Бинго! Молодец, давно бы так. Вроде бы он ничего такого не делал и молчал как истукан, но его присутствие меня заметно тяготило. Без него стало совсем вольготно и как-то даже празднично.
Я щедро сочился любовью, желанием всех подряд облагодетельствовать и как минимум троим пообещал какие-то масштабные протекции в Москве через свои связи (и всем, разумеется, наврал — нету у меня никаких связей, могу только бесплатно на экскурсию по нашему бункеру сводить).
Когда в глазах уже не двоилось, а даже троилось, выяснилось, что у кого-то есть пиротехника, и мы пошли запускать фейерверки с крохотного балкончика в детской. Туда влезает максимум двое, но мы умудрились набиться впятером и даже прыгали от восторга. Фейерверки оказались качественными, ни один не сработал вхолостую, и даже самому пьяному гостю не было нужды объяснять, на каком предприятии города их производят.
Виталик и Нинель держали меня из комнаты за пояс. Боялись, наверное, что я вывалюсь. Меня это смешило и забавляло. Было очень весело и радостно, разноцветные огоньки взрывали насыщенную хлопьями снега ночную мглу, и почему-то казалось, что теперь всю оставшуюся жизнь будет сплошной праздник, без перерывов на будни и проблемы.
А-а-а-а, бл…!!! Я люблю этот город! Я люблю старый Новый год! Я люблю всю местную интеллигенцию! Икх! Ой…
* * *
В третьем часу ночи внезапно кончилась выпивка.
Причём кончилась не только у элиты, но и у плебса.
Нинель сходила на кухню и привела маму-Валентину, которая сообщила следующее: увы, резерв уничтожен, последние настольные запасы торговой мафии подходят к концу, и она (мафия) уже деловито пребывает в первой стадии решения проблемы.
На праздник, да в большой компании — это вполне ординарное событие, и проблема обычно решается на три счёта: скинулись, прогулялись, вернулись с пойлом. Или, если все в такой кондиции, когда деньги уже никто не считает, а гулять своими ногами уже проблематично, то на четыре счёта: набрали номер, заказали, привезли, расплатились. Это я озвучил привычно московские варианты.
Здесь же, как выяснилось, была некая местная специфика: ночью в Городе алкоголь официально не продавали. А тех, кто пытался продавать неофициально, ловили и жестоко карали.
Разумеется, как и в любом уважающем себя населенном пункте России, в Городе существовала целая система лазеек и хитростей, позволяющих обойти эти суровые правила.
Перебрав ряд вариантов, самые дешевые, но дальние (путешествие к «Чёрному Сентябрю», на одном из КПП которого сейчас дежурил друг рокера, и поездка в гипермаркет у моста, где трудилась мама Нинели), забраковали и остановились на дорогом и близком, расположенным почти что в шаговой доступности. В паре кварталов отсюда затаился гастроном «Сюрприз», в котором работает сердечный друг мамы-Валентины, Миху… эмм… простите, Михаил, конечно же, это у меня просто под влиянием Виталика слегка язык заплетается. Гастроном работает с десяти до двадцати двух, сейчас он закрыт, но Михаил может зайти туда и взять всё что нужно, не отключая сигнализацию и не беспокоя отдел охраны, а со сторожем проблем не будет, свой человек.
Единственный нюанс: в благодарность за такую полезную и своевременную услугу интеллигенция оплачивает половину пойла для плебса.
— Вот список. — Томно икнув, Валентина твердой рукой начертала в блокноте какие-то цифры и предъявила Виталику.
— Это грабёж! — Виталик от негодования чуть из сеточки не выпрыгнул. — Это возмутительно! Люди, посмотрите, что нам предлагают!
Разумеется, немедленно возникли дебаты. Интеллигенция категорически не желала платить за плебс, резонно мотивируя, что он (плебс) пьёт в три раза больше, чем приличные люди, и для всей честной компании выйдет сплошное разорение.
Тут я, будучи внезапно обуян благородным порывом, решительно заявил, что готов проспонсировать проект и заплачу за всё пойло сам. Типа, жест доброй воли, от московских художников — местной интеллектуальной элите… эмм… ну и всем, кто случайно оказался с этой элитой в одной квартире.
Валентина, растрогавшись неожиданным актом широко-душевного меценатства, сказала, что по такому случаю контрибуции отменяются и каждая компания будет платить за себя.
Интеллигенция разразилась восторженными воплями и все бросились меня обнимать. Кто-то крикнул, что меня следует выбрать человеком года и его единодушно поддержали.
