Лицо у Абрамова было такое, словно он целый лимон только что сжевал без сахара. Говорить об этом ему явно не хотелось. Но Андрей не отступал.
— Да не молчи, объясни, в чем дело-то!
— Ладно. Понимаешь, Рената полковник прикрывает.
— То есть как?
— А так вот. Не дает его особо трогать. Мякишев пытался — так его Попцов тут же к себе вызвал и намылил шею. Дескать, не придирайтесь, товарищ капитан, к одному из лучших солдат. Я сам пару раз Рената ловил на тех же драках, на самоволке. И оба раза сам же оказывался крайним, а ему максимум устный выговор. С тех пор тоже его трогать перестал — смысла нет, только неприятностей сам же и наживешь.
— Ни хрена не понимаю, — растерянно сказал Андрей. — А зачем Попцову этого татарина прикрывать?
— Полегче чего спроси! Сами уже все головы сломали.
— Полкаш же никогда в эти дела не лез, давал Мякишеву полную свободу действий.
— То-то и оно. А теперь вот не дает. Мякишев пытался с ним откровенно поговорить, выяснить, в чем дело. Не говорит ничего полкаш. Дескать, никакого особого отношения к Ренату Нигматуллину у него нет, но придираться к хорошему солдату он не позволит. Наоборот, будет его на повышение продвигать.
— Ерунда какая-то.
— Не то слово. Мы уж думали, может у Нигматуллина родня влиятельная.
— Тогда бы он в армию не попал, — сказал Андрей.
— Ну, мало ли. Вдруг поссорился с родней как раз перед призывом. Или папаша принципиальный оказался, знаешь, бывают такие. Типа, раз сам отслужил, то и сын пусть служит. А когда попал сын в армию, напрягли родственники какие-нибудь связи, вот полкаш его и прикрывает.
— А что… — протянул Андрей, — вполне логичная версия.
— Была бы логичная, если бы не одно «но».
— Какое?
— Это особое отношение к Нигматуллину не сразу началось.
— А когда?
— Да где-то через полгода, как он к нам пришел.
— А когда он пришел?
— Чуть меньше года назад.
— То есть особое отношение месяцев пять назад началось?
— Да.
— Ну, может, до этого родственники не подсуетились.
— Может, и так. Но странно это. Все же нормальные люди прекрасно понимают, что если парню в армии и придется хреново, то как раз первое время. Какой же смысл сначала ничего не делать, а потом куда-то лезть, связи напрягать, когда самое сложное для него время уже кончилось.
— Согласен, — кивнул Сабуров.
— С другой стороны, никаких иных причин, почему полковник его прикрывает, я не вижу.
«Надо бы проверить версию насчет влиятельной родни этого типа, — подумал Андрей. — Светка это сможет сделать».
— Как, ты сказал, его фамилия? — спросил он.
— Нигматуллин.
— А отчество?
— Не помню, честно говоря. Но если надо, могу узнать. А зачем тебе?
— Да так…
— Так мне узнать или нет?
— Ладно, не надо.
В принципе, и имени с фамилией Светке должно было хватить. У нее наверняка есть возможность доступа к базам данных Минобороны, номер части тоже известен — этого вполне достаточно.
— В общем, — заключил Абрамов, — хорошо, что ты им навалял. Немного сбавят обороты засранцы, а то никто им отпора дать не мог никак.
— Что-то, я смотрю, хреново у вас тут дела идут последнее время, — не удержался Андрей. — И с абхазами отношения плохие, и на самой базе дрянь какая-то творится.
— Не говори, — покачал головой Абрамов. — Главное, правда ведь, именно последнее время. Раньше ничего такого не было.
«Вот это и подозрительно, — подумал Андрей. — Миротворцы мешают вторжению, и тут у них всякие неприятные странности начинаются. Вряд ли это случайность».
С другой стороны, никакой прямой связи ему увидеть не удавалось. В самом деле — на главную проблему для грузин, то есть на факт наличия у границы российских миротворцев, все эти неприятности повлиять никак не могли. Так зачем же их тогда организовывать? Это ведь не так уж просто, риск попасться есть. Может, это случайность все-таки?
«Нет, — думал Андрей, шагая к выходу с базы. — Скорее всего, в этом есть какой-то скрытый смысл, который я пока просто разглядеть не могу».
Что ж, визит к абхазам мог дать еще какую-нибудь информацию к размышлению.
Андрей быстро шагал по пыльной дороге. Настроение было паршивое, никаких следов от ностальгии по знакомым местам в душе не осталось. Визит в абхазский поселок особо полезной информации не дал, а вот настроение Сабурову подпортил сильно. В самом деле, отношение к русским здесь поменялось радикально. Полтора года назад абхазы к нему относились как к своему, а теперь как к неприятному чужаку. А ведь он демобилизовался за год до того, как у них отношения с миротворцами ухудшились. И сейчас никакого отношения к базе не имеет! Тем не менее даже те абхазы, с которыми он был неплохо знаком, кого считал если не друзьями, то хорошими приятелями, смотрели на него косо и разговаривали нехотя. В дом ни один не пригласил — это много что значит, особенно помня о традиционном кавказском гостеприимстве. Здесь не зовут в гости, только если очень плохо относятся.
