Бармен подал два бокала.
— Лимон будете? — спросил он.
— По-моему, это тоже русская традиция, — задумался француз.
— Я даже знаю ее происхождение.
Глеб грел коньяк в ладони, пропустив ножку рюмки между пальцев.
— Интересно… Абсолютно не русские вещи — и коньяк, и лимон.
— Как назывались заводы, производившие коньяк до революции?
Француз пожал плечами.
— Заводы Шустова. Именно он, первый в Российской империи, решил производить коньяк, сделал это в Армении, где больше солнца. Ну и конечно же, чтобы сделать рекламу, угостил царя своей продукцией. Подарил ему бочонок. Император был человеком тактичным, коньяк ему страшно не понравился, и, чтобы перебить вкус, он попросил лимон — закусить. Шустов понял, в чем дело. Но мужик он был хитрый и раструбил о том, что его коньяк нужно непременно закусывать лимоном, как сделал это сам император.
— А я-то думал! — рассмеялся француз. — Лимон перебивает всякий вкус и всякий запах, даже рыбный, — он приподнял бокал, подмигнул Глебу и сделал маленький глоток. — Чем дольше сохраняется во рту вкус, тем лучше коньяк.
Глеб хлопнул себя по карману:
— Сигареты забыл в купе, сейчас принесу.
— Воспользуйтесь моими, — Макс открыл пачку.
— Ваши для меня слишком слабые, я привык к крепким.
Глеб вернулся в купе и тут же открыл сумку Макса. Все отснятые кассеты Фурье прихватил с собой в бар. В сумке же лежали чистые, еще не распечатанные. Глеб сам видел, как на «Славянском базаре» Макс подписывал отснятые кассеты. В вещах ничего подозрительного не нашел, ни пистолета, ни компрометирующих документов. Картина, упакованная в глянцевый плакат с суперкроссвордом и перевязанная мохнатой пеньковой веревкой, стояла на полке.
Глеб развязал узел, снял обертку. Теперь он мог внимательнее рассмотреть картину. Женщина на полотне улыбалась, ей улыбнулся и Глеб. Он ловко отогнул гвозди и вынул полотно из рамы. По краям оно оказалось записано темперной краской.
«Странно. Раньше полотно было записано, и недавно темперу смыли.»
Даже по жалким остаткам живописи было видно: сделана она была в стиле соцреализма. Наверху просматривался кусок кумачового лозунга и самые верхушки написанных охрой букв, по которым нетрудно было восстановить и всю надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
Поскольку Сиверова интересовала не живопись, а то, использовал ли Фурье картину в качестве тайника, он вновь завернул полотно в плакат и перевязал поверху бечевкой. С сигаретной пачкой в руке Глеб вернулся в бар.
Макс делал вид, что тянет всю ту же самую рюмку коньяка. Рюмка, конечно, осталась прежней, но коньяк был налит повторно. Алкоголь хорошо снимает стресс, а Максу не хотелось показывать свою слабость. Свою работу Сиверов выполнил и поэтому тоже мог позволить себе выпить.
Выпить, в понимании Глеба, означало граммов двести-двести пятьдесят, так, чтобы алкоголь пошел в радость. Он, конечно, мог выпить и больше, но в крайних случаях, когда требовалось подпоить собеседника. В ответственных ситуациях Сиверов практически не пьянел.
Француз захмелел быстро, как бывает со всяким, кто получит временную передышку, а потом дорывается до спиртного. Когда Глеб завел его в купе, Макс сразу же рухнул на полку, пробормотал пару фраз по-французски и заснул.
«Я мог бы посмотреть его вещи и теперь, зря старался — улыбнулся Глеб, — лучше всего сейчас отдохнуть, я заслужил отдых.»
Серей Петрович Максимов, или попросту Серж, своей жизнью был доволен вполне. Четыре года он уже официально работал оператором французской государственной телекомпании ТМ-6 в России. Гонораров и зарплаты ему вполне хватало на женщин, выпивку, путешествия и на то, чтобы ко всему этому снимать неплохую трехкомнатную квартиру в районе Садового кольца, в пятиэтажном кирпичном доме.
Сергей ждал гостя, своего старого знакомого французского журналиста Макса Фурье, который обещал быть во второй половине дня. Тот позвонил ему ночью со «Славянского базара» из Витебска, нес какую-то околесину, просил никому не говорить о его приезде. Сергей мало что понял, кроме того, что Фурье приедет.
С утра Сергей съездил на рынок, затем в супермаркет. Вернулся домой с двумя огромными сумками еды и сразу же принялся распихивать все по холодильнику: мясо, фрукты, овощи, бутылки с алкоголем. Максу Фурье он был обязан многим, а самое главное, работой. Это не без его помощи он устроился на довольно-таки хорошо оплачиваемую работу в московское представительство французского телеканала.