Ну и замечательно. Нет, это не про «человека года» (понятие не имею, что здесь даёт это высокое звание, но в Москве мне это точно не пригодится). Это я про деньги. Не помню уже, но по-моему, у меня не было с собой суммы, достаточной для закупки алкоголя на такую толпу.
Быстро собрали деньги, составили свой список, стали решать, кому идти. От плебса был Михаил, в одно лицо, а от нас — Нинель, но, разумеется, к ней в придачу нужен был относительно трезвый мужчина для транспортировки огненной воды (там только одного шампанского заказали пять бутылок плюс вино и фирменную водку «Чёрный Сентябрь» местного производства — сказали, очень качественная).
Самым трезвым был рокер-металлист, но он наотрез отказался идти с Михаилом. Вообще, неожиданно выяснилось, что из нашей компании никто не хочет идти с Михаилом, мотивируя тем, что он уважает только Валентину и Нинель, а всем прочим от него можно ожидать всё что угодно, ввиду изрядного градуса и на редкость дурного нрава.
Что ж, вы наверняка уже догадались, что я предложил Нинели сопровождать её в походе за пойлом и таскать любые грузы, как и подобает настоящему мужчине. Не оставлять же её одну в такой непростой ситуации.
Нинель обрадовалась, чмокнула меня в щёку, и вскоре мы убыли в компании с Михаилом курсом зюйд-зюйд-гастроном.
* * *
Михаил оказался тем самым верзилой с лицом убийцы и огромными кулачищами, который сопровождал Валентину, когда она вышла со мной знакомиться.
Не знаю, почему культурная элита так его боялась — в процессе нашего совместного путешествия он вёл себя вполне прилично… разве что временами выпадал из обстановки:
— Так… Нинок, это ты?
— Я, я, иди ровно!
— Понял… А это кто?
— Это Сашка.
— Кто такой Сашка?
— Жених Кати, наш парень!
— А-а, понял…
Да, ещё он довольно своеобразно реагировал на посторонних. Завидев у подъезда одного из домов небольшую компанию курящих мужчин, Михаил радостно воскликнул:
— Оп-па! — и решительно направился к ним, разминая кулачищи.
Нинель, однако, вовремя схватила его под руку и потащила на противоположную сторону улицы. Михаил её беспрекословно слушался и не сопротивлялся, что не могло не радовать.
Народу на улицах было немного. Кое-где небольшие группки покачивались у подъездов, мерцая сигаретными огоньками и старательно держась за предметы обстановки и друг за друга. Далеко впереди шла большая компания с гармошкой, и почему-то с детьми (а время было, напомню, отнюдь не детское), но без песен. Гармонист, очевидно, был самый трезвый: задорно пиликающий аккомпанемент звучал сам по себе, без хора.
Судя по подавляющему большинству чёрных окон, основная часть граждан уже спала, и только у отдельно взятых неугомонных компаний вроде нашей праздник продолжался. В центре, на площади, похоже, нацелились гулять до утра: там звучала музыка и периодически пускали пышные фейерверки.
Погода по-прежнему была праздничной. В свете фонарей лениво порхали крупные пушистые снежинки, создавая сказочный антураж и навевая романтическое настроение, и только беспокойно дремлющий в глубине моей пьяной души городской житель мимоходом заметил «снегопад… дорогу основательно занесло, завтра у коммунальщиков будет много работы».
С другой стороны, какое нам дело до проблем коммунальщиков, верно?
Пока топали до гастронома, Нинель, умело и грамотно управлявшаяся с Михаилом, мимоходом успела со мной пооткровенничать. Очевидно, она уже считала меня своим в доску, так что слегка приоткрыла своё бескорыстно-трепетное участие в Катиной судьбе.
Интрига была выдержана вполне в провинциальном стиле, и, в общем-то, не было там никакого коварства, а всего лишь здоровый житейский расчёт.
Своих детей у Виталика нет, Катю он любит как дочь и собирается оставить ей всё, что нажил. Нинель очень надеется, что «большой московский художник» увезет Катю в столицу и она там осядет навечно. В этом случае Кате вряд ли будет нужно наследство — вот это самое «уютное местечко» (четырёхкомнатная квартира на двух хозяев — Валентину и Виталика). Катя — девушка добрая и душевная, если у неё будет в Москве дом полная чаша, то она, разумеется, не станет претендовать на свою долю в «какой-то третьесортной халупе на задворках империи» и, когда дело дойдёт до дележа наследства, широким жестом подпишет отказ в пользу Нинели.
