– Рахман, скорее всего, из района буровой вышки, а Абдулло где-то совсем рядом бродит, километрах в трех-четырех…
– А у Абдулло акцент не афганский, – заметил Алан. – На таком фарси говорят в Душанбе.
– Ты уверен? – внимательно посмотрел на него Сарматов.
– Обижаешь, командир!..
– Ну, тогда это действительно он! – задумчиво, как бы размышляя вслух, сказал майор.
– Кто «он»? – в один голос спросили Алан и Савелов.
– Бывший майор советской милиции Абдулло Курбанов, – ответил Сарматов. – Этот мент, выходец из Куляба, в семидесятых сколотил в Таджикистане хорошо законспирированную бандитскую группировку. Грабежи, убийства, наркотики, сомнительные услуги партхозбоссам республики. Его подвиги всплыли при расследовании «хлопкового дела», и мы сели ему на хвост… Но кто-то его предупредил, и вся банда ушла в Афганистан…
– Я читал оперативку, – вставил Савелов. – При прорыве через границу банда ухлопала девять пограничников.
Сарматов кивнул в знак согласия и продолжил:
– Сейчас Абдулло один из самых непримиримых и влиятельных полевых командиров. Отличается садистской жестокостью и патологической жадностью. Знает местные нравы и язык, легко входит в контакт с нашим изначально воровским интендантским племенем и за доллары получает все – от гранатометов до гаубиц, которые втридорога перепродает другим бандам. Но основной бакшиш – наркотики. Пользуясь старыми связями, переправляет «дурь» на нашу сторону, а там бог знает куда!..
– Раз Абдулло нас обнаружил, почему бы нам не взять его за яйца? – спросил Бурлак.
– Посмотрим! – произнес Сарматов. – Торопиться нам, пока полковник не очухался, некуда. А Абдулло?.. Он будет кругами ходить, рыскать вокруг миллиона баксов и на свою территорию никого близко не подпустит. Алан, передай мужикам: костер не жечь, вход замаскировать, разговаривать вполголоса – в ущелье каждый чих на десять верст слышен.
Алан повернулся и ушел в пещеру.
– Я тоже занимался Средней Азией, – сказал Савелов. – В отчете наверх тогда указал, что теневая экономика здесь срослась с партийными ханами и беками и что «хлопковое дело» смертельно напугало их и они будут искать способы избавления от тяжкой московской десницы…
– И что?.. – устало спросил Сарматов.
– Сначала делу дали ход, а когда увидели масштабы коррупции и поняли, какой моральный ущерб несет партия, дядечки из «членовозов» испугались. Однако они не учли, что очень скоро таких, как Абдулло, их новые хозяева пошлют поднимать зеленое знамя ислама.
– Пакистанцы?..
– В первую очередь штатники.
– Им-то что до ислама?
– Да не ислам им нужен. Из-за среднеазиатской нефти, газа, урана они, если надо будет, язычество поднимать начнут!.. Именно они разыгрывают эту карту…
– Не дураки! – кивнул Сарматов. – По китайскому принципу: «выигрывает тот, кто сидит на горе и смотрит на дерущихся в долине тигров». А тут еще Брежнев, Андропов с Устиновым начали войну в Афганистане и тем самым подыграли им с листа…
– Ты их не трогай, – вдруг взорвался Савелов. – Они ведь верили в то, что делают. Не думай, что такие уж они мудаки.
– А я ни о чем не думаю! – вскинулся Сарматов. – Мне приказали пахать войну – я и пашу ее согласно понятиям чести и присяги!
– Человек войны! – задумчиво произнес Савелов и посмотрел на него: – Завидую я тебе, Сармат! Ты действительно на войне как рыба в воде. А я?.. На маневрах, на разборках в штабах она выглядит такой красивой, а вот так – мордой в морду…
– От крови, пота и блевотины с души воротить стало, ваше благородие?.. – зло спросил Сарматов.
– Воротит, – согласился Савелов. – Но не в этом дело… А в чем, я, наверное, толком объяснить не смогу.
– Чего объяснять? – усмехнулся Сарматов. – Просто не в тот ты поезд сел, капитан…
– Возможно! – кивнул Савелов. – А возможно, что я просто заблудившийся человек и мне безразлично, куда и зачем я еду. С профессорскими сынками такое случается… Понимаешь, в силу, как ты называешь, родственных связей я вижу, как у нас наверху все насквозь прогнило, все смердит… Как перед концом света… Все пытаются нахапать, нажраться впрок… В это время необходимо иметь какую-то точку опоры, а руки ловят лишь пустоту… А во что превратилась наша служба?.. Побывай в любом строевом полку, дивизии – сколько пьяни или просто ворья, деревенщины без чести и совести. И может быть, хорошо, что Афган засветил, что такое наша армия!.. Ты говоришь, что войну пашешь, а «полканы» и «лампасники» тем временем дачи себе строят, квартиры делят… Сам же знаешь, как комбаты с восемнадцатилетними салагами из боев не вылезают, а тыловики загоняют «духам» все – от солдатских носков до ракет «земля – воздух»!
