Естественно, подобного поворота событий никто и в Москве не ожидал. Ограбление банка, заурядное и обычное событие для другой страны, но никак не для Швейцарии. Этим ЧП непременно заинтересуются во всем мире. А пристальное внимание к случившемуся более чем нежелательно. Угораздило же Прохорова!..
Подобными операциями он занимался не впервые, – и никогда не случалось никаких осечек. Страшно подумать – сейчас все швейцарские журналисты, телевизионщики, да и вообще СМИ всей Европы начнут обсасывать подробности, начнут разбираться, кто такой Артем Прохоров, зачем он прибыл в Швейцарию, чем занимался в банке. И не дай Бог, станет очевидной цель его визита! Тогда уж наверняка не избежать грандиозного скандала. И несдобровать в первую очередь всем тем, кто был задействован в снятии денег с секретных счетов и доставке их в Россию.
Николай Николаевич нажал кнопку селектора.
Дверь огромного богатого кабинета отворилась, и появился помощник.
– Где сейчас председатель? Ты в курсе?
Помощник открыл папку, с которой вошел. На папке был тисненный золотом двуглавый орел, который все еще резал глаз высокому чиновнику, более привычному к земному шару в обрамлении венка из колосьев.
– Сейчас он у себя, а через двадцать семь минут у него встреча с финнами.
«Встреча с финнами… Он, наверное, еще ничего не знает», – подумал Рыжаев и повертел головой, словно пытаясь вытряхнуть какую-то навязчивую мысль.
– А, черт с ним! – пробормотал он, махнув рукой, дескать, можешь быть свободен.
– Если понадоблюсь, я здесь.
– Знаю, знаю…
Помощник попятился, дверь бесшумно закрылась.
Хозяин кабинета остался наедине со своими тревогами.
Николай Николаевич, высокий, худощавый, выбрался из-за письменного стола и несколько раз стремительно прошел от одной стены своего просторного кабинета до другой – до той, на которой красовался портрет президента в темной дубовой рамке. Президент на фотопортрете выглядел довольно моложаво, его улыбка была искренней и радушной. Но Николай Николаевич хорошо знал этого человека и понимал: все это радушие – для фотографа. На самом деле президент далеко не так приветлив и простодушен, как выглядит на фотографиях и на экране телевизора.
«В жизни ты совсем не такой. Ой, совсем не такой, я-то уж знаю… Ладно, – решил Николай Николаевич, – надо связаться с председателем и обо всем ему доложить. Пусть сам дальше разбирается. Все, что зависело от меня, я уже сделал».
Рыжаев с досадой и сомнением посмотрел на телефон, на один из многих, стоящих на узком столе-приставке, это был прямой телефон – без диска.. Неприятная миссия – приносить дурные вести…
«Черт побери, денег ведь уже ждут! Завтра в полдень они должны оказаться в Москве. А если Прохоров ранен, то об этом не может быть и речи. Сейчас все, что будет происходить в этой долбаной Женеве, станет достоянием журналистов. Значит, операцию нужно остановить».
Но принять подобное решение, не посоветовавшись со своим шефом, Николай Николаевич не мог. Он уселся в кресло, опять посмотрел на телефон и все-таки снял трубку.
– Василий Степанович, Рыжаев беспокоит… – произнес Николай Николаевич, когда услышал «Алло!» на другом конце провода.
– Что у тебя, Николай Николаевич?
– Плохие новости из Швейцарии.
– Что значит плохие новости? Говори конкретно.
– Артем Прохоров ранен.
– Как ранен?! Кем?! Что ты несешь? – рявкнул Черных.
– Только что мне звонили из консульства. Все было как всегда: Прохоров прибыл в банк, обо всем там договорился, оформил бумаги, разрезервировал счета и завтра должен был получить…
– Ясно, ясно. Так что там все-таки случилось?
– А в это время в банк ворвались вооруженные люди. То есть, проще говоря, началось ограбление. И Прохоров, как мне стало известно, повел себя довольно странно, ну, его и подстрелили.
– Серьезная рана?
– Не особенно, но в клинике он проторчит долго.
То, что Николай Николаевич услышал от Степаныча в следующую минуту, не шло ни в какое сравнение с выражениями, которые сам Рыжаев употреблял в разговоре с консулом. Однако в голосе председателя чувствовалась растерянность и даже страх.
– ..когда это случилось? – последовал вопрос.
– Сегодня во второй половине дня между четырьмя и пятью.
– Черт бы вас всех подрал! Ничего невозможно поручить! Что, он не мог взять с собой охрану? Если бы ему было нужно, взял бы десять человек.
– Охрана ему потребовалась бы завтра. А сегодня Прохоров не рассчитывал, что что-то произойдет.
– Ты его выгораживаешь?
– Я никого не выгораживаю, – поспешно ответил Рыжаев, не любивший брать чужую ответственность на себя.
