Отец Василий тряхнул головой, отгоняя навалившийся на него шквал самых разных, но большей частью невеселых мыслей, поднялся со скамьи и окольными путями, строго по указанной обноновцем аллейке прошел к своему «жигуленку». С минуту посидел, собрался и поехал в РОВД узнавать, что стало с Санькой. Ничего лучшего он в данный исторический момент сделать не мог.
* * *
На прием к начальнику РОВД Аркадию Николаевичу Скобцову отец Василий попал не сразу. Товарищ начальник был слишком занят сверхважной текучкой. И тогда, чтобы не терять времени и хоть что-то узнать, отец Василий пошел по знакомым милиционерам.
Санькины дела были плохи. Во-первых, его дело почему-то передали ребятам из области, занимающимся борьбой с коррупцией в правоохранительных рядах. Какое отношение имел к этому отделу формально уволенный из РУБОПа Санька, было неясно.
Во-вторых, ему до сих пор ничего конкретного в вину не вменили. Это могло означать, что вину ищут и, вероятно, в ближайшее время найдут.
И, в-третьих, никто и ничего не смог сказать об отношении к Санькиному делу самой пострадавшей стороны – Андрея Пасюка. Мужик словно воды в рот набрал. А от него зависело многое, очень многое…
Так что единственное, что смог узнать отец Василий: Санька сидит в изоляторе, а Макарыча плотно трясут веселые и не по зарплате холеные милицейские парни из области. И эта новость тоже была не из лучших.
Священник искренне поблагодарил свои «источники» и снова побрел в приемную.
– Где вы пропали, батюшка?! – аж подскочила со своего вертящегося стула секретарша. – Аркадий Николаевич вас уже три раза спрашивал! Я даже в храм звонила!
Она была так раздосадована, словно этот звонок в храм стоил ей несанкционированной потери девственности. Священник удивился, но виду не подал и сел на стул дожидаться момента, когда его пригласят в кабинет. И буквально через пару минут предстал перед Аркадием Николаевичем.
– Присаживайтесь, батюшка, – пригласил его главный милиционер города.
– Спасибо.
– Времени у нас в обрез, поэтому я сразу перейду к делу, – начал Скобцов.
Священник не возражал.
– Мы, Михаил Иванович, – назвал его мирским, строго по паспорту, именем начальник РОВД. – Мы, конечно, понимаем, что вы у нас единица как бы номенклатурная…
Отец Василий пожал плечами.
– Но! – поднял палец вверх Скобцов. – То, что происходит в последнее время, не укладывается ни в какие рамки.
– Я тоже так считаю, – согласился священник. – Это высосанное из пальца дело на Мальцева…
– Да не в Мальцеве дело! – закричал Скобцов. – Не суйтесь вы в чужой приход! С лейтенантом Мальцевым мы и сами разберемся! В вас все проблемы упираются! В вас и только в вас!
Отец Василий изобразил удивление, а главный милиционер сердито начал перебирать на столе бумаги, а потом хватанул всей стопкой об стол, поднялся и походкой важного, но бесконечно измотанного тупостью подчиненных и прочих сограждан человека прошел к окну.
– Не суйтесь вы не в свое дело, батюшка, я вас очень прошу! – с болью в голосе произнес он. – Ну кой черт вас надоумил к этому Роману соваться, да еще перед самым обыском?! Мне Макарыч уже всю плешь из-за этого случая проел! А что у вас получилось с этой ложной наводкой на героин? Вы хоть знаете, чей груз Макарыч задержал? – Скобцов понизил голос до трагического шепота. – Самого… Потапова!!! Меня по этому поводу уже во все дыры все кому не лень поимели!
– Жаль, – искренне посочувствовал отец Василий.
– Ничего вам не жаль, – как-то болезненно отмахнулся начальник милиции. – Только строите из себя… святошу, – он вернулся в свое кресло, набрал в грудь воздуха и подытожил: – Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом. И поскольку я крестить младенцев не берусь, то и вы, пожалуйста, мне не мешайте. А если непонятно, то смотрите, я и другие рычаги воздействия имею…
Отец Василий насторожился. Сейчас должно быть сказано главное.
– И будьте уверены, я вполне могу задать пару неудобных вопросов и по поводу ваших связей с местным авторитетом Якубовым, и по поводу ваших отношений с конкурентами господина Потапова, сорвавшими ему поставку муки в Астрахань, и по поводу вашей странной заинтересованности в судьбе коррумпированных офицеров среди наших бывших работников.
Скобцов встал, давая понять, что аудиенция закончена.