Когда он закончил с продуктами, то тут же принялся за уборку. Квартира в последнее время была сильно захламлена: журналы, книги, фотографии, почтовые конверты, банки из-под пива, пустые бутылки — в общем, самый что ни на есть настоящий гадюшник. Сергей работал быстро. Он был в шортах, в майке, босиком, в целлофановые пакеты запихивал мусор, журналы без системы складывал на стеллажи. На всю квартиру гремела музыка, Сергей дымил сигаретой, иногда пепел падал на паркет, но Серж не обращал на это никакого внимания. Он знал, что после того, как все будет запихано в пакеты, которых в прихожей становилось все больше и больше, он пройдется по полу пылесосом, затем протрет паркет влажной тряпкой, сядет в машину, съездит в прачечную, заберет чистое белье, и будет в его квартире полный порядок.
Но всякая работа требует определенных усилий. Когда весь хлам был рассован по пакетам, а пакеты вынесены во двор, Сергей понял: убирать дальше он не в состоянии, силы иссякли. Да и не любил он, как и большинство мужчин, заниматься женской работой.
— Значит, так, — сказал сам себе оператор, садясь в глубокое кресло и забрасывая ногу за ногу. — Убрать хорошо я не смогу, а времени до приезда Макса осталось ровно шесть часов. Он будет в Москве ровно в четыре. Сделаем вот что, — и Серж схватил трубку радиотелефона.
Быстро по памяти набрал номер.
— Клавдию Николаевну можно?
— …
— Здравствуйте, Клава, — когда Серж услышал знакомый голос, его губы растянулись в улыбке — Клава, родная, мне нужна твоя помощь. Надеюсь, ты не откажешься заработать немного денег?
— …
— Нет? Я так и знал. Прекрасно! Прекрасно! — мягким баритоном говорил оператор в трубку. — Тогда подъезжай, времени у тебя в обрез. Хочешь, возьми кого-нибудь еще себе в помощь.
— …
— Возьмешь дочку? Что ж, прекрасно, приезжай с дочкой. Мне вот что надо… Хотя нет, давай по-другому: ты приезжай, я тебя жду, — Сергей отключил телефон и бросил его в кресло, стоящее напротив него. Он налил себе в стакан минералку, жадно выпил.
«Клавдия с дочкой будут через полчаса, вот они-то все и сделают: окна помоют, постель перестелют, протрут пыль, пол и даже приготовят обед. О чем еще можно мечтать? Мог ли я себе позволить такую жизнь лет пять тому назад? Нет, конечно же. И это благодаря Максу, благодаря ему.»
Макс был «голубым», но Сергея это абсолютно не волновало, он не был во вкусе своего французского приятеля. У того имелись свои пристрастия: он любил молодых парней и с ними развлекался, хотя в Париже у него была жена и трое детей.
«И как это он умудряется, — иногда думал Сергей, — жить с женой, делать ей детей, да еще ко всему этому успевает гулять на стороне с молодыми арабами?»
А почему с арабами, этому было самое банальное объяснение: арабы стоили намного дешевле.
«Пусть поживет несколько дней у меня. Хотя какого черта он будет жить у меня? Он состоятельный человек и может позволить себе снять номер в гостинице. Что-то здесь не так. Ну да ладно, приедет — расскажет.»
Через полчаса в дверь позвонили. Сергей открыл. В двери с большой хозяйственной сумкой в руках стояла женщина средних лет, а из-за ее плеча выглядывала восемнадцатилетняя девчонка в коротеньких джинсовых шортах, в коротенькой майке. Голова девушки была повязана пестрой банданой.
— Добрый день, Сергей Иванович.
— Проходи, Клавдия, и ты, Светлана, проходи. Значит, объясняю, что вам надо сделать. К четырем ко мне приедет друг, значит, все должно сиять, сверкать и вкусно пахнуть. Я думаю, Клавдия, вы успеете.
Женщина осмотрела квартиру, ехидно улыбнулась:
— Вы, Сергей Иванович, ставите почти невыполнимую задачу.
— Доплачу, Клавдия, и еще за сложность, и за срочность. Приступайте, а я поехал в прачечную, привезу чистое белье.
Когда Сергей Максимов вернулся на маленьком джипе из прачечной и внес в квартиру тяжелую стопку постельного белья, в квартире стоял уже совсем другой запах, словно он в ней никогда не курил. Пахло свежестью, чистотой, а из кухни тянуло запахом жареного мяса. Девушка стояла на подоконнике и мыла окна. Она была хороша собой: длинные, стройные ноги, высокая девичья грудь.
Сергей несколько мгновений любовался ею, затем причмокнул языком.
Из кухни в гостиную вошла Клавдия, на ней был чистый передник, волосы прикрывала белая косынка.