– Ты кончай меня лечить! – резко отстранился Сарматов. – Деревенщина. Вахлаки офицеры… Это зависит от точки зрения. Двое смотрят в лужу. Один видит грязную лужу, а другой – звездное небо в ней.
– Верно, но лужу можно потрогать, а звездное небо нет… Впрочем, возможно, виной всему мои комплексы…
– И давно они у тебя появились? – в голосе Сарматова послышалась нескрываемая ирония.
– С того времени, как застрелил того зэка, помнишь? – ответил Савелов, не обратив внимания на издевательский тон. – Тогда будто кто-то другой, а не я на гашетку нажал… Он упал и уплыл на льдине, как черный крест, помнишь?
– Крест! – кивнул Сарматов. – Может, капитан, чтобы снять его с себя, ты и пошел с нами?..
– Если сказать откровенно, то да! И это тоже. Но не только… Есть здесь еще одна причина – личная…
– Ну, весь интим можешь оставить при себе! – саркастически заметил Сарматов.
– Игорь, мы в капкане, а в гости к богу легче голым. Хочу, чтобы между нами ничего не стояло, – потупив глаза, сказал Савелов.
– А разве между нами еще что-то стоит? – обронил Сарматов.
– Стоит. Женщина… Моя жена, – не поднимая глаз, отчеканивая каждое слово, сказал Савелов.
– Не понял?
– Что же здесь понимать?.. Я люблю свою жену, а она… она любит майора Сарматова, – сказал Савелов. Повисла гнетущая тишина. Через некоторое время Савелов добавил, тяжело вздохнув: – Вот теперь я голый перед тобой и богом.
– Что ты несешь, какая жена? – растерянно воскликнул Сарматов.
– Рита-Афродита… Никарагуа… Жаркое лето восемьдесят пятого… Кофе и любовь – на крови…
– Но… но… – Сарматов отвел глаза и сдавленно пробормотал: – Я ее больше никогда не видел.
– Какое это теперь имеет значение?.. Завтра, послезавтра на вон тот, ближний к нам, склон, как горох, посыплются «духи»… И можешь быть уверен – офицерской чести я не испоганю.
– Ты что, белены объелся? Совсем рехнулся! Еще не вечер, Вадим!..
– Да ты не волнуйся, майор! Оно, может, так и лучше будет! – глядя на далекие снежные пики, сказал Савелов и, улыбнувшись одними глазами, побрел к пещере.
Сарматов откинулся назад и уперся затылком в скалу. Он смотрел в белесое раскаленное небо, по которому чертили круги похожие на черные кресты большие хищные птицы. А память услужливо рисовала перед ним совсем другую картину…
Никарагуа
25 августа 1985 года
Широкие лопасти вентилятора гнали в лицо лежащего на топчане Сарматова горячий воздух. В комнату, откинув противомоскитную сетку, проскользнула высокая молодая женщина в белом халате, выгодно подчеркивающем ладную, стройную фигуру.
– Доброе утро! – сказала она и улыбнулась полными чувственными губами.
– Где это я? – спросил Сарматов, оглядывая убогую комнату.
– Все там же, майор… В Никарагуа, – проверяя у него пульс, ответила женщина. – Студентов вчера отправили на Кубу, а твоих завтра…
– Какое сегодня число?.. – заподозрив неладное, спросил Сарматов.
– Двадцать пятое. Ты был без сознания неделю. Шансов, признаться, у тебя было не слишком много. Когда тебя приволокли, акваланг был полон крови. Просто повезло, что осколок не задел артерию!..
– У меня что же, не перелом ключицы?
Она достала из нагрудного кармана халата кусочек оплавленного металла и, показав его, снова спрятала в карман.
– Вряд ли это похоже на перелом… – заметила она. – Хорошо еще, что у меня оказалась та же, что и у тебя, группа крови.
– Вы мне дали свою кровь? – отчего-то покрываясь краской, спросил Сарматов.
– Учти, она у меня бешеная! – засмеялась молодая женщина.
– Может, скажете хоть, как вас зовут?
– Афродита-Рита. Ты еще обещал меня выпороть, помнишь?! – Откинув с лица белокурые волосы, она шепотом спросила: – Это вы в ту ночь у них погром за рекой устроили, да?
– У кого у них? – с деланым видом переспросил Сарматов.
– Ну, на том берегу. Пожар был до небес, и громыхало так, что в нашей общаге стекла чуть не повылетали!
– Не-е, мы тут ни при чем. Мы тогда на кайманов охотились.
– Зачем вам кайманы? – недоверчиво улыбнулась она.
– Для зоопарка. Попросили…
– Скиф, ты не умеешь врать!
