Лицо Святого помрачнело.
– Не испытывай моего терпения, Шаман. Даже у бывшего монаха оно не беспредельно.
Шаман довольно крякнул:
– Ну наконец-то, я все-таки тебя растряс. Узнаю прежнего Святого! Кажется, мы с тобой назвались братьями. Ты это в голову не бери, можешь забыть, если тебе это в тягость… В этом мире многое изменилось, пока ты отсутствовал. Не буду скрывать, я тоже стал немного другим.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил Святой, стараясь выглядеть спокойным.
– А вот это уже разговор по существу, – одобрительно продолжил Шаман. Он неторопливо извлек из кармана пачку сигарет и, выбив щелчком две штуки, предложил одну из них Святому. Натолкнувшись на чуть насмешливый взгляд Герасима, с досадой сунул сигарету обратно. – Извини, забыл. – И, уже шутливо поглядывая на прежнего монаха, протянул: – Насколько мне известно, прелюбодеяние – не самый страшный грех, вот коптить адским зельем, это да! Ну да ладно, оставим это. – Он поспешно прикурил, заметив, как жестко сжались губы Святого. – Есть у меня одна идея, только не знаю, как ты к ней отнесешься. Рискованно это очень, но и по-другому нельзя.
– Говори.
– Если я без труда узнал, что ты находишься здесь, следовательно, о твоем прибытии скоро узнают и другие. Но что отрадно, ты пока еще жив, а значит, у нас есть немного времени. Наверняка тебя будут поджидать в твоих излюбленных местах: в барах, в казино, в ресторанах. А как только ты там появишься, тебя захотят убрать…
– Или взять живым, – хмыкнул Герасим.
Шаман кивнул, затянувшись горьким дымом.
– Допускаю и такое. Следовательно, ты владеешь информацией, которую они хотели бы получить, а как только получат, я не думаю, что они станут хранить тебя, как музейный экспонат. Скорее всего перережут горло да выбросят где-нибудь в проходном дворе. Поверь мне, эти ребята без сантиментов.
– Так в чем заключается твой план?
– Продолжаю, – сдержанно проговорил Шаман, сузив и без того узкие глаза. Лицо его при этом приобрело зловещее выражение.
Когда-то Гриша признался, что все его предки по материнской линии были шаманами. Особенно сильный дар был у деда Гриши, белого шамана Грозовой тучи. Вор не без содрогания рассказывал о том, что когда его пращур впадал в транс, то безошибочно угадывал не только судьбу человека, но даже день его кончины. Подобные игры не следовало считать озарением; дед Шамана поведал о том, что во время транса нечистые силы переводят его по ту сторону бытия, там он получает ответы на все интересующие его вопросы. Возможно, однажды он увидел больше, чем следовало знать простому смертному, потому что умер во время сеанса с перекошенным от страха лицом.
Не исключено, что Гриша продолжил бы дело деда и, возможно, превзошел бы его по части медитаций, если бы однажды не пристрелил в лесу старателя, позарившегося на его ружье. Причем, когда его пришли арестовывать, он немало был удивлен, что причина тому убитый старатель. Вор не должен был жить, и его смерть Гриша считал вполне закономерной, ведь именно таким образом поступали все его предки, уже не одно столетие сосуществующие рядом с каторгами и лагерями.
А еще через несколько лет он перековался, стал законным и вспоминал себя прежнего с усмешкой, а на бесхозную вещь смотрел с профессиональным интересом.
Дар почивших предков не умер в Шамане, и под его взглядом собеседник невольно начинал ежиться, словно в черных зрачках видел целую дюжину чертей.
– Нам бы хотелось, чтобы ты не прятался. Посетил бы свои излюбленные места. Вел бы себя непринужденно, как будто бы ничего не подозреваешь. Мы тебе дадим денег: играй в казино, развлекайся с девочками. А как только мы определим, кто за тобой увязался, так тут же возьмем этих людей в оборот. Уж очень интересно знать, чего же они хотят.
– Занятный план. А ты не думаешь о том, что я все-таки еще и монах?
– Об этом забудь. Так решили бродяги, прежде чем служить богу, ты сначала дал клятву нам.
Выхода не было, уж Шамана-то Святой знал. Достаточно произнести слово «нет», как он мгновенно разрядит ствол в названого брата со словами: «Так надо».
– Но мне кажется, что ты не подумал о том, что они могут просто опередить вас.
– Это как? – сделал невинные глаза Шаман.
Временами он казался очень наивным, ну прямо бесхитростное дитя степей. Но на самом деле за этими простецкими репликами скрывалась невероятная хитрость.
Герасим не удержался и произнес с заметным раздражением:
– Оставь свои фокусы, Шаман, для других, на меня они не действуют. – И уже спокойнее продолжил: – А ты не подумал о том, что они меня пристрелят сразу, как только обнаружат?