– Тогда и я вам кое-что скажу, – поднялся со стула отец Василий, и сразу стало заметно, что он выше начальника РОВД чуть ли не на голову. – Начальники приходят и уходят, а дела уголовные рассыпаются так же стремительно, как и заводятся – такова жизнь. А вот зачем вы это со своей душой делаете, этого я никак в толк не возьму.
– С какой душой? – растерялся мент.
– Со своей бессмертной душой. Перед мирским начальством-то вы как-нибудь выкрутитесь, а перед всевышним?
Священник абсолютно серьезно, без тени язвительности или гордыни поклонился и вышел за дверь.
* * *
В храмовой бухгалтерии его встретил уже немного пришедший в себя после всего вчерашнего отец Кирилл, серьезно сообщивший, что, поскольку положение у отца Василия весьма непростое, он, как человек ответственный, намерен остаться в Усть-Кудеяре на некоторое время еще. «Пока опухоль не спадет, – решил про себя священник. – И правильно, в патриархии все равно все поймут по-своему…»
Потом прибежал диакон Алексий, на которого была возложена почетная обязанность организации побелки и покраски подсобных помещений при храме, и начал дотошно выяснять, какую краску ему покупать: подешевле и попроще или получше, но подороже. Диакон никак не мог принять самостоятельное решение, отчего его монолог становился до ужаса похожим на «маленькие, но по три или большие, но по пять».
– Бери получше, – решил одним ударом разрубить этот гордиев узел священник, но не тут-то было: как выяснилось в последующие четверть часа, среди той краски, что получше, тоже был выбор: финская, немецкая или испанская…
Незаметно подступило время вечерней службы, и отец Василий с облегчением окунулся в пронизывающую его до самых отдаленных уголков души атмосферу богослужения. И только под самый конец, едва отойдя от своего странного разговора с начальником городской милиции, он вдруг увидел эти глаза.
Отец Василий сразу распознал в нем бывалого уголовника – насмотрелся за свою жизнь на таких. Но это был не простой урка – на его помятом жизнью лице явно читался отпечаток власти. Большой власти.
Священник завершил службу и подошел. Он не сомневался, что этот человек пришел не на службу – он пришел к нему, лично к нему.
– Что вам угодно? – официально поинтересовался отец Василий и даже кожей почувствовал на себе этот встречный недобрый, несмотря на улыбку, взгляд.
– Я – Гравер, – ровным голосом сообщил визитер. – Поговорить пришел.
– Пошли, Гравер, – кивнул священник и провел гостя в беседку: ни в храме, ни в бухгалтерии такая беседа состояться не могла – он это чувствовал.
Они сели напротив, ровно напротив.
– Правду говорила братва, – все тем же ровным голосом произнес визитер. – Видна в тебе ментовская порода. За версту видна. Бога не боишься?
Начало было интересным.
– В тебе тоже порода видна, – встречно отметил священник, опустив замечание по поводу его отношений с богом. – И что теперь?
– Я человек верующий, – поставил попа в известность Гравер. – Мне в храм божий прийти не западло. Это чтобы ты понимал.
– Я понимаю, – кивнул отец Василий. – Не был бы верующим, не пришел бы.
– Точно, – подтвердил визитер и сразу перешел к делу. – Я не понял, поп, ты что, братве войну объявил?
– Почему такой вывод? – сухо поинтересовался отец Василий.
– Да числится за тобой всякое… – не моргнув, пояснил гость. – Нашего брата с дурью мусора у твоей хаты взяли. К Роме ты с ментами зачастил. Жираф, люди говорят, на твоей совести тож…
– Жираф отморозок, – возразил священник.
– Согласен, – кивнул собеседник. – Жираф получил, что заработал.
– А милиция меня о своем визите к Роману не предупреждала, – продолжил отец Василий. – Впрочем, как и киллеры тоже. У тебя что-нибудь еще?
– Слишком много совпадений, – констатировал собеседник. – Не всем это нравится…
– Допускаю, – согласился священник.
Было бы странным, если бы, например, поимка Сережи нравилась всем. Ах да! Эти «все» ведь не знают, что Сережа стучит ментам!
– Будь осторожен, поп, – впервые за весь разговор улыбнулся Гравер, и было в этой улыбке что-то змеиное. – Людям нравится ясность. Поп должен быть попом, а мусор – мусором. Не садись не в свои сани…
«Кто-то мне это уже говорил, – напряженно пытался вспомнить отец Василий. – Но кто?!» И вдруг вспомнил! Как там сказал Скобцов? «Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом». Именно так, с расстановкой.
– Не ты один так считаешь, Гравер, – улыбнулся он. – Мне сегодня то же самое Аркадий Николаевич говорил. Почти слово в слово.