Впрочем, несмотря на неласковый прием, кое-что узнать Андрею удалось. Правда, полученная от абхазов информация в основном только подтверждала то, что он уже знал. Да, последнее время русские в селе вели себя плохо. Обидели старую Хашиг, нехорошо сказали про дочку Мурмана, у Астана, когда вино покупали, две бутылки разбили — и не то что заплатить, даже извиниться не подумали. Даже здороваться и то перестали! Когда это началось? А несколько месяцев назад и началось. Сначала особого внимания не обращали — ну, мало ли, всякое случиться может, да и люди разные бывают. Но чем дальше, тем такое неуважение чаще проявлялось. Так-то вот.
Насчет того случая, когда за девушкой кто-то гнался, Андрей тоже пытался расспросить, даже узнал, что это за девушка, нашел ее — благо еще со времен службы жителей села знал неплохо. Но разговаривать с ним девушка не хотела. Андрей минут за десять из нее всего несколько предложений выдавил. Да, гнались. Вечером это было, поздно. Кто-то сначала в лесу зашумел, потом оттуда два человека выскочили и к ней. Она от них убежала. Нет, разглядеть толком не разглядела, темно было. Но, кажется, были в форме. Кричали ей, чтобы остановилась? Да. По-русски кричали. Чего хотели? А откуда ей об этом знать?
На этом разговор с девушкой пришлось прекратить — из дома ее отец вышел и так на Сабурова взглянул, что ему сквозь землю провалиться захотелось. Впрочем, он набрался смелости и спросил у мужчины, не искал ли он тех, кто за его дочерью гонялся. Абхаз почти минуту молчал, потом все же снизошел до ответа. Да, он искал. Как только дочь прибежала в дом, он с сыновьями пошел этих негодяев искать. Но не нашел.
По выражению лица абхаза было видно, что больше разговаривать он не собирается. Андрей решил оставить его в покое — большего добиться было нереально. И за то, что есть, спасибо.
Насчет пропажи овец Андрей тоже узнал немного. Пропадали. Три раза это было, последний раз неделю назад. Один раз чабан видел вора. Вот и все — ровно то, что Сабуров от капитана Мякишева знал. Но этого было мало, а больше можно было только от самого чабана узнать. И Андрей, немного подумав, отправился к нему. Очень уж подозрительными ему эти кражи казались, и, в отличие от всех прочих происшествий, здесь у него был шанс что-то выяснить — появилась одна идея. Только поторопиться надо, времени уже немало, а нужно ведь к восьми часам на базе быть.
Сабуров зашагал быстрее. Вскоре он дошел до поворота — здесь дорога огибала довольно высокий холм. Свернув, он сразу увидел стадо — овцы, козы и коровы разбрелись довольно далеко, до ближайших было метров сорок, а до тех, что находились дальше всех, минимум триста. Андрей остановился, присмотрелся, стараясь найти взглядом чабана. И уловил краем глаза какое-то движение. Быстро развернулся и увидел двух несущихся вниз по склону холма собак. Здоровенные кавказские овчарки, звери, которые в единоборстве волка побеждают — они неслись прямо на него. Выше, метрах в пятидесяти, за ними спешил человек с посохом. Примерно столько же отделяло собак от Андрея.
Никакого оружия у Сабурова с собой не было. Но, к счастью, Андрей обладал очень полезным свойством — в стрессовых ситуациях он не цепенел, не терялся, а, наоборот, начинал действовать четче, рефлексы, память — все обострялось. И, тоже к счастью, в ту подготовку, которую он последние месяцы на базе ФСБ получал, входило и кое-что касательно правильного обращения с собаками.
Андрей не совершил самой главной ошибки — не запаниковал, не побежал. От крупной собаки не убежишь, только ее инстинкты хищника подстегнешь. Убегает — значит, жертва. Вместо этого Андрей спокойно пошел вперед, навстречу псам. Именно спокойно — обычным шагом, с нейтральным выражением на лице — ведь мимику человека собаки тоже прекрасно понимают. Это было не сумасшествие, а, напротив, точный расчет. Инструктор-кинолог совершенно ясно говорил: собака, привыкшая к обществу людей, бросается на человека, только если полностью уверена в том, что это правильно. А как это подтверждается? Да поведением жертвы! Если боится, если убегает, если пытается отбиваться — значит, все правильно, можно и нужно нападать. А как этой уверенности пса лишить? Спокойствием. Полным спокойствием. Если стоял — стой, если шел — иди, если сидел и книжку читал — продолжай читать. Ни малейших признаков страха или агрессии. Можно разве что слегка прикрикнуть на пса — уверенным, хозяйским голосом, но негромко, неагрессивно. Такое поведение сбивает пса с толку, лишает уверенности. Конечно, такие приемы не сработают, если собака с пары метров неожиданно бросается — она просто ничего понять не успеет. Но вот если она нападает с какого-то расстояния, то почти на любого пса такая тактика влияние окажет. Андрей сам видел эксперименты — как злобных доберманов натравливали на человека, идущего вдоль их клеток. Если человек вообще не реагировал на их рычание, броски, то собаки как-то терялись, сбавляли обороты, многие и вовсе замолкали, отходили в сторону. Но стоило только хоть чуть-чуть попятиться, как они просто в неистовство приходили. Собственно, ничего удивительного — если жертва ведет себя как жертва, если она боится, то такую нужно порвать. А вот если не боится, то лучше не лезть на рожон. Конечно, собаки так не думают, но за них думает инстинкт, а это еще лучше, ему они подчиняются безоговорочно. Андрей потом и сам пробовал — на него, одетого в специальный защитный костюм, натравливали собак. И когда удавалось сохранить спокойствие, псы практически всегда тушевались. Конечно, бывали и исключения — в основном это касалось бойцовских пород, у этих псин мозгов практически нет, одни зубы и агрессия. Но в большинстве случаев методика работала.