– Хорошо, – согласился Карим, вставая с постели, – только сперва умоюсь.
Широко зевая, он прошел на дощатую веранду к рукомойнику. Неожиданно Карим ощутил во рту солоноватый привкус крови – во сне прикусил-таки губу. Но этот вкус освежил в памяти совсем другие, каннибальские воспоминания.
«Говорят, собака, попробовавшая человеческой крови, становится людоедом, – подумал молодой чеченец и зло сплюнул под ноги, выругавшись про себя. – Но я не собака, я волк, и мой удел – грызть врагов моего народа…»
– По танку вдарила болванка… И дорогая не узнает, какой у парня был конец… – по пятому разу одну и ту же строчку из военной песни заводил Виктор Ангелов, сидя на месте оператора-наводчика. Вынужденное безделье его просто убивало, поэтому парашютист-экстремал и начал напевать слова песни из некогда известного фильма «На войне как на войне».
Первым взорвался от подобного концерта Григорий Пройдесвит.
– Чего ты воешь, как собака на больные зубы? – возмутился Котовский.
– А что за жизнь такая, – вяло огрызнулся Ангелов. – Ехал вроде как на войну, а оказался в склепе или келье мужского монастыря. Ни пострелять, ни выпить, ни даже закурить. Убивающая молодой цветущий организм тоска. В прошлый раз и то было веселей – на мотодельтопланах полетали, пещеры потрусили, да и напоследок «чехам» перца под хвост насыпали. А тут в кресле поспишь да после на диван в десантный отсек перейдешь.
– Тебя, Ангел, сюда на аркане никто не тащил, – встрял в разговор Захар Платов. В отличие от приятеля, он никогда не сидел без дела. За время нахождения в засаде, как наводчик, неоднократно проверил механизмы танкового орудия, а заодно и спаренного пулемета, систему наведения и укладку боеприпасов. – Раз подписался на этот крестовый поход, то терпи.
– Пацан ты, Витька, еще зеленый, – добавил Пройдесвит. – Умение ждать – первое условие для разведчика. И чему только тебя учили в ВДВ?
– У нас, у десантников, свой принцип: «С неба на землю и в бой». А дальше: «Мы победили, и враг бежит, бежит», – уже бодрее огрызнулся Ангелов.
– Баламут, – беззлобно отмахнулся от него Котовский, видя всю бесполезность спора с молодым поколением. – Скорый, как понос. – И опять занялся проверкой системы управления боем.
Уже неделю «тарантул» стоял в засаде. Диверсанты Таранина вместе с ветеранами морской пехоты замаскировали штурмовую машину настолько, что ее невозможно было заметить, даже пройдя в метре. В то же время сам «тарантул» держал под прицелом всех своих систем грунтовую дорогу, сползающую с гор на равнину.
Это была наиболее оптимальная позиция, которую подготовили для диверсионного наземного штурмовика, обеспечивающего выход легионеров из зоны, подконтрольной сепаратистским бандформированиям. Поэтому загруженные продуктами ветераны ждали своего часа.
Впрочем, конструктор «тарантула», зная о том, что им предстоит, попытался максимально благоустроить боевую машину. Летний зной их нисколько не донимал, в боевом отделении мерно гудел кондиционер, поддерживая благоприятную температуру. Подойти к ним незаметно также было невозможно, по периметру находились установленные сейсмодатчики английской охранной системы «Классик», реагирующие на движение человека. При всем разнообразии современных благ ветеранам не нужно было разряжать танковые аккумуляторы, гонять генератор, демаскируя себя шумом. Электричество в полной мере давали установленные на башне две солнечные батареи. Благо этой энергии в зоне действия экипажа было с избытком.
Но, несмотря на всю комфортабельность своего пребывания в засаде, ветераны, как настоящие воины, отчаянно маялись от безделья.
– Тоска зеленая, – закончив перебирать снаряды в автомате заряжания, неожиданно нарушил тишину Захар.
– А вот интересно, как космонавтам на орбите? – На этот раз Бекбаев решил принять участие в диспуте на тему тоски. – Они же по полгода вдвоем, втроем сидят в консервной банке типа космическая станция, а вокруг великое ничто. Чернота и пустота космоса – ни кустика, ни деревца и постоянная невесомость.
– Они же там не бездельничают, – вступился за космонавтов Пройдесвит. – Опыты какие-то проводят и спортом на тренажерах занимаются.