Черных не скрывал своей встревоженности.
– Что станем делать?
– Я считаю, надо остановить операцию. Сейчас там куча журналистов, все так и крутятся рядом, пытаются разнюхать, что произошло.
– Ты представляешь, что будет, если хоть что-нибудь вынюхают?!..
– Надеюсь, не успеют. Я сделал все, что мог: связался с консульством и приказал им предупредить управляющего банком, чтобы молчал как рыба.
– Вот это правильно, Николай Николаевич. Чем меньше людей будет знать… Думаю, банк тоже не заинтересован в разглашении информации.
– Да-да, я так и сказал консулу. Пусть припугнут управляющего, что мы переведем все наши деньги из этого банка, и они не будут получать свои проценты.
– Правильно, Николай Николаевич, – голос председателя вновь обрел твердость и уверенность. – Зайди-ка ты ко мне сейчас.
– Так ведь у вас встреча с финнами.
– Хрен с ними, подождут минут двадцать. Дело, о котором мы говорим, важнее. Ведь не дай Бог скандал!
И так кругом только и слышно: «Правительство – в отставку!», «Президенту – импичмент!». Не стоит докладывать ему о том, что произошло.
– А могут доложить?
– Тебя это не касается. Я уж побеспокоюсь. Быстро ко мне!
– Сейчас буду.
Рыжаев, положив трубку, вздохнул с явным облегчением. Он доложил – и, таким образом, свалил с себя часть ноши. И теперь вся ответственность за принятые решения ложится на плечи «главного нефтяника».
В случае чего он, конечно, сумеет выкрутиться, пострадают его помощники, замы, которых сдадут с невероятной легкостью. Но это будет падение на подстеленную соломку, а не свободный полет в пропасть.
«Ну что ж, надо идти разговаривать».
Николай Николаевич взял папку с золотым тисненым орлом на обложке. В папке, кроме четырех чистых листов бумаги, тоже с гербами, ничего не было. Перед выходом из кабинета Рыжаев взглянул в зеркало. Выглядел он неважно, да и не мудрено: стрессовые ситуации никого не красят.
– Если меня кто спросит, – сказал Рыжаев своему помощнику, – я у председателя.
– А когда будете, Николай Николаевич?
– Когда буду, тогда и буду.
Помощник догадался: произошло что-то очень серьезное. Ведь если бы где-то на Дальнем Востоке или в Сибири отключили электричество на территории равной Франции и трем Бельгиям или бы потерпел крушение состав, перевозящий токсичный груз, вряд ли Николай Николаевич Рыжаев стал бы так волноваться.
Помощник, поработав два года в Кремле, успел изучить своего шефа. Шеф отличался уравновешенностью и выдержкой и если уж волновался, значит, действительно произошло что-то из ряда вон выходящее.
После ограбления банка, свидетелем которого он оказался, Глеб Сиверов долго не мог успокоиться. Он снова и снова прокручивал в уме события и корил себя за то, что не попытался воспрепятствовать бандитам. Ему казалось, вмешайся он – и все повернулось бы иначе, не пострадали бы ни в чем не повинные люди, которых Глебу было искренне жаль, и налетчики не остались бы безнаказанными. Сиверова не покидало чувство вины.
«Затаился, как мышь, – ругал себя Глеб, – а ведь мог бы проучить негодяев…»
Эмоции Глеба брали верх над здравым смыслом, и те доводы, которые он приводил в свое оправдание, он сам же и отметал.
«В принципе, это не мое дело. Полицейским платят деньги, и немалые. Так что пусть стражи порядка и отрабатывают свое жалованье. Я же прибыл сюда совершенно по другим делам, как принято говорить – по личным… И все-таки я повел себя как трус».
Мучимый угрызениями совести. Сиверов вошел в свой отель и увидел, что проживающие и обслуживающий персонал столпились у телевизора в огромном холле.
– Господин Каминский, вам звонили, – немолодой портье в черной жилетке и черной бабочке под воротом белой крахмальной сорочки подал Глебу листок бумаги, на котором был написан телефонный номер. – Просили перезвонить.
– Благодарю вас.
Глеб сразу понял, что это звонила Ирина.
– Вы знаете, что произошло? – портье немного растерянно улыбнулся. – На моей памяти у нас такого не случалось.
– Что стряслось?
– А вы посмотрите.
Глеб взглянул на экран телевизора. На фоне банка стояла молоденькая тележурналистка с микрофоном в руке и рассказывала, что два часа назад этот банк был ограблен, что есть жертвы, а самое главное – грабители скрылись, захватив трех заложников. Назывались имена и фамилии заложников, и, как всегда в подобных случаях, журналистка пустилась в рассуждения о том, насколько не оперативно работают охрана банка и полиция, что бандиты своей гнусной выходкой испортили многим честным людям рождественские праздники.
