдумано утро? Утро, когда после ночи и вечера глаза закрываются сами, голова наливается тяжестью и прилипает к подушке — огромная и неподъемная, когда веки склеиваются, а руки и ноги отказываются подчиняться, а откуда-то из внепостельного уюта уже кричит, требует чей-то голос:
— Встать! Всем встать…
Да как же встать-то? Уж слишком дорог сон.
— Смирно!
Сержант Ринальди орал во весь голос, но Джо только глубже зарылся в матрац.
Пусть кричит, пусть разоряется… здоровье — то есть сон — дороже.
— Вставай! — ткнул его в бок сосед, и подчинится приказу все-таки пришлось.
Здоровье здоровьем, а есть еще и долг. Вернее — служба…
Когда Джо открыл непослушные глаза и сел, все давно уже стояли навытяжку, а от дверей доносился возмущенный рык.
— У нас здесь, оказывается, есть солдаты, которые думают, что они могут смеяться надо мной, — гневно вращал глазами Ринальди, и его вислые щеки надувались при каждом слове пузырями. — Они не знают, наверное, что я стал сержантом еще до их рождения. Здесь некоторые учились в специальных школах и воображают, что нравы, принятые среди малолетних преступников, можно распространить на армию!..
Легкое фырканье сбило сержанта с мысли, и он так и замер с раскрытым ртом.
Неуместный звук донесся с той стороны, где стоял Чарли, на которого и устремился сержантский строгий взор.
Чарли давился со смеху.
Он делал что мог, чтобы совладать со своим лицом, но напрасно: щеки так и танцевали, глаза превратились в щелочки, а улыбка прорывалась наружу.
Сержант побагровел.
Чарли прикусил губу. Теперь смеяться хотелось уже не так, но остановиться он не мог.
— Тебе смешно, Чарли? — даже самый наивный человек не смог бы принять оскал сержанта за улыбку. — Некоторым нравится забывать про свои обязанности, да?
Веселье мгновенно слетело с лица шофера: он понял, что сержант как-то вычислил его роль во вчерашней проделке с побегом Джо. Пусть доказать его вину было сложно и даже невозможно — сержанту и не требовались доказательства. В армии сделать веселую жизнь человеку можно и просто за красивые глаза…