– Они тебя не убьют… Это точно… Во всяком случае, сразу. Допускаю, что могут выкручивать тебе пальцы, забивать иголки под ногти, но это уже детали. Их интересует информация… И не надо мне говорить, что ты ею не владеешь, – замахал Шаман руками, глаза его при этом расширились, и он очень напоминал огромную полярную сову – чуткую, нервную, способную вцепиться мощными лапами в лицо обидчика.
Шаман загасил окурок о край блюдечка, помолчал немного, потом продолжал:
– Твои секреты меня не волнуют, ты обязан их беречь… Так же как я свои. Нас больше интересует, что это за люди, которые лезут в карман общака. Нам известны шесть счетов, с которых исчезли очень крупные деньги. Три в Лондоне, два в Нью-Йорке и один в Париже.
– Какая сумма?
Шаман медлил с ответом, существуют вещи, о которых не следует знать даже самым приближенным.
– В общем, скажу так, не называя суммы. На эти деньги все тюрьмы и зоны России могли бы существовать в течение десяти лет очень безбедно… даже если бы каждый день зэки ели икру ложками. – И через паузу добавил: – И у стен есть уши.
Святой понимающе качнул головой:
– Вижу, цифра действительно очень большая. Но какое отношение к этому имею я?
Уголок рта Шамана неприятно дернулся. Вор достал очередную сигарету. Размял ее тщательно, так что золотые соринки густо просеялись на полированный стол. Зрачки его расширились, будто он отведал отвара из мухоморов.
– Сейчас объясню, – терпеливо ответил он. – Часть денег с зарубежных счетов была перечислена в три московских банка, и через несколько дней деньги были сняты… одним мужчиной.
– Почему же этот перевод никого не насторожил?
– Здесь тоже есть свое объяснение. – Не замечая раздражения Святого, Шаман сдержанно продолжал: – Никто и в мыслях не смог бы предположить, что деньги испарятся таинственным образом. Они были предназначены на текущие дела: пенсии, организация сходняков и все такое. А когда надумали сделать перерасчет, то пропажа обнаружилась, но было уже поздно.
– Почему же тревогу не забили в банке, сразу, едва этот неизвестный пришел за деньгами?
Шаман выдохнул струю дыма в сторону.
– А вот здесь самые большие странности и начинаются, – на его губах появилась злая ухмылка. – Как ты знаешь, деньги могут получать только хранители. Об этом знают и директора банков. Так вот деньги получил Федор Трошин! Я не верю ни в какую мистику… – продолжал Шаман и, помолчав, добавил: – Хотя, конечно, казалось бы, должен все-таки верить. Так вот, за день до того, как деньги исчезли, Федя Трошин был застрелен в Питере. Хорошо, что все обошлось тихо. Мы решили подготовить его к погребению по-человечески, у него было обезображено лицо. Лишняя шумиха вокруг его гибели нам была ни к чему. Разумеется, о смерти Трояна никто из банкиров ничего не знал. А когда мы хотели взять деньги на его погребение и панихиду, то они страшно удивились, потому что в тот самый день, когда, казалось бы, он должен был лежать с раздробленным черепом, Троян получал в банке деньги. Причем обставлялось все это так же солидно, как и раньше. Деньги загрузили в бронированный грузовичок и в сопровождении охраны отбыли в неизвестном направлении.
– И все-таки я не очень понимаю, как ему удалось получить деньги, потому что только одной физиономии недостаточно. Мало ли похожих людей. Может быть, кто-то надел маску, загримировался под покойного Федю. Всякое бывает!
Святой входил в круг посвященных, поэтому вопрос был задан по существу. Каждый из хранителей обладал именным перстнем, удостоверяющим его статус хранителя воровской кассы, перстень этот он обязан был беречь пуще собственной жизни. Святой помнил случай, когда у одного из хранителей перстень выкрала уличная проститутка. Воры дали ему двадцать четыре часа на возвращение перстня, а когда он не смог этого сделать, то его просто пристрелили на одной из глухих улочек Москвы. Со стороны все это выглядело как обыкновенное ограбление, и только посвященные могли догадываться, что это плата за халатность. Не менее драматично сложилась судьба уличной проститутки. Не подозревая о печальной участи своего клиента и о значении перстня, она заложила перстень в ломбард, запросив за него смехотворную сумму. Едва ли не всю жизнь простоявшая на площади трех вокзалов, она даже не могла предположить, что огромные прозрачные камушки, которые она воспринимала как дешевое стекло, и есть настоящие бриллианты. А перстень, попади он в Алмазный фонд, не затерялся бы среди множества сверкающих драгоценностей. Заведующий ломбардом испытал настоящий ужас, когда в его кабинет заявились двое законных и потребовали указать счастливую обладательницу перстня. В тот же вечер ее труп отыскали в мусорном баке с наглухо завязанным на голове полиэтиленовым мешком.