– По танку вдарила болванка… – снова, как степной акын, затянул свою бесконечную песнь Виктор Ангелов…
Оставляя за кормой пенистый след, сухогруз «Меркурий» рассекал воды Черного моря в направлении грузинского порта Поти…
Позади уже остались проливы Дарданеллы и Босфор, последняя стоянка в Стамбуле. Теперь команда готовилась к возвращению домой. Старший матрос Сандро Давиташвили, исполняющий на судне обязанности боцмана, забил на все «с прибором» и паковал чемоданы с подарками для многочисленной родни. На это время палубная команда была предоставлена самой себе. Многие матросы последовали примеру своего старшего, упаковывая в сумки барахло, приобретенное в экзотических странах.
Четверым наемникам нечего было собирать, поэтому свободное время они проводили на верхней палубе.
Ирландец Патрик О’Найл, как обычно, жевал табак, время от времени смачно сплевывая за борт. Олег Качмала, раздетый по пояс, усиленно занимался спортом, то отжимаясь на кулаках, то сидя на шпагате, выполнял руками имитацию ударов и блоков.
Панчук и Виталик расположились на противоположной от ирландца стороне и негромко вели беседу.
– Их четыре дюжины, – глядя куда-то в сторону, бесстрастно говорил Милевский. – Турки, арабы, парочка негров. Все волчары еще те, последствия ранений зализывали в Турции, теперь возвращаются в Чечню.
– Мало получили на орехи, – зло сплюнул Владимир.
– Выходит, что мало.
Прибыв в Стамбул, «Меркурий» в порт не зашел, а встал на рейде. После ужина команде был отдан строгий приказ – всем спать, кроме вахтенных.
Шатуна насторожил тот факт, что в этот вечер вахту несли только офицеры. Спать он не стал, а затаился на верхней палубе в спасательной шлюпке.
Ночь прошла спокойно, только перед самым рассветом до его слуха донесся мерный рокот подвесных моторов.
Владимир незаметно выглянул из-под брезента и посмотрел за борт. От берега к «Меркурию» приближалось около десятка резиновых катеров.
«Зодиак» – Панчук сразу распознал плавсредство западных частей специального назначения. Во время службы в легионе он сам неоднократно высаживался с таких катеров.
Помощник капитана и вахтенный штурман поспешно опустили трап, к которому один за одним причаливали «зодиаки». Из них бесшумно выбрались молчаливые типы, многие сгибались под тяжестью объемных баулов. Каждый их шаг сопровождался приглушенным металлическим лязгом.
Тайные пассажиры поспешно направились в сторону кормового трюма.
«Так вот для чего мы там лежаки мастерили», – Владимир понял, где решили разместить пассажиров.
Возле опустевших и мирно покачивающихся на воде «зодиаков» остался один человек. Убедившись, что поблизости никого нет, он вытащил из-под штурмовки массивный пистолет с навинченным цилиндром глушителя и стал методично расстреливать катера. «Зодиаки», со свистом выпуская из баллонов воздух, безмолвно уходили на дно под тяжестью подвесных моторов.
«Круто в вашем департаменте», – подумал пораженный увиденным Шатун, прекрасно зная, что один «зодиак» со всеми наворотами стоит не меньше, чем приличная легковушка. И если их топят, то тут замешаны куда большие деньги, чем полста тысяч долларов.
Утром «Меркурий» снялся с якоря и взял курс на Грузию…
Панчук с самого утра отправил к кормовому трюму Милевского. Виталий почти пять лет провел в песках Джибути, знал несколько арабских языков и наречий, поэтому именно ему Шатун поручил выяснить национальную принадлежность «пассажиров». Теперь все прояснилось: в Чечню возвращались залечившие раны наемники.
«Н-да, значит, граждане сепаратисты подстраховались. Опасаются, что сухогруз могут захватить российские военные суда, когда «Меркурий» будет проходить мимо нашего побережья». Наконец Владимир разгадал маневр противника, почему на судно загрузили наемников, да еще и с оружием. Ведь наверняка до этого у них были свои каналы доставки боевиков на Кавказ. Расклад получался все серьезней и серьезней. Панчук как бы невзначай коснулся пальцами правой руки титанового корпуса наручных часов, которые ему передал Крутов. Теперь эти часы казались Владимиру оружием последнего шанса, возможностью вызвать огонь на себя.
«Так, а это что за пораженческие настроения?» – обругал он себя в мыслях, неожиданно поняв справедливость высказывания, что бесстрашны лишь те, кому нечего терять. Женитьба Владимира и будущее отцовство наложили на него определенный отпечаток. Он все чаще стал задумываться о том, что другие называют смыслом жизни. Эти размышления окончательно выводили его из себя. «Значит, свору волков посадили на это корыто, но волки не противники медведю», – с какой-то азартной злостью и внезапно нахлынувшей яростью решил Шатун.
